Читать интересную книгу Женский хор - Мартин Винклер

– Разве это не веские основания?

– Конечно веские, и я их не отрицаю, как ты могла заметить. Но это также был… предлог.

Я вынула руки из карманов и потерла ладони:

– Как и предлог, с которым клиентки приходят на консультацию…

Он улыбнулся:

– Верно. Это пропуск. Предлог. Который ничего не говорит о нашей глубинной мотивации… – Он замолчал, долго на меня смотрел, затем продолжил: – Итак, я знаю, что у тебя есть причины, по которым ты хочешь получить эту специализацию, но, чтобы счесть тебя интересной, мне не нужно знать о них больше. И допрашивать тебя с пристрастием, чтобы однажды о них узнать, мне тоже не нужно.

Я расхохоталась:

– Вот именно! Вы просто тщательно меня изучите и догадаетесь сами.

– Напротив, я делаю все возможное, чтобы ни о чем не догадываться, ничего себе не представлять. Поверь мне, – сказал он, смеясь, – мне это дается с трудом, потому что воображение у меня очень яркое! Но я хочу исцелять… работать с кем-то, не зная его досконально. Не заставляя его раздеваться. Не заставляя раскрывать свои секреты, мириться с которыми ему и самому нелегко.

Взгляд Кармы был… мне бы хотелось, чтобы он был ироничным, и тогда я бы набросилась на него, но он был не таким. Он был… черт побери! Дружеским. Я его убью! Вот бы у меня было достаточно сил, чтобы схватить его и вырвать его чертову бородку!

– Но для того, чтобы исцелять людей, необходимо знать и понимать, что ими движет!

Он медленно покачал головой:

– Тебе не нужно знать о них все, и понимать их тоже не нужно. Разве тебе нужно знать, о чем думает грудной ребенок, чтобы вылечить его отит или бронхиолит? Разве тебе необходимо слышать голос афатика [39] , чтобы попытаться сделать его жизнь менее мучительной? Чтобы кого-то исцелить, тебе нужно всего лишь дать ему понять, что ты его уважаешь. Если он почувствует необходимость рассказать о себе, он сам выберет, когда и где это сделать.

– Значит, вы считаете, что нужно ждать, пока люди решат заговорить?

– Целитель – не инквизитор…

– Но он и не Будда, черт возьми! Бывают ситуации, когда очень нужно вмешаться! Вы считаете, это нормально , что наша пациентка хочет ребенка? В ее-то возрасте?

– Я не считают это ни нормальным, ни ненормальным, я слушаю ее, вот и все. Она не попросила нас сделать ей ребенка, она попросила извлечь спираль. Пойми, что, если бы она могла извлечь ее самостоятельно или если бы она принимала таблетки, которые могла бы бросить в любой момент, она бы к нам не пришла. Немного смирения позволяет посмотреть на вещи со стороны…

– Но мы обязаны информировать их о рисках!

Он указал пальцем на воображаемого третьего собеседника:

– Видишь ли, как раз это я имел в виду, говоря, что университет тебя отформатировал. С каких это пор беременность считается риском ? Какое извращенное сознание вбило это тебе в голову?

– В сорок восемь лет это рискованно!

– Да, если у женщины слабое здоровье, если она проживает в неблагоприятных условиях и не хочет ребенка! Но для нее? Она следит за собой, у нее есть деньги и ее парень любит ее так сильно, что хочет от нее ребенка! В чем тут риск?

– Он молодой балбес! Он может передумать в любой момент! Он может смыться, когда она будет на восьмом месяце!

– Поверь в то, что говорят женщины: когда мужик уходит, это никак не связано с его возрастом. И в любом возрасте его может задавить автобус. Жизнь – это риск. Но это ее жизнь, а не твоя.

– Но… но… но… – пробормотала я вне себя от бешенства. – Она! Она ненормальная! Она… идиотка! Она говорила об этом совершенно невозмутимо, ноль эмоций!

Он покачал головой:

– Понимаю… Значит, мы слушали двух разных людей, ты и я.

– Что?

– Если я правильно понял, ты увидела женщину холодную и лишенную эмоций. А я увидел совсем другого человека.

ЖЕНЕВЬЕВА (Ария)

Я сумасшедшая. Меня пора связывать. Однажды я проснусь в комнате с обитыми стенами и увижу, что на меня натянули смирительную рубашку и привязали к кровати, и буду пускать слюни на подушку, потому что меня накачают успокоительными. Каждый день меня будут водить на электрошок, чтобы поставить в моей голове все на место, и это пойдет мне на пользу.

Я сумасшедшая, что влюбилась в него.

Влюбилась до умопомрачения.

А он… нет, он не безумен, он просто… молод. Очень молод. Слишком молод. Он не знает. Ничего не знает. То есть, конечно, кое-что знает… он же смог свести меня с ума. Он умеет… быть добрым со мной. Но что заставило меня упасть в его объятия? Я не должна была этого делать, никогда, никогда, никогда!

