Укрытое черной ризой с золотой вязью стиха, посреди углей и праха лежало нечто, похожее на гигантский пылающий уголь или раскаленный слиток. Это от него шел свет, который по мере того, как женщина всматривалась в него, проявлялся все более. Риза напитывалась этим сиянием изнутри, оно переливалось, как в благородном огненном опале, Жизнь выпрастывалась из траура, красота возникала из ужаса.
Женщина приблизилась и с осторожностью приподняла покрывало. Ткань посередине истлела, но в круге золотой оправы, невредимое, лежало дитя, туго свернувшись внутри обуглившихся, с виду хрупких страниц, составляющих подобие книги — или, может быть, материнской утробы. Вокруг шейки ребенка была обмотана цепочка-талисман с тремя золотыми брелоками, изображающими животных: зукху, овцу с необычайно крутыми рогами и некоего удивительного с виду грызуна. От дитяти исходил невероятный жар, это не давало дотронуться. Тогда женщина завернула находку вместе с ее удивительным ложем в широкую оторочку покрывала Нарджис и подняла на руки. Выпрямилась во весь рост, озираясь по сторонам.
— Omnea mea mecum porto, — проговорила она в полузабытьи. — Вот всё, что осталось.
Огонь, кажется, заполонил и уничтожил всю страну Библ, прежде чем вернуться к своему запредельному истоку; но по краям опустошенной равнины, где не было видно ни оград, ни строений, ни даже людей, женщина увидела лес. Он кругом обступил черную пустошь и, казалось, надвигался — медленно и неотвратимо, как ледник. Зеленовато-золотистый, точно живой хризопраз, аквамариновый, как талая вода, туман двигался впереди него, алые и оранжевые искры кое-где мелькали среди этой дымки. А за лесом вставали, горделиво сияя, башни цвета слоновой кости, врата смуглой и звенящей бронзы, купола, созданные из того же, что небо и солнце.
— Я вспомнила, кто я, — громко сказала женщина. — Я Мать Матерей и Супруга Царя-Льва, и в руках у меня ключ от Царства, откованный из живого золота. Я вся здесь, Шамс, и я иду к тебе. Я — Син.
Приложение. Стихи
Из цикла «Песни и пляски Закарии Мендельсона»
* * *
Как Маджнун, я горько плачу в этой жизни, как в пустыне:Мимолетных слов не трачу и молю о благостыне.Но явление любимой незаметным остается —Облаком проходит мимо, падает на дно колодца.
Как Маарри, даль вбираю я пустою чашей взгляда:Мне не нужно света рая, не страшит пыланье ада.Но Лейлу я распознаю, коль она воссядет рядом —Углем губ моих коснется, плоть оденет ароматом.
Как Хафиз, я повторяю и во сне одно лишь имя:Сколько языков ни знаю — все становятся твоими.Пусть Руми, в своем круженье — беззаконная планета,Солнцем обожжет мне зренье: ведь молю я лишь об этом!
* * *
Ты заткнул пальцами мои уши,Ты закрыл своими ладонями мой взгляд;Моя душа свернулась внутри, как улитка,Которая боится, что ее вот-вот съедят.
Ты вытянул воздух из моих легких,Ты холодишь мою кожу, будто меч;Ты думал выпить меня, как влагу,Но это лишь над морем вращается смерч.
Ты припечатал своим ртом мои губы:Поцелуй твой горяч и ал, как сургуч.Ты думал выманить меня наружу,Но это лишь солнце встает из-за туч.
Так смерть размывает границу между рожденным и сотворенным —Ах, стена — пелена — пленка — пряжа — крепкая нить;И жизнь расстилает свои знамена:Разъединить и замкнуть — значит соединить.
* * *
Как бы во сне, я еду по тоннелю,Дурной декабрь мертво глядится в щели —Ни солнца, ни погод.
Придет к нам розовый январь ужели?Заря ужель взойдет?
* * *
Чтобы встретить Рождество,Чтобы новый год начать,Времени тяжелый створНадо силою разъять.
Вырвись из тоскливых путИ страстей сломай кинжал:Рай отвагою берут —Так Спаситель приказал!
Из цикла «Эшу и компания»
* * *
Ночь носит властный плащ, расшитый серебром,В прозрачной темноте я двигаюсь, как тень;О бархат тишины, наполнившей мой дом!К тебе спешит на склоне дня олень
Пить молоко из кубка лунных чарИ прохладить глаза, натруженные днем.Коль нас минует солнечный угар,Мы истины прозренья воспоем.
* * *
Ты, чья родина — сон, приходи наяву,Невесомой стопой пригибая траву,Пролетая сквозь мрак, превращаясь во свет…Ты, которой во времени нет.
Как клинок в темных ножнах сиянье твое,И встаешь ты, пронзая собой бытие —И мой разум рассечен тобой пополам:Я безумье мое, словно выкуп, отдам
За покров из твоих златотканых одежд,Что собой отделяет глупцов от невежд;И горит, словно рана, осколок лучаТам, где хмурую ночь облекает парча.
Твоя тьма точно бархат, твой свет как шелка,Что скользит, извиваясь, по кромке клинка.Коль умру от него — ты меня оживи:Лишь отпетый дурак не боится любви.
* * *
Это время мое, и оно мне в кайф:Не считай, кто лжет, не хвали, кто прав.Я заснул в чужой ночи, проснулся в своем дне;Уйдет отчизна — останусь в моей стране.
Это время мое, и оно мне в кайф:Вырос я из слюней и дитячьих забав.Я погиб среди яви, восстал во сне:Вытечет время — останусь в его тишине.
Это время мне в кайф, и оно — мое:Трупы века пускай расклюет воронье!Я упал средь развалин — воскреснул в своей мечте;Смертью очерчен мой круг — но я стою на черте.
ГИМН БИБЛИОЛЕНТЯЕВ
Бог субботы устанавливал,Юбилейные года,Не надселась чтоб ВселеннаяС человечьего труда.
В мире первозданной прелестиИ у гумна на углуЗаграждать не стоит челюстиМолотящему волу.
Плуг идет, а на обочине —Шелкотравные луга:В будни — правда у погонщика,В пасху — правда у быка.
За стенами библиотекиЛес стоял со всех сторон —Обращен он силой вражьеюВ бумаженций легион.
Тяжек труд, но тем не менееЕсть отмазка от креста:Процветает учреждение,Где в столовой лепота.
Там за шашнями и сплетнямиЖизнь струится, как река…Правда — меч в руке начальника,Правда — щит в руках сачка!
© Copyright: Тациана Мудрая, 2007-2008