большие лапы оказываются у меня на бедрах. Нежно сжимая их, удерживая меня на месте.
— Так нормально? — спрашиваю я. — У меня такое чувство, будто я нападаю на тебя.
— Если бы я знал, что ты такая властная…
— То что?
— Пригласил тебя несколько недель назад.
— Ты не знал меня несколько недель назад.
— Но теперь знаю.
Джексон все еще не сводит глаз с моего рта. Его грудь вздымается вверх и вниз, физический признак того, что его сердце сильно колотится — как и мое.
— Знаешь… — Я наклоняюсь ближе. Мои распущенные волосы падают мне на лицо, касаясь его груди, когда я шепчу: — В какой-то момент тебе придется поцеловать меня. Я не собираюсь все время делать первый шаг.
Он решительно кивает головой.
— Договорились.
Затем.
Я целую его.
Обхватываю его красивое лицо своими руками и целую прямо в губы. Мои ладони скользят по его коже, наслаждаясь тем, какая она теплая. Его румяные щеки, обожженные солнцем. Веснушки на переносице, которая выглядит так, будто ее сломали в нескольких местах, и, вероятно, так оно и было.
Я целую веснушки. Целую солнечный ожог.
Уголок его кустистой брови, сначала одну, потом другую. Они светлые и косматые, как и волосы на голове. Джексону нужна стрижка, и я вплетаю пальцы в длинные пряди, оттягивая их назад, как будто собираюсь завязать их резинкой.
У меня есть одна на запястье, но я не буду ее использовать, вместо этого позволяя его шелковистым прядям проскользнуть сквозь пальцы. Снова. И еще раз.
Наклоняю тело, чтобы поцеловать его в шею, чуть ниже ушей, и Джексон стонет от прикосновения. Губы скользят по чувствительной коже чуть ниже мочки. Прикусываю и сосу.
— Тебе нравится? — шепчу я.
В ответ парень отрывисто кивает.
Я чувствую, как он становится твердым, ложбинка между моими бедрами устроилась прямо на его члене. На нем тонкие спортивные штаны, которые не скрывают эрекцию, и я жалею, что не надела штаны для йоги вместо джинсов.
Так я могла бы чувствовать каждый его дюйм.
Наши губы снова соединяются, на этот раз потому, что Джексону не терпится попробовать меня на вкус. Благослови его руки, они начинают блуждать, скользя по моей грудной клетке, охватывая большими пальцами, флиртуя с краями моей груди.
Его движения немного жесткие и отрывистые, как будто он не совсем уверен, что ему позволено делать, как будто ждет, что я накричу на него.
— Это нормально?
— Да. — Собственно говоря, выше и левее.
«Потрогай мои сиськи, потрогай мои сиськи, потрогай мои сиськи…»
Он не трогает.
Его рот совершенен, на вкус восхитителен — как мятная зубная паста, слюна и потребность. Если бы я не знала, что Джексон никогда никого раньше не целовал, я бы никогда об этом не догадалась. Либо это, либо мы созданы друг для друга.
Я хочу, чтобы его губы были везде.
«Терпение, Чарли…»
Мало-помалу мои бедра начинают вращаться. Мало-помалу я наблюдаю, как выражение лица Джексона меняется от удивления к… блаженству. И агонии.
Его глаза закрываются, когда я перемещаюсь и трусь своей промежностью о его член. Моя голова откидывается назад, когда я имитирую позу наездницы в сексе. Даже несмотря на то что мы в штанах, я все же чувствую, как головка его члена ползет внутрь меня. Как будто я снова учусь в старшей школе, целуюсь со своим парнем в подвале его родителей, прислушиваясь к звукам наверху, чтобы нас не поймали взрослые.
Но никто нас не поймает.
Здесь только я, Джексон и запертая дверь в арендованном доме. Никто на нас не накричит, здесь нет родителей.
Его друзья и глазом не моргнули, когда я вошла в гостиную, и, если им показалось странным, что Три-Джей наконец-то пригласил девушку к себе в комнату, никто не сказал ни слова.
Может быть, они устроят ему травлю за это позже, а может быть, и нет.
Продолжаю тереться о него.
Я скрежещу зубами и прикусываю нижнюю губу, на секунду закрываю глаза — приоткрываю их снова, чтобы посмотреть, как Джексон закрывает свои. Его голова прислонена к спинке кровати, рот приоткрыт, брови сосредоточенно сдвинуты. Или от боли.
— Я делаю тебе больно?
Он дергает головой.
— Нет.
— Хорошо. — Потому что это чертовски приятно. И было бы еще лучше, если бы он снял штаны.
Парень постукивает меня по бедрам, когда я ускоряю свой ритм. Стук предупреждающий.
— Осторожно, Шарлотта. Я н-не хочу… не хочу…
Кончить в штаны?
Я тоже этого не хочу, но мне нравится наблюдать за эмоциями на его лице. Они мелькают вспышками — моя новая любимая вещь в мире. Шок, удивление, эйфория.
Я наклоняюсь и посасываю его шею, стараясь не оставить следов. Целую в шею, прямо в кадык. Он побрился и пахнет потрясающе. Свежестью. Мужественностью и сексуальностью.
Целую его обнаженную ключицу вдоль округлого выреза футболки, вдыхая запах.
Ням.
Утыкаюсь носом между его грудными мышцами, пока медленно ползу вниз по его телу.
— Ч-что ты делаешь? — Он поднял голову, глаза сверкают и расфокусированы, когда смотрит на меня сверху вниз.
Как ты думаешь, что я делаю? Делаю тебе минет. Хочу сказать я, но прикусываю язык.
Прижимаю палец к губам.
— Ш-ш-ш.
— О боже. — Его голова снова ударяется о спинку кровати, и я замечаю, как парень до белизны в пальцах сжимает свое темно-синее покрывало.
Прошла целая вечность с тех пор, как у меня во рту был член, и мне интересно, вспомню ли я, как его сосать. Нащупываю пальцам пояс его брюк и тяну.
Джексон приподнимает бедра, дергая ими, когда я стягиваю ткань. Двигаю задницу немного ниже, устраиваясь поудобнее. Он разжимает пальцы, поднимает руки и сцепляет их за головой.
Не могу сказать, дышит ли он вообще, парень так неподвижен. Наблюдает за мной, затаив дыхание.
Я хочу сказать ему, чтобы он дышал, а также хочу засмеяться, он выглядит таким чертовски серьезным.
Джексон сосредоточен сильнее, чем я, его лоб наморщен, брови нахмурены так яростно, что он, вероятно, воспламенится.
«Никто и никогда не делал ему минет…»
Эта мысль придает мне новое чувство уверенности — как бы сильно я ни облажалась, вроде как не облажаюсь.
Намеренный каламбур.
Джексону не с чем сравнить. Я его первая: первый поцелуй, первый минет, первый…
Мою киску покалывает при мысли о сексе с ним, отчего у меня слюнки текут, когда я зацепляю пальцами его боксеры и тяну вниз по бедрам. Задерживаю дыхание, когда ткань его трусов цепляется за кончик члена, цепляется, но освобождается, когда я еще раз нежно дергаю.
Я никогда