– Тед, прости, ради всего святого! – Лицо Саймона выражало подлинное страдание. Но чего-то не хватало – может быть, стыда? – Обстоятельства изменились, старший менеджер оказался таким подонком, ты не представляешь. Я думаю о тебе каждый день. Я постараюсь в конце года…
Тед шумно втянул носом воздух и замер, сжав кулаки. Потом оборвал связь. Посидел немного, отложил комм и вернулся к столу, пнув по дороге бота-уборщика. Бедняга пискнул, и Тедди стало совестно.
Анна обернулась от шипящей кофеварки.
– Что он тебе сказал?
– В конце года. Может быть.
– Сукин сын, – сказала Анна таким тоном, будто назвала род и вид животного. Придвинула Теду подогретые овощи, шарики каши угали, снова подошла к кофеварке.
– Ты была права, – проговорил он ей в спину. Анна только вздохнула. Поставила на стол две чашечки и села напротив.
– А что у вас делают, если человек не выполняет обещание?
Тед был ей благодарен за то, что она решила пропустить риторическую часть – «говорила же я тебе», «когда ты наконец повзрослеешь» и прочее.
– Не знаю. Если бы кто-то не сделал, что обещал, просто потому, что изменились обстоятельства… Ну, то есть если не было урагана, ему не переломало ноги, не случилось ничего непреодолимого, – ему было бы стыдно. Долго было бы стыдно даже выйти к людям. Все равно что он обмочился на улице. Может, он уехал бы в другой поселок, но и там все будут знать.
– То есть у вас обещания всегда выполняют?
Тед поразмыслил.
– Ну… да. Почти всегда. У нас обещают реже.
– Может, это потому, что на Саойре мало народу. Как на Земле в пятнадцатом веке, да? Велика вероятность, что снова будешь работать с тем, кого подвел.
– А на Земле народу много, – механическим голосом произнес Тед. Овощи и каша не глотались, он отхлебнул кофе.
– На Земле много, ага. Твой Саймон с тобой больше никогда не пересечется, он консультант у больших ребят, ты внеземной биотехнолог-биоинженер. Если ему переводят деньги и не под запись, а просто так – просто так! – просят вернуть не позже мая – это значит на нашем земном сленге не «я должен вернуть деньги в мае», а «я получил бессрочный беспроцентный кредит»! Говорила же я тебе, говорила! Ох, Тедди…
Все-таки она произнесла эти слова. Но почему-то не было обидно.
– Я ведь ему объяснил, что должен лететь домой, что это деньги на перелет.
– А его это беспокоит?! – она гневно тряхнула головой, отмахивая рыжие прядки с лица. – Саймон, он знаешь кто? Я говорила, кто он.
Тед ничего не ответил. Глядел в окно, на кусты, в которых свистела какая-то птица, на зеленые лужайки кампуса, где прямо в траве сидели студенты. Идиллический пейзаж показался вдруг до тошноты противным.
– А ты не можешь ему сказать, что саойрийская диаспора его изувечит, если он не вернет деньги? Ну, знаешь, дикие первопроходцы, жестокие нравы фронтира…
Лицо Тедди просветлело, но он тут же покачал головой.
– Нет никакой диаспоры, и он это знает. Сколько нас здесь? – два актера, кучка спортсменов и штат посольства.
– Кстати, в посольстве тебе не помогут?
– Нет.
Ага, еще бы спросила про брата и маму с папой. Другая культурная особенность Саойре – «кто запутал шланги, тот и распутывает».
– А взять билет в кредит ты разве не можешь? – не унималась Анна.
– Я узнавал сегодня утром. Тут замкнутый круг. Они не оформляют билет в кредит, если у меня нет работы на Саойре. Я не могу получить эту позицию, если не пройду очное собеседование.
Допил кофе и уставился в блюдце, будто ждал, что там появится окошко с подсказкой.
Анна разглядывала будущего мужа. Добрый, спокойный, работящий, докторская степень, прекрасные отзывы от руководства и коллег. Ах да, и еще – экзотический красавец с далекой планеты. Ростом метр девяносто, и некоторый недобор веса его совсем не портит; скульптурные завитки кудрей, того каштанового цвета, который можно считать и рыжим, смуглая не от солнца кожа и каре-зеленые глаза, яркие, будто неведомые самоцветы. Кстати, саойрийских актеров на Земле еще недавно было трое, пока некая маленькая, но высокоморальная страна не депортировала одного из них. За красоту на грани безнравственности – так и написали в пресс-релизе. Всего, вместе взятого, достаточно, чтобы выпускнице Гарварда отправиться на ту далекую планету, где весь огромный континент, вытянутый вдоль экватора, покрыт зеленовато-серой метельчатой травой, желтеющей к концу долгого лета, а небо над равниной почти лиловое, как на Земле в горах… где терраформирование еще не завершено, и биолог – самая уважаемая профессия, вроде инженера в земном девятнадцатом веке.
