– Простите, я не расслышал.
– Мисс Грегори, проложите контур заново.
Лазерный луч прошелся по зеленой линии, микронного размера кусочек мембраны с приклеенной к ней хромосомой отправился в миниатюрную пробирку, а все остальное – в утилизатор. И еще прежде, чем на его крышке загорелся алый огонек, на счет Теда поступили деньги.
В холле он вытащил комм и заказал билеты себе и Анне на ближайшую доступную дату – через две недели. Не то чтобы он боялся, что кто-то отберет у него деньги или не позволит улететь, но и ждать больше не мог.
У стеклянного портала Тед замедлил шаг. Зеркальные двери офиса «Олимпии» изнутри были прозрачными, и возле них, за пределами охраняемой зоны, окруженной декоративными кустиками и голубыми дневными фонарями, стояли шесть человек. Не входили, не уходили, и пока он смотрел, подошел еще один. Задал вопрос, получил ответ и двинулся к дверям.
Тед подстерег его за турникетом.
– Добрый день! Прошу меня извинить, вы не знаете, что происходит там, снаружи?
– Те люди? Как я понял, инфоблогеры, – охотно разъяснил сухощавый седой человек. – Видели вброс, будто ваша компания заключила контракт с каким-то саойрийцем… кхм…
– Это не я, но все равно спасибо вам большое, выйду через другой подъезд!
Вайнайна развернулся на пятке и почти побежал к лифту.
В кабинет личной помощницы Кинга он проник, нажав тот же сенсор, что нажимал сопровождающий, а там просто перегнулся через барьер и протянул длинную руку к кнопкам доступа. Бросил возмущенной девице: «Нарушение договора!» – и прошел.
– Доктор Кинг, у меня нет слов! Я не успел покинуть здание, а пункт о конфиденциальности уже нарушен!
– Доктор Вайнайна, я сожалею, – в интонациях Кинга что-то напоминало Саймона. – Разглашение осуществил один из наших сотрудников в своем личном дневнике, он будет строго наказан.
– Верное решение. Вычтите из его вознаграждения сто тысяч и переведите мне в качестве компенсации. Номер счета у вас сохранился?
– Что вы себе позволяете?
– Я договариваюсь с вами о полюбовном соглашении. Кажется, это честно: я посмотрел биржевые котировки, пока ехал в лифте, и увидел, что разглашение пошло на пользу вашим акциям. А мне из-за вас теперь придется нанимать аэротакси.
– А полмиллиона на такси вам не хватит, – сварливо заметил Кинг. Тед только сейчас заметил надпись на рамке с портретами блондинки и мальчиков: «Дорогому дедушке».
– Хватит. Но тогда первым адресом, который я назову пилоту, будет Уэстон-роуд, сто сорок два.
Судя по лицу Кинга, адрес местного отделения Комиссии по биоэтике был ему знаком.
– Хорошо. – Он пробежался пальцами по экрану. В дверях уже маячил охранник, вызванный личной помощницей. – И на этом, надеюсь, наши с вами дела завершены.
– Я тоже надеюсь, – прошептал Тед, выйдя в коридор.
Аэротакси он вызвал через комм, заодно оценил количество новых писем и проглядел первые строчки – наиболее сдержанным началом было «Ну ты и отжег, стар…». Чтобы подойти к посадочной площадке, надо было миновать стаю инфобло. Их собралось уже несколько десятков. Окружили со всех сторон, идут вместе с ним, кто боком, кто задом; в воздухе, будто игрушки на невидимой рождественской елке, висят флай-камеры – прямая трансляция из реала, оставайтесь на связи, ждем ваших кликов…
– Доктор Вайнайна, двадцать слов для Сквизера!
– Спасибо, нет.
– Что вы сейчас чувствуете?
– Умеренную антипатию.
Двадцать метров…
– Доктор Вайнайна, продажа генома не противоречит вашим религиозным убеждениям?
– Не противоречит.
– Что вы скажете, когда через двадцать лет атлеты с вашими генами заберут у Саойре олимпийское золото?
– Обращайтесь через двадцать лет.
Десять метров…
– У вашего поступка были какие-то скрытые причины? Эмоциональные, идейные? Может быть, материальные?
– О, это не мой секрет, – идея так понравилась Теду, что он даже замедлил шаг. – Вы должны задать этот вопрос моему сокурснику Саймону Эри, вот его контакт, передаю. Если он захочет обсудить это с вами, я не буду против. Удачи!
