Читать интересную книгу Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги - Росс Макдональд

Так же выглядела и шеренга подростков, направлявшихся строем к главному подъезду в то время, как я подходил туда… Мальчики почти всех возрастов, от двенадцати до двадцати лет, и на вид самые разные, с одной-единственной общей чертой: они маршировали с опущенными головами, словно солдаты побежденной армии. И мне вспомнились молоденькие солдаты, которых мы брали в плен на Рейне в последние дни прошлой войны.

Двое студентов-руководителей поддерживали некоторое подобие строя. Я последовал за ними и вошел в большую комнату, вероятно для отдыха, обставленную довольно ветхой мебелью. Руководители прошли прямо к столу для пинг-понга, взяли ракетки и начали быструю и резкую игру. Несколько ребят стали наблюдать за игрой, четверо или пятеро уткнулись в комиксы. Большинство же столпилось вокруг меня, уставившись мне прямо в лицо. Молодой парень, на физиономии которого пробивалась поросль и которому уже следовало бы начать бриться, улыбаясь, подошел ко мне. Его улыбка была просто ослепительна, но она быстро исчезла, оставив ощущение оптического обмана. Он встал настолько близко, что слегка толкнул меня локтем. Некоторые собаки вот так же подталкивают вас, как бы испытывая ваше дружелюбие.

— Вы новый надзиратель?

— Я думал, что здесь надзиратель — мистер Патч.

— Он не выдерживает. — Некоторые ребята хихикнули. Заросший парень играл роль местного клоуна. — Это страшная тюрьма. И они никогда не выдерживают.

— Мне она не кажется такой уж страшной.

— Понятно. Вы ведь здесь не сидите.

— Где мистер Патч?

— В столовой. Он будет здесь через минуту. Мы тогда устроим забаву.

— Ты болтаешь довольно цинично для своего возраста. Сколько тебе лет?

— Девяносто девять. — Его слушатели одобрительно засмеялись. — А мистеру Патчу только сорок восемь. Ему трудно быть моим воображаемым отцом.

— Ну а миссис Маллоу я смогу увидеть?

— Она у себя в комнате, пьет свой ленч. Миссис Маллоу всегда пьет свой ленч. — Злость в его глазах сменилась еще более темным чувством. — Вы папа?

— Нет.

Сзади прыгал пинг-понговый шарик, вперед-назад, вперед-назад…

Один из слушателей громко произнес:

— Он не папа!

— Может, он мама? — спросил заросший парень. — Вы мама?

— Он не похож на маму, у него нет грудей!

— У моей мамы нет грудей, — сказал третий. — Поэтому я и чувствую себя отверженным.

— Перестаньте, ребята. — То, что они говорили, было ужасно. Они надеялись, что я оказался папой или пусть даже мамой одного из них. Это желание стояло в их глазах. — Вы ведь не хотите, чтобы я тоже чувствовал себя отверженным? А?

Никто не ответил. Заросший парень улыбнулся мне. Улыбка задержалась чуть дольше, чем в первый раз.

— Как вас зовут? Я — Фредерик Тандал Третий.

— Я — Лу Арчер Первый.

Я вывел мальчика из круга его почитателей. Он настороженно отодвинулся от меня, словно мое прикосновение было ему неприятно, но пошел рядом. Мы сели на кожаную кушетку.

Кто-то из подростков поставил на проигрыватель заезженную пластинку. Двое других стали танцевать, хрипло напевая пародию на исполнявшуюся песню.

— Ты знал Тома Хиллмана, Фред?

— Немного. Вы его папа?

— Нет, я же сказал, что не папа.

— Взрослые не считают необходимым говорить правду.

Он выдернул несколько волос из подбородка с такой силой, словно ненавидел эти признаки повзросления.

— Знаете, что сказал мне мой отец, когда отправил меня сюда? Что посылает меня в военное училище. Он «большая шишка» в правительстве, — добавил мальчик тем же ровным голосом, без всякой гордости. И дальше совсем другим тоном: — Том Хиллман не ладил со своим отцом, поэтому его привезли сюда по железной дороге. Монорельсовая дорога к волшебному царству. — Он болезненно улыбнулся, как-то исступленно и одновременно безнадежно.

— Вы с Томом говорили об этом?

— Том пробыл здесь очень недолго, дней пять или шесть. Мы мало говорили. Он появился ночью в воскресенье и исчез ночью в субботу. — Он смущенно повертелся на кушетке. — Вы не коп?

— Нет.

— Я даже удивился. Вы задаете такие вопросы, как коп.

— Разве Том сделал что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать копов?

— Мы все что-нибудь делаем. Ведь так?

Возбужденный и в то же время холодный взгляд его скользил по комнате, задерживаясь иногда на ужимках танцоров.

