что его челюсть напрягается, и это пугает меня.
Он в тени. Окна закрыты, а шторы задернуты. Темно. Как будто он вернулся к своему прежнему «я». Тот, кто, возможно, знал Дженну.
Волосы на моем затылке встают дыбом. В этот момент он кажется странно веселым, как будто знает что-то, чего не знаю я, и это нервирует меня.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Ты хотела отпраздновать день рождения? — спрашивает он. — У меня для тебя подарок.
Я наклоняю голову, затем меня пугает хлопок. Дверь шкафа дребезжит, как будто внутри копошится большое животное.
— Что это, черт возьми, такое? — шепчу я.
Рубашка Кэша расстегнута вверху, открывая волосы на груди, и хотя рукава закатаны до локтя, они более мятые, чем обычно. Его волосы намазаны гелем для укладки, и они гладкие, как будто у него не было возможности их вымыть.
Я принюхиваюсь. В воздухе витает запах его пота, пропитанный медным ароматом, похожим на кровь.
— Ты мне доверяешь? — ?спрашивает он.
Мой желудок сжимается. Вот-вот произойдет что-то важное, и я понятия не имею, чего ожидать. Хотя я и не уверена, кто он такой, но я ему доверяю.
— Да. — говорю я.
Он надевает повязку мне на глаза, завязывая черный ленты на затылке, и ведет меня к дивану. Он усаживает меня, затем уходит, каждый шаг выверенный и ровный.
Дверь шкафа со скрипом открывается, и тяжелый предмет врезается в тело человека. Человек — мужчина — стонет, звук глухой. По всему телу пробегают мурашки. Я знаю этот стон. Я знаю его.
Человека волокут через весь офис, затем он останавливается передо мной. Кэш обходит диван и встает позади меня, положив руки мне на плечи.
— Я же сказал, что сделаю для тебя все, что угодно. — говорит он.
Затем тянет за свободный конец ленты, и ткань, развиваясь, падает на пол. Я моргаю, позволяя глазам сфокусироваться.
Светло-каштановые волосы покрывают голову человека, некоторые участки тонкие, другие густые. Налитые кровью голубые глаза. Лицо мужчины все еще загорелое, но с возрастом оно обветрилось, как кожа. Из его пор веет рыбой и имбирем.
Мой отчим.
Все внутри меня напрягается от ярости.
— Что это? — шиплю я.
Кэш хихикает, похлопывая меня по плечу.
— Ты сказала, что это то, чего ты хочешь.
Губа моего отчима окровавлена и распухла, а вокруг носа запеклась корка крови. В моей груди клокочет разочарование.
Кэш ударил его? Зачем он это делает? Но я не должна так радоваться. Я должна испытывать отвращение.
— Зачем ты это делаешь? — заикаюсь я, мое сердце учащенно бьется. — Ты причиняешь ему боль, Кэш.
— Я не знаю, что тебе нужно. — говорит он резким голосом, в нем нарастает разочарование. — Но я предлагаю тебе свободу.
Он сжимает мои плечи сильнее, чем раньше, но затем отпускает.
— Убей его, Ремеди.
Подбородок моего отчима дрожит, его руки связаны за спиной, а голова опущена, и по какой-то причине это меня раздражает.
Он даже не может посмотреть на меня, он не может смириться с тем, что натворил. Так долго я пряталась от мира, от настоящей любви и привязанности, потому что я знаю, что все это может причинить мне боль.
Даже мягкие люди, могут иметь над тобой власть. Может быть, именно поэтому мне нравятся Кэш. Может, я и не знаю, кто он, но я знаю, чего он хочет и на что способен. И он слушает меня.
Как тогда, когда я сказала ему, что хочу убить своего отчима. Он привел его ко мне. Но смогу ли я на самом деле это сделать?
— Ты знаешь, что он сделал, когда ушел? — спрашивает Кэш.
Он вытягивает пальцы в форме пистолета и постукивает им по виску.
— Он нашел другую семью. Еще одну дочь-подростка, над которой можно издеваться. Мы с тобой оба знаем, что такой кусок дерьма, как он, никогда не изменится. Но ты всё равно хочешь разозлиться на меня за то, что я ударил его по лицу?
У меня сжимается горло и я едва могу сглотнуть. Это то, чего я всегда боялась. Если такому человеку, как он, это сойдет с рук один раз, он сделает это снова, и снова, и снова.
Я держусь за живот, боль бурлит внутри меня. Капли пота выступают у меня на лбу. Безликая молодая девушка затуманивает мое зрение. Я должна была что-то сделать. Я должна была как-то защитить ее. Как он мог так поступить с нами?
— Это правда? — шепчу я.
Рот моего отчима приоткрыт, но губы не двигаются. Он не отвечает мне.
— Ответь мне, Алан. Это, блядь, правда?
Он вздрагивает от моих слов, как будто я слишком резкая. Но он молчит.
А мне? А мне этого достаточно.
Кэш поднимает нож, гладкий и безупречный, металл поблескивает в тусклом свете. Рукоять темно-бордовая, цвета вина и дез оксигенированной3 крови. Он протягивает мне рукоять, и кончики моих пальцев покалывает, когда я сжимаю её.
Она легкая, как будто не может причинить никакого вреда. Как будто все это сон. Но это не так. Тошнота поднимается внутри меня, когда я вспоминаю о тех случаях, когда мне приходилось имитировать оргазм.
Каждый раз, когда я покидаю свое тело, чтобы оно не напоминало мне о нем. Я думаю о чувстве вины. Я думаю о том, что я неудачница. Я думаю о том, что подвожу свою маму. Как даже от объятия и прикосновения к моему плечу у меня мурашки бегут по коже.
Тогда я этого не знала, но теперь знаю, что никогда не буду нормальной. Он украл у меня эту жизнь. Кэш гладит меня по плечам, его мускусный, металлический запах поглощает меня целиком.
— Если ты этого не сделаешь, это сделаю я. — говорит Кэш, и в его словах сквозит холод.
Онемение охватывает мое тело. Я наблюдаю за каждым своим действием, словно воспоминание, которое продолжает прокручиваться в моей голове.
Я больше не я. Но я знаю, что должна это сделать. Я должна спасать таких девушек, как я. Но внутри я знаю, что я не настолько чиста и праведна.
Я хочу убить его. Бледно-голубые глаза моего отчима, затуманенные чувством вины, смотрят на меня.
— Мне так жаль, Ремми. — говорит он.
У меня подскакивает кровяное давление, перед глазами все расплывается.
Ему жаль? Он хочет попросить прощения? Он не имеет права так говорить. Он не сожалеет. Он сожалеет, о том, что его наконец поймали.
Я стою позади своего отчима, и я дрожу от нервов пока шок проходит через меня. Я падаю на колени, затем