Все еще улыбаясь, он забрался в коптер и захлопнул дверцу.
Коптер почему-то повернул на юг.
– Эй, мне надо в центр.
– Не б’спокойся.
Акцент и презрительная интонация… Тед покосился на пилота: кожа чуть светлее, чем у него самого, толстые губы, горбатый нос… не просто горбатый, а сломанный. Осанка, кисти рук – боксерские. Северянин, из Нова-Нзензе или откуда-то еще из тех краев. Похоже, ты, доктор биологии, недооценил саойрийскую диаспору и напрасно не рассмотрел как следует коптер, в который садился. Угадай с трех раз, что лучше – разговоры о патриотизме или перелом челюсти? Или сначала одно, потом другое?
Тед молча уставился вперед, на небо и выпуклый горизонт. Из чистой вредности – никаких вам «куда вы меня везете» и «я звоню в полицию». Минут через пять водитель заговорил сам:
– Думал, тебе это сойдет с рук?
– Сойдет с рук? – с легким удивлением переспросил Тед.
– То, что ты продал им наши гены!
– Ваших генов я не продавал. Только свои.
– Наши, саойрийские! Чья кровь в твоих жилах?
– Вообще-то моя собственная. Кстати, донорство до появления гемосинтеза считалось почетным занятием.
Пилот свел брови и приоткрыл рот, но от вопроса удержался.
– Умничаешь, – наконец выговорил он. – Щас перестанешь.
Коптер приземлился во дворике возле коттеджа – только зелень мотнуло ветром от винтов. Направо дорожка, налево сад камней, и в центре его, на верхушке холмика цветная саойрийская статуэтка. Ступив на землю, Тед слегка качнулся в сторону. Чисто случайно, бежать ему не было никаких резонов. Пилот немедленно дал ему под дых, и когда Тед разогнулся, утирая слезы, он увидел, что тот ухмыляется.
В коттедже их ожидали четверо. Тед узнал старшего – болел за него в детстве, держал его фотогалерею на рабочем столе. Роста огромного, даже когда сидит, носогубные складки на темном лице стали резче, но волосы еще не седые. Антон Огола, великий спринтер и олимпийский чемпион, смотрел на доктора наук с неким брезгливым сожалением.
– Ну что же ты, сынок? Совесть у тебя есть?
– Надеюсь, что да, сэр. – Теда смутило это явление из прошлого, и он ответил мягче, чем собирался, хотя под ложечкой еще болело.
– Так это неправда, что ты продал «Олимпии» свою ДНК?
– Правда, сэр. Но есть обстоятельства…
– Хотел бы я знать, что это за обстоятельства могут заставить человека предать родину. Ты понимаешь, что теперь этот племенной скот, который на Земле называют спортсменами, будет платить за твои гены?
– Раньше скупали титулы и земельные наделы, теперь они приобретают участки ДНК, – проворчал сосед Оголы. – Введение векторов взрослым приравняли к допингу, так они начинают с эмбрионами, заключают генетически выгодные браки между династиями, манипулируют кроссинговером… Это здесь называется честной борьбой.
– Уже ничего не поправить, как я понимаю, – сказал третий. – Но коптеры иногда падают, когда спускаются слишком низко над лесом.
– Да, несчастные случаи бывают, – согласился Огола. – А у полиции свои методы сбора ДНК.
Тед не был уверен, что они не всерьез, и в любом случае шутка зашла слишком далеко.
– Что вас волнует в моей девятнадцатой хромосоме? – обратился он к тому, кто ворчал про титулы и земли, у этого человека был наименее атлетический вид, и он знал слово «кроссинговер». – Конкретно? Вы полагаете, там есть что-то важное?
– Смеетесь?
– Нет.
– Рецептор эритропоэтина. Миозин. Фактор биогенеза пероксисом. Черт подери, вполне достаточно, чтобы отнять у нас фору!
– Знаете, – доверительным тоном сказал Тед, – в младшей школе я был отвратительным бегуном. Всегда худший. И то же самое в колледже – худший на весь год выпуска. Меня никогда не хотели брать в команду. Ни в регби, ни в футбол – Вайнайна ужасен, Вайнайна спотыкается о свои ноги, только не Вайнайна!