— Вы стали взрослым. Поэтому уже не подходите для Восточного корпуса. А я, например, самый выдающийся преступник. Я подделал имя «большой шишки» на чеке и послал его в Сан-Франциско на уик-энд.

— А что сделал Том?

— Кажется, увел машину. Это было только первое преступление, говорил он, и его легко освободили бы как несовершеннолетнего. Но его отец не желал огласки и прислал Тома сюда. Вообще, я думаю, что Том вел войну со своим отцом.

— Да?

— Почему вы так интересуетесь Томом?

— Мне предложено найти его, Фред.

— И вернуть сюда?

— Сомневаюсь, чтобы его приняли.

— Счастливчик. — Бессознательно он придвинулся ко мне ближе. Я почувствовал запах волос и запущенного тела. — Я сбежал бы отсюда, если бы мне было куда пойти. Но «большая шишка» опять вернет меня под надзор. Это сбережет ему деньги.

— А у Тома было место, куда пойти?

Он резко выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза.

— Я не говорил этого.

— А все-таки?

— Если бы и было, он не сказал бы мне.

— Кто в школе стал ему наиболее близок?

— Никто. Он был так расстроен, когда попал сюда, что его оставили одного в комнате. Мы проговорили потом с ним всю ночь. Но он рассказал мне немного.

— Ничего о том, куда собирался идти?

— У него не было какого-нибудь плана. В субботу вечером он попытался поднять бунт, но остальные наши — жёлторотые птенцы… Тогда он сбежал. Казалось, что он был ужасно расстроен и рассержен.

— Не был ли он эмоционально неуравновешен?

— А все мы? — Он сделал безумное лицо и постучал себя пальцем по виску.

— Это очень важно, Фред. Том слишком молод и к тому же, как ты сказал, возбужден. Его нет уже две ночи, и он мог попасть в серьезную передрягу.

— Хуже, чем эта?

— Говорил ли Том, куда собирается пойти?

Мальчик не ответил.

— Наверное, он сказал тебе кое-что.

— Нет!

Он не смог выдержать моего взгляда.

Вошел Патч и нарушил непринужденность атмосферы, царящей в комнате. Танцоры сделали вид, что они борются, комиксы исчезли, словно пачки ворованных денег. Игроки в пинг-понг спрятали шарик. Патч был мужчина средних лет, с редкими волосами и выступающей челюстью. Двубортный рыжеватого оттенка габардиновый костюм морщился на его довольно полной фигуре. Лицо тоже было в морщинах от властной улыбки, не сходившей с его маленьких чувственных губ. Пока он осматривал комнату, я заметил, что белки его глаз красноватого цвета. Он шатнул к проигрывателю и выключил его. В наступившей тишине вкрадчиво зазвучал голос Патча:

— Время ленча не для музыки, мальчики! Время музыки после обеда, с семи до семи тридцати.

Он обратился к одному из игроков в пинг-понг:

— Запомни это, Диринг. Никакой музыки днем. Назначаю тебя ответственным.

— Да, сэр.

— А не играли ли вы в пинг-понг?

— Мы только шутили, сэр.

— Где вы взяли шарик? Ведь шары заперты в моем столе.

— Да, сэр.

— Где же вы взяли тот, которым играли?

— Я не знаю, сэр. — Диринг мял в руках свою куртку — застенчивый парень с резко выступающим вперед кадыком, похожим на спрятанный шарик от пинг-понга. — Я нашел его.

— Где? В моем столе?

— Нет, сэр. Кажется, на земле.

Мистер Патч направился к нему с наигранной смиренностью. Пока он пересекал комнату, мальчики за его спиной строили рожи, толкались, размахивали руками и подпрыгивали. Один из танцоров сделал театральный жест, повалился на пол, застыв на мгновение в позе умирающего гладиатора, и затем снова вскочил на ноги.

Патч медленно заговорил, страдальчески растягивая слова:

— Ты купил его, не так ли, Диринг? Ты ведь знаешь, что правила запрещают проносить свои собственные шары для пинг-понга. Ты знаешь это, да? Ты — президент законодательной Ассамблеи Восточного корпуса, ты сам помогал составлять эти правила. Так?

— Да, сэр.

— Тогда дай мне его.

Диринг протянул Патчу шар. Тот положил его на пол — в это время мальчики изобразили, как бы они ударили его ногой под зад, — и раздавил шар подошвой, а потом отдал Дирингу.

— Прости меня, Диринг, но вынужден подчиняться правилам точно так же, как и ты. — Он повернулся к находящимся в комнате ребятам, которые мгновенно придали своим лицам выражение полной покорности, и мягко сказал: — Ну, друзья, что у нас на повестке дня?