Как же она не заметила в этом букете достоинств один крошечный недостаток – социальную некомпетентность на грани идиотизма? То есть если к нам приходит бывший однокурсник, облепленный капсулами с тормозными медиаторами, рыдает, что у него истекает срок выплаты за дом в престижном квартале, рушатся карьера и личная жизнь, – это достаточный повод, чтобы перевести на его счет деньги, которые скопил на билет до Саойре. А когда ты шепнешь, что неплохо бы получить хоть какие-нибудь гарантии, на тебя же еще и цыкнут…
«Тед, позволь, я попрошу у отца…» – произнесла Анна про себя, не шевеля губами – просто чтобы представить, как это прозвучит. Нет, нельзя, он не согласится. По крайней мере до тех пор, пока не поймет, что другого способа нет.
– А может быть, нам что-нибудь продать? – спросила она.
– Что продать?! – Тед всплеснул руками, совсем как темпераментные саойрийцы в сериалах. – Что? Съемная квартира, в ней куча хлама, за все вместе не выручить и пяти эртов. Подержанный коптер, хороший, только не летает. Больше ничего, кроме… – он хлопнул себя по бицепсам. – …Меня самого. С моей ценной внеземной специальностью. Разве что наняться в бордель?
– Ты ценный ресурс, – нежно сказала Анна, – но на тебя уже заключен контракт, и я не планирую дальнейшие сделки. Продай свои волосы, если хочешь. Точно знаю, можешь выручить до ста эртов, мне Жаклин рассказывала. И цвет редкий… и фактура необычная… А у тебя волосы потом опять вырастут, а до тех пор я потерплю тебя лысого…
– Сто эртов ничего не решат, – серьезно отозвался Тедди. – Что-нибудь еще, чего у меня много… что-нибудь маленькое…
– О да, одно и большое оставь себе! И то, чего по два. Например… глаза. И почки.
Тедди не реагировал на ехидства. Молча смотрел на нее огромными зелеными глазами, и в них разгорался опасный свет, и когда его губы изогнула улыбка, Анна вспомнила, что лишь половина анекдотов рассказывала о наивной простоте саойрийцев. Другая половина была про хитрость, тоже наивную, зато непредсказуемую.
– Анна, – он вскочил со стула и поцеловал ее в щеку, – ты гений. Приберешь тут, ладно?
– Добрый день, доктор Вайнайна! Вы хотели бы воспользоваться нашими услугами? – девушка на ресепшене была само очарование. «Само совершенство» вышло из моды, стильные женщины теперь сохраняли или заказывали индивидуальные особенности. У этой, например, носик был длинноват и слегка вздернут, зато глаза – прекраснее цветов и звезд.
– Я хотел бы сделать вам предложение, – Тед улыбнулся трепещущим ресницам и приложил к прозрачной перегородке экранчик комма с коротким текстом. Ресницы взметнулись вверх, губки изобразили букву О. Через три минуты у турникета возник красавец менеджер, собственной рукой отключил красные лучи в проходе и сделал приглашающий жест.
Офис Olympia Genetics Inc. подтверждал высокую репутацию каждым дюймом натурального мраморного пола, каждым листочком не менее натурального зимнего сада. Золотисто-зеркальные синусоиды бежали по коричневым стенам, сплетались двойной спиралью, разбегались в стороны и снова сплетались. Спеша за провожатым, Тед поглядывал по сторонам, следил, как его лицо дробится, мелькает и пропадает в этом лабиринте.
Джеймс Кинг, главный исполнительный директор компании, выглядел чуть старше Теда, но куда более внушительно. Как человек, чьи финансовые амбиции порядка на три крупнее стоимости билета до Саойре. На столе его, прямо на работающем экране, стояли портативный секвенатор и два реальных портрета в рамочках: улыбающаяся молодая женщина с мальчишками-близнецами лет по пять и седой мужчина, в котором Тед узнал директора Национального института здравоохранения.