— Он вас обидел?
— Да, он меня обидел! Он сделал мне предложение! — сказала Абигайль таким тоном, словно герцог предложил ей испорченный сыр.
Синьора Морини хлопнула в перепачканные мукой ладони, отчего стоящие рядом служанки сразу же начали чихать.
— Какая чудесная новость! Чудесная! Наконец-то проклятие будет снято!
Абигайль отложила готовую маску в сторону и взялась за другую. Она сидела за кухонным столом и пыталась совершить невозможное — украсить оставшиеся маски до того, как начнется праздник, — в то время как синьора Морини и ее помощницы готовили угощение.
— Проклятие не будет снято, — сказала Абигайль, рассматривая очередную маску. Она решила, что теперь их стоит украшать блестками, потому что от перьев она уже порядком устала. — Я каждый день говорила, что дружба между мной и герцогом не имеет никакого отношения к вашему проклятию. Это совершенно разные вещи. Мы должны сосредоточить внимание на других обитателях замка, которые, к счастью для вас, так безумно влюбились друг в друга, что с их помощью можно превратить в хороших людей целую тысячу неисправимых английских джентльменов. И я уверена, что сегодняшний праздник лишь поспособствует этому.
— Но вы и герцог, синьорина! Это так романтично! Он так вас любит. — Экономка перестала замешивать тесто и мечтательно закатила глаза.
— Уверяю вас, Морини, как уверяла и раньше: герцог Уоллингфорд не способен на всепоглощающую искреннюю любовь. Мне он ужасно нравится, и я всем сердцем желаю, чтобы он отказался от своего смехотворного обета целомудрия хотя бы на одну ночь…
С губ одной из молодых служанок сорвался вздох, и Абигайль бросила на нее настороженный взгляд. Очевидно, девушка стала понимать английский язык достаточно хорошо.
— А еще я верю, что в его душе очень много добра. Ну, или по крайней мере благих намерений. Только я…
Голос Абигайль сорвался. Блестки слились перед ее глазами в одно переливающееся пятно. И вновь в памяти возникла та волшебная ночь в персиковом саду, когда она наконец увидела настоящего Уоллингфорда и заглянула в его драгоценную душу. Они были так идеально близки в те несколько часов на берегу озера, закутанные в одеяло и освещенные луной. А потом, когда они ежедневно проводили вместе по несколько часов, читали и смеялись, она так и не смогла больше пережить этого ощущения физического единения, этого слияния в одно прекрасное целое. О Господи! Как же она хотела этого! Каждую ночь она лежала в постели без сна, сгорая от желания. Сила его была такова, что всякий раз слезы начинали струиться из глаз. Она жаждала не столько плотского единения, которое представлялось ей довольно смутным, сколько душевной близости и родства. Уоллингфорду никогда не стать ее преданным и верным любовником. Он просто не создан для этого, как и любой племенной жеребец. Но она могла, по крайней мере хотя бы один раз, насладиться безупречным актом единения с ним.
Если только Уоллингфорд ей это позволит.
— Он так вас любит, — вновь повторила Морини, разминая тесто.
Абигайль поднялась со стула.
— Масок слишком много для меня одной, — заявила она. — Наверное, нужно позвать кого-нибудь на помощь.
— Синьорина! — крикнула ей вдогонку синьора Морини. — Вы не забыли о планах на сегодняшний вечер?
— Не беспокойтесь, Морини, — ответила Абигайль, взявшись рукой за дверь. — Я останусь вашей преданной соратницей. Но только в отношении других.
— Конечно, синьорина. — Экономка вновь сосредоточила внимание на тесте. — Как скажете.
Глава 13
Какой же он глупец!
— Я осел, Люцифер, — произнес Уоллингфорд.
Мерин оказался настолько благороден, что не стал фыркать в ответ. Вместо этого в его больших глазах вспыхнуло настоящее мужское понимание, словно он хотел сказать: «Не переживай, старина, мы все ослы, когда дело касается женщин». А может, Уоллингфорд просто вообразил себе все это, ведь Люцифер был кастрирован еще в возрасте тринадцати месяцев.
На мгновение герцог даже позавидовал ему.
— Она отреагировала совершенно неадекватно. Я позвал ее замуж. Предложил стать герцогиней Уоллингфорд! Британской герцогиней, что более значимо, нежели все эти пустые европейские титулы и наследующие их безбожники, не имеющие никакого понятия о праве первородства, все эти принцессы и герцоги, наводняющие улицы, подобно обычным торговцам.
По дороге неторопливо шел крестьянин, ведущий на привязи козла. Каблуки его тихонько стучали по утоптанной пыли. Уоллингфорд распрямил плечи, как и подобало могущественному английскому герцогу, и величественно кивнул.
— Bon giorno, — произнес он снисходительно.
— Bon giorno, Signore Duca, — сказал крестьянин, приветственно приподнимая шляпу.
— М-е-е-е, — проблеял козел.
— Наверное, я должен перед ней извиниться, — продолжал размышлять вслух Уоллингфорд, когда крестьянин уже не мог его услышать. — Женщины ждут этого. По крайней мере мне так говорили. О господи! Знаешь, Люцифер, а я ведь никогда прежде не извинялся перед женщиной. Может, в этом моя проблема?
Конечно, герцог знал, что отсутствие умения извиняться лишь вершина айсберга. Ему предстояло расколоть целую гору высокомерия и гордости, прежде чем он добьется уважения Абигайль.
— Именно поэтому я не могу ее отпугнуть, — произнес Уоллингфорд. — Ведь она единственная, кто хочет вооружиться киркой и сделать всю грязную работу.
Дорога начала поворачивать вдоль подножия холма, и парочка кроликов стремглав бросилась в кусты, увидев Люцифера.
Под шляпой струйка пота скатилась к уху Уоллингфорда, а потом каплей повисла на подбородке.
— А еще, помимо всего прочего, мне необходимо научиться следить за собственной речью, — продолжал рассуждать герцог. — Не стоило говорить того, что я сказал. Одному Богу известно, что будет, если они вдруг уедут. Если я проснусь утром, зная, что ее нет рядом, я… я… я уже не буду прежним. Когда я ее вижу, у меня перехватывает дыхание, старина. И я ни капли не стесняюсь признаться тебе в этом. Перехватывает дыхание от ее невинности. Я говорю не о плотской невинности, а о ее видении мира. О том, каким она видит меня. — Уоллингфорд помолчал, а потом еле слышно добавил: — От ее безгрешности.
Слова Уоллингфорда растаяли в воздухе, и он с силой тряхнул головой. Какие банальные сентиментальности вылетают из его уст! Из уст герцога! Но что есть, то есть. Он сделал несчастными всех женщин, с которыми встречался, и теперь его постигло заслуженное наказание. Вот что это такое.
В деревне он сразу отправился к человеку, с которым вел дела, единственному, кому позволил последовать за собой в Италию. Сначала Уоллингфорд ездил в деревню почти каждый день. Все деловые письма, адресованные ему, переправлялись сюда. Даже находясь вдали от Англии, он хотел следить за тем, как идут дела в поместье, едва не разоренном его отцом. Сейчас же, переступив порог дома, он увидел на лице своего поверенного неподдельное удивление.