Почему я здесь? Зачем сюда пришла? Я бы не пришла, если бы Франсина не дала мне адрес.

Франсина, увидев меня в таком состоянии, сказала: «Так больше продолжаться не может. Надо что-то делать. Сходи к врачу». Идти к Галло было нельзя. Он принимал у меня роды, благодаря ему на свет появились мои дети, он ужинает с моим бывшим мужем с тех пор как вошел в совет управления клиники Сент-Анж. Ему этого никогда не понять.

Пойти к его коллегам я тоже не могла, они бы стали строить догадки, спросили бы, почему я не пошла к нему. Может, рассказали бы ему, ведь мы не знаем, о чем между собой говорят врачи, но они точно говорят о пациентах, наверняка обсуждают их личную жизнь, иначе и быть не может. Я не могла так рисковать, а тем более допустить, чтобы они заговорили об этом со своими женами , ведь с некоторыми из них я знакома и иногда встречаю их у друзей. Их взглядов я бы не выдержала.

Я не хотела сидеть в очереди с женщинами, которые могли меня узнать. Не хотела слушать, как они обсуждают свою интимную жизнь, мужа, детей. Не хотела говорить о своей жизни. Жизни без мужчины на протяжении трех лет и моей сегодняшней жизни. Жизни, которая перевернулась вверх дном и которую я больше не узнаю.

Я и себя больше не узнаю, когда смотрюсь в зеркало. Мое лицо изменилось. Взгляд изменился. Я чувствую себя радостной, живой… сумасшедшей.

Я знаю, что это безумие.

Я знаю, что это безумие – влюбиться в такого молодого парня и позволить ему влюбиться в меня.

Но я живу одна, мне не перед кем отчитываться, и я имею право жить так, как хочу.

В принципе.

Что – мои дети? Какое отношение они к этому имеют? Они уже взрослые и уже давно отмахиваются, когда я делаю им замечания о манере одеваться или о друзьях и подружках, с которыми они встречаются. А я после каждого их замечания должна говорить «Аминь»?

В любом случае, никаких замечаний они мне не делают. Я вижу, что они удивлены и встревожены, но они не пытаются прочистить мне мозги и ни в чем меня не упрекают.

Это я сама себя упрекаю.

Я люблю его, он любит меня, и этого должно быть достаточно, но я знаю, что этого недостаточно. С тех пор как я его встретила, с тех пор как начала проводить с ним все ночи и почти все дни, я почувствовала, что начала меняться, что изменилась. Я чувствую себя более свободной, более сильной, более решительной. Я стала острее ощущать радость жизни и стала более открытой. Я уже не так боюсь хотеть : он всегда спрашивает, чего я хочу, и никогда не смеется и не издевается надо мной, когда я отвечаю, чего хочу.

Я больше не чувствую себя одинокой. Очень боюсь остаться одной потом, когда ему надоем. Я знаю, он говорит, что любит меня, но именно это человек чувствует, когда безумно влюблен. Потом это проходит. Рано или поздно. Я была влюблена в своего мужа, когда с ним познакомилась.

Наверное.

Я уже не помню. Забыла. Это было безумное время. И потом, я теряю голову. Я всегда думала, что это неправильно, что не нужно полностью отдаваться чувствам, ощущениям… безумствам. Но это он. Он сводит меня с ума.

Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Поговорить не об этом, ведь это никого не касается, это моя жизнь, и я делаю что хочу, сама отвечаю за свои поступки. Мои дети выросли, у них своя жизнь, на каком основании меня можно осуждать?

Прежде репутацию женщин разрушали и за меньшие прегрешения. Тех, кого считали истеричками, отправляли в лечебницы для душевнобольных. Такая сумасшедшая, как я, всегда будет наталкиваться на осуждение.

Перестаньте на меня так смотреть.

Я пришла не для того, чтобы рассказать вам всю свою жизнь, а только самое главное.

–  У меня двое сыновей (два красивых чудовища, которых я люблю и которых мне порой хочется убить), двадцати и двадцати двух лет, но у моего друга (любовника, моего любимого, моего дьявола, кавалера, героя, поэта, атлета, как же я люблю ощущать его руки на своем теле) детей нет. Менопауза у меня еще не наступила, месячные регулярные (я занимаюсь с ним любовью каждый день, по три раза в день, независимо от того, идут у меня месячные или нет, и когда идут, это его не пугает, а меня тем более), мне бы хотелось знать, способна ли я еще (это простой вопрос, поэтому я хотела бы получить простой ответ. Вы врачи, вы можете мне его дать. Я пока не знаю, хочу ли я забеременеть, я просто хочу знать, могу ли я. Я хочу знать, является ли женщина, в которую влюблен любовник, еще женщиной, женщиной, которую он может наполнить любовью и ребенком, или это всего лишь иллюзия, мираж. Я хочу знать, не ошибается ли он, не рискует ли понять однажды, днем или ночью, что я не та, за которую он меня принимает. Что я… слишком стара, почти мертва, чтобы забеременеть.