Голодные и усталые, утром 3 апреля мы вернулись в Дуброво.
В тот же день попросились на железную дорогу Бычков и Морозов. С ними отправились Виктор Калядчик и еще несколько ребят. Их постигла неудача. Электродетонатор сработал, взорвались и шашки тола, но плавленый тол не сдетонировал.
Удрученный неудачей, вернулся и Максимук. Фугас с противопехотной миной обнаружили обходчики и стали снимать. Максимук с ребятами открыли огонь по охране, убили несколько фашистов, но заряд спасти не удалось.
Пантелей сообщил, что под Калиновичами выгрузились каратели и заняли несколько прилегающих деревень. Есть опасение, что двинутся в наш район. Я принял решение направить туда разведку. Вызвались на это дело Кадетов, Кашпоров и Гуськов. Рано утром верхом они выехали в деревню Бояново. Позже Гуськов рассказал нам, что там произошло.
В деревне все было спокойно. Женщины с деревянными бадейками на коромыслах сновали от жилья к колодцу. В домах топились печи. По улице бродила отощавшая за зиму скотина, пощипывая только что пробившуюся траву. Разведчики постучали в ближайшую к лесу хату. Вышла хозяйка. На вопрос: "Нет ли в деревне немцев или полицаев?" - ответила, что нет, и пригласила зайти в избу. Потом несколько раз выходила во двор, с беспокойством осматривалась по сторонам, но ничего подозрительного не заметила.
А между тем отряд карателей огородами подобрался к надворным постройкам ее дома.
Когда бойцы стали выходить из хаты, Коля Кадетов сразу же заметил фашистов и, вскинув ручной пулемет, стал стрелять в упор. Вслед за ним открыли огонь Гуськов и Кашпоров. Ребята защищались отчаянно, но силы были слишком неравны. Ранили Колю Кашпорова. Кадетов успел крикнуть ему, чтобы отходил за укрытие, и тут же был прошит пулеметной очередью. Отстреливаясь из-за домов, разведчики стали уходить вдоль села, и тут Колю Кашпорова настигла вторая пуля...
Каждый по-своему переживал потерю товарищей. Но сильнее всех, наверное, гибель ребят отозвалась в сердце Тита Чупринского, который был особенно дружен с Кадетовым и Кашпоровым. Чупринский ходил мрачнее тучи, глубоко посаженные глаза его ввалились, на Гуськова порой он смотрел так, будто тот был в чем-то виноват.
- Ты уж, Тит, не держи на меня зла, - обратился я к нему, - ведь это я их послал.
- Ну что ты, комиссар, разве я не понимаю... Умом, умом понимаю, а вот сердцем не могу. Не могу поверить, что нет их больше...
Фашистские каратели выкопали яму в неоттаявшем еще грунте и закопали Николая Кашпорова и Николая Кадетова по шею в землю. И только много дней спустя жители деревни Теребово смогли похоронить их на своем кладбище.
8 апреля на центральной площади в Дуброве состоялся митинг, посвященный памяти Николая Кадетова и Николая Кашпорова. Собрались партизаны и местные жители. На митинге мы поклялись отомстить фашистам за гибель товарищей. В тот же день несколько групп подрывников отправились на железную дорогу. Группы возглавили Саша Чеклуев, Пантелей Максимук и Саша Бычков.
Удар по аэродрому
10 апреля из-под Бобруйска вернулся Шарый. Он привез самые свежие сведения о дислокации воинских частей противника в Бобруйске и воинских перевозках по железной дороге. Шарому и сопровождавшим его Калядчику и Сысою удалось обнаружить под Бобруйском тщательно замаскированный аэродром гитлеровцев, местонахождение которого очень интересовало командование фронта. Этот аэродром разыскивала и группа Островского, но у Шарого было больше связей в Бобруйске, и выполнить поставленную задачу ему было легче. Да и местность под Бобруйском прекрасно знали наши разведчики - Калядчик и Сысой.
Сразу после возвращения Шарого Атякин передал радиограмму Хозяину. В ней были сообщены точные координаты аэродрома, количество и типы самолетов, которые на нем базировались, и время, когда большинство из них находилось на стоянках.
На радиограмму Атякина последовало указание: "Выйти на связь через час, будут распоряжения".
Ровно через час поступил приказ Шарому и Островскому: "Завтра в 21.30 обозначить границу аэродрома четырьмя кострами. В случае невозможности указать цель ракетами".
Были у нас, конечно, и ракетницы, но костры все-таки предпочтительнее: их далеко будет видно на равнинной местности в районе аэродрома. Разжечь костры тоже дело нехитрое, но вот сидеть возле них и поддерживать огонь гитлеровцы нам вряд ли позволят - по периметру аэродрома сторожевые вышки с пулеметами.
Договорились с Островским о совместных действиях и устроили жеребьевку. В шапку положили только два билета: "Север, Запад" и "Юг, Восток". Нам досталось разводить костры на северном и западном углах аэродрома, Островскому - на восточном и южном. Шарый предупредил Островского, что на доставшихся ему участках лес далековато, метрах в пятистах от аэродрома, и великодушно предложил обменяться. Тот, конечно, отказался.
К аэродрому выехали верхом. В нашей группе - двадцать, у Островского пятнадцать конников. На половине пути передохнули и накормили коней. В район аэродрома приехали с южной стороны. На другой день еще засветло Шарый с Островским сверили часы. Виктор Колядчик остался с Островским как проводник, а наша группа пошла дальше в обход аэродрома. На западном углу Шарый часть бойцов оставил с собой, а мою группу Сысой вывел на северный.
Зажечь костры мы договорились ровно в 21.30, как приказано. Начали заготовлять дрова. Топор и тесаки здесь не годились - звуки ударов далеко разносятся по окрестности. Это, разумеется, насторожило бы аэродромную охрану. Работать можно было только ножовкой, да и то на приличном расстоянии от аэродрома.
Когда стемнело, мы со всеми предосторожностями метрах в двухстах от аэродрома соорудили конусообразную горку дров и залегли рядом, за бруствером канавы. Время 21.20. Томительно тянутся последние минуты. А в лесу тихо, тихо и на аэродроме. На темном фоне неба видна сторожевая вышка. Там вспыхивает огонек. Нет, это не выстрел, наверное, зажигалка. Все хорошо, нас не обнаружили.
Чеклуев с паклей, смоченной керосином, лежит возле кучки дров.
Время 21.30.
- Саша, зажигай!
Тут же вспыхивает огонь, и Чеклуев скатывается за бруствер. Следом загораются еще три костра.
На вышке заработал пулемет. Он бьет трассирующими по костру, и пули с визгом рикошетят от бруствера.
- Огонь по вышке! - командую я и ложусь с автоматом рядом с пулеметчиком Курышевым.
Несколько очередей - и вражеский пулемет умолк. Подложили в костер крупные поленья. А наших самолетов все нет.
У Островского, очевидно, разгорелся настоящий бой. В той стороне били автоматы, глухо стучали немецкие пулеметы, взрывались гранаты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});