ним действительно сила, которая сможет навести порядок, сделал фашистского лидера премьер-министром. Муссолини быстро начал демонтировать демократические институты, но настоящий перелом произошел через два с лишним года, в 1924 году, когда страну потрясло убийство социалиста Маттеотти.
Джакомо Маттеотти заявил в парламенте, что у него есть сведения о многочисленных нарушениях на прошедших незадолго до этого выборах. Сегодня историки предполагают, что, помимо этого, он знал еще и о коррупционных махинациях, связывавших Муссолини и его окружение с американскими компаниями Sinclair Oil и Westinghouse Corporation, а также с литовскими торговцами оружием. После этого депутат был похищен среди бела дня в центре Рима (по мнению большинства историков, по приказу Муссолини). Неизвестно, что похитители собирались делать с Маттеотти, но он так активно сопротивлялся, что погиб прямо во время похищения.
Исчезновение депутата, а затем обнаружение его тела вызвали в Италии сильнейший политический кризис. И как раз в этот момент Муссолини четко сформулировал принципы своего правления, которые он и проводил в жизнь в течение следующих 20 лет.
Выступая 3 января 1925 года перед палатой депутатов, он не признал прямо, что убийство Маттеотти – его рук дело, но воскликнул:
Я заявляю здесь, перед этим собранием и перед всем итальянским народом, что я, и только я, принимаю на себя политическую, моральную и историческую ответственность за произошедшее… Если насилие, происходящее в нашей стране, было вызвано существующей исторической, политической и моральной обстановкой, то и за это я беру на себя ответственность. Я создал эту историческую, политическую и моральную обстановку пропагандой, которая началась во время вступления Италии в войну в 1914–1915 годах и продолжается до сегодняшнего дня[118].
Такая ситуация как нельзя лучше способствовала возрождению смертной казни.
Закон, обрекающий на смерть шпионов и бунтовщиков, а также тех, кто покушался на жизнь короля, королевы, наследника, премьер-министра, был введен уже в 1926 году – через два года после убийства Маттеотти. Что характерно, тогда же был создан новый судебный орган – Особый трибунал для защиты государства, куда должны были передаваться дела тех, чьи «подрывные действия» угрожали фашистскому режиму. Одновременно были расширены полномочия полиции. Все развивалось абсолютно логично: «…закладывался краеугольный камень новой системы наказаний: оголтелый этатизм и постепенное уничтожение индивидуальных прав. В соответствии со знаменитыми словами Муссолини: "Все для государства, ничего вне государства, ничего против государства", одной из фундаментальных идей фашизма был центральный характер государства, и реформа законодательства… была направлена как раз на укрепление этой идеи»[119].
В уголовном законодательстве, принятом в Италии в 1930 году, так называемом Кодексе Рокко, конечно же, на первом месте были наказания за преступления против государства – они-то как раз и карались в первую очередь смертью.
Казнить можно было «гражданина, выступившего с оружием в руках против итальянского государства», человека, сотрудничавшего с иностранной разведкой, саботажника, наносившего ущерб военным объектам, подделывавшего документы, связанные с безопасностью государства, приобретавшего секретные документы, просто занимавшегося «политическим или военным шпионажем» или добывавшего сведения, которые «запрещено распространять», раскрывшего государственную тайну или опять же сведения, которые «запрещено распространять», человека, выполнявшего поручения государства, воюющего с Италией, готовившего вооруженное восстание, гражданскую войну, захват политической или военной власти либо покушение на главу государства.
Государство, государство, государство – в каждой статье. Интересно, что под многие из этих статей теоретически можно было бы подвести Муссолини, но об этом, естественно, речи не было. Зато за недонесение о преступлениях, за которые полагалась смертная казнь, можно было попасть на год в тюрьму или заплатить огромный штраф.
Как давно было замечено, в Кодексе Рокко даже преступления против личности оценивались прежде всего с точки зрения государственной безопасности – так, смертная казнь предполагалась за массовое убийство, наносящее вред «общественной безопасности», а также за распространение заразных болезней или порчу воды либо продуктов, приведшую к гибели многих людей.
Еще одна интересная деталь: в кодексе особо оговаривалось, что казнь не проводится публично, «за исключением тех случаев, когда министр юстиции отдаст особое распоряжение», то есть сама возможность публичных казней не отрицалась.
К чести итальянцев, надо сказать, что публичные казни здесь не проводились, и до вступления Италии во Вторую мировую войну было казнено 9 человек, а затем еще 17 до выхода Италии из войны. Даже созданный в 1926 году военный суд, который провел 5319 судебных процессов, вынес всего 29 смертных приговоров – для тоталитарного государства это очень мало[120]. В любом случае через несколько лет после падения фашистского режима смертная казнь в Италии была отменена.
Цена жизни в России в ХХ веке
Удивительным образом путь России к возрождению смертной казни напоминает итальянский – но не во всем.
Смертная казнь почти не применялась в середине XIX века, но по мере того, как политическая обстановка становилась все более напряженной, власти начали реагировать на террористические акты репрессиями – и казнями. В России террористы тоже убили монарха, но, в отличие от тех, кто попал в руки итальянской Фемиды, они отправились на виселицу. В начале ХХ века Россия знала множество терактов: погибали министры и губернаторы, бомбы разорвали на части дядю царя, крайне непопулярного московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, и министра внутренних дел Плеве, известного своими консервативными взглядами. Знаменитый либерал и выдающийся историк Павел Николаевич Милюков, не разделявший социалистических взглядов террористов и их радикальных методов, так описал свою реакцию на известие о смерти Плеве, застигшее его за границей:
29 июля, выйдя навстречу семье, возвращавшейся с утреннего купания, я увидел издали в руках жены лист газеты, которым она мне махала с признаками сильного волнения. Я ускорил шаг и услыхал ее голос: «Убит Плеве!» Я прочел телеграмму. Да, действительно, Плеве взорван бомбой по дороге к царю с очередным докладом!.. И эта «крепость» взята. Плеве, который боролся с земством, устраивал еврейские погромы, преследовал печать, усмирял порками крестьянские восстания, давил репрессиями первые проявления национальных стремлений финляндцев, поляков, армян – проявления, пока еще сравнительно скромные, – Плеве убит революционером. Он, который сказал Куропаткину: «Чтобы остановить революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Война оказалась не маленькой и не победоносной; перед смертью Плеве как раз русские войска испытывали поражения – и вот ответ русской революции!