Вот и сейчас Абигайль ощущала нечто больше, чем ликование.
— Да, друзьями, — проворковала она. — Мужчины и женщины могут быть друзьями. Мы можем вместе заниматься изучением наук. Вы великолепно владеете латынью. Я сама слышала за ленчем. Так что мы сможем…
— Абигайль. — Уоллингфорд остановил ее рассуждения с помощью нежнейшего из поцелуев. — Давайте не будем опережать события. Между страстными объятиями и крепкой дружбой огромное расстояние.
Глаза Абигайль округлились от изумления. Уоллингфорд смотрел на нее серьезно, даже сурово, но дрогнувшие уголки губ выдали его.
— О! — выдохнула Абигайль. — Как же я вас обожаю! — И вновь обвила шею герцога руками, засмеялась, с восхищением ощущая, как вибрирует от смеха его грудь.
Уоллингфорд приподнял ее над землей и коснулся губами волос.
— Послушайте, — произнес он наконец, — нужно отвести вас домой. Уже поздно, вы замерзли, вас хватятся…
— Никто меня не хватится. Все думают, что я у себя в комнате.
— Абигайль, — Уоллингфорд убрал с ее лица прядь волос, — мы не станем делать этого, вы меня поняли? Может быть, я и распутник, но у меня нет привычки соблазнять девственниц, даже таких, к которым я…
— Да?
Уоллингфорд поцеловал ее в лоб.
— Да так, ничего. Идемте.
Ни он, ни она даже не пытались расцепить объятия.
— Я не хочу никуда идти, — сказала она. — Пожалуйста, еще несколько минут.
На лице Уоллингфорда отразилось сомнение.
— Вы замерзнете.
Его голос звучал так невозможно нежно, словно перед ней стоял совсем другой Уоллингфорд — настоящий, но почему-то скрывающий свою сущность. Абигайль хотелось как-то сохранить эту сущность, подобно тому, как мистер Берк сохраняет образцы воздуха в своих пробирках.
Абигайль отстранилась.
— Подождите здесь минуту, — сказала она и побежала по влажным камням к лодочному сараю.
Когда она вернулась с одеялами в руках, Уоллингфорд по-прежнему стоял на камнях босиком, скрестив руки на груди.
— Что это? — спросил он, вскинув бровь.
— Я хранила эти одеяла в лодочном сарае на случай, если мы вздумаем устроить пикник, — беззаботно ответила Абигайль, накинула одно одеяло ему на плечи, а другим укрылась сама.
— Пикник. — Уоллингфорд притянул девушку к себе. — Вы сумасшедшая. Моя сумасшедшая девочка. — И поцеловал в макушку.
Она потянула его к валуну и опустилась на землю.
— Всего на несколько минут. Я уверена, вашей репутации под силу противостоять скандалу.
— Сидеть на земле ужасно неудобно.
— А вы можете лечь и положить голову мне на колени.
— Да поможет нам Господь! — Уоллингфорд устроился рядом с Абигайль, театрально вздохнув. Затем осторожно обнял за плечи и положил ее голову себе на плечо. — Вам тепло?
— М-м-м… — Абигайль закрыла глаза. — Вы не жестокий и не распутный, Уоллингфорд. Почему вы хотите таким казаться?
Пальцы герцога чертили линии на ее руке.
— Это не притворство, а часть меня. А вы изо всех сил пытаетесь убедить меня в обратном.
— Глупости. Всеми нами время от времени повелевают низменные инстинкты. Даже Лилибет не исключение.
— Да, но я слишком часто им отдаюсь. Мой дед постоянно указывает мне на это. Считает, это оттого, что я с детства имел слишком много привилегий и ни в чем не знал отказа.
Абигайль с благоговением наслаждалась поглаживаниями Уоллингфорда, теплом его тела, его ошеломляющей откровенностью. Скорее всего он никогда никому не рассказывал этого. Так почему же выбрал для своих признаний ее?
— Поэтому вы здесь? Чтобы доказать, что можете существовать и без своего титула? — Она крепче прижалась к герцогу.
Тот заметно напрягся. Казалось, его сердце на мгновение перестало биться.
— Какая же вы все-таки необычная, мисс Харвуд.
— Вы должны раз и навсегда решить, как меня называть: Абигайль или как-то иначе.
— Пожалуй, Абигайль предпочтительнее. — Уоллингфорд поцеловал ее макушку, на которой покоился его подбородок. — Если, конечно, вы позволите мне это.
Она молчала, прислушиваясь к плеску воды и шороху листьев. Дыхание Уоллингфорда шевелило ее волосы.
— Если бы вы действительно были распутником, вы сейчас овладели бы мною.
— Возможно, вы меня изменили.
— Нет. Я не верю в то, что человек может измениться. Вы такой, какой вы есть. Просто вы должны решить, что с этим делать.
— Добровольно?
— Да, наверное. Можете назвать и так. — Абигайль посмотрела на свою руку под одеялом Уоллингфорда, которая вновь лежала на пуговицах его жилета. Что он будет делать, если она попробует их расстегнуть? — Посмотрите на себя. В вас так много доброты. Но вы никому ее не показываете, прячете в своем полном нежности сердце.
— Полном нежности сердце? — ошеломленно спросил Уоллингфорд, как будто услышал какую-то непристойность.
Абигайль похлопала его по груди.
— Самом нежном из тех, что я когда-либо знала. Только вот такое герцогам иметь непозволительно, не так ли?
— Практика показывает, что вы правы.
Абигайль окружало тепло и Уоллингфорд. Она совершенно забыла о проклятии, вечной любви и вероломных английских лордах, пребывала в состоянии блаженства, отгородившись от остального мира.
Луна освещала слившихся в объятиях влюбленных, дышащих друг другом, обретших мир.
— Вам не нужно скрывать свое сердце от меня, потому что я буду очень нежно заботиться о нем.
— Начиная с этого самого момента?
— Обещаю.
Голова ее отяжелела, и Абигайль прижалась щекой к груди Уоллингфорда, подтянула к себе колени, а сильная мужская рука поддерживала ее.
Абигайль приоткрыла глаза, потому что почувствовала себя необыкновенно удобно и тепло в мускулистых руках, слушая биение сердца прямо у своего уха.
— Куда мы направляемся? — пробормотала она.
— В вашу комнату.
— О, звучит чудесно.
Герцог негромко рассмеялся.
Абигайль показалось, будто она вновь ощущает аромат персиковых деревьев.
— Вы отправляетесь в свою комнату, дорогая. Спать.
После этих слов Абигайль, кажется, снова задремала, потому что, проснувшись в очередной раз, обнаружила, что лежит на постели, а Уоллингфорд снимает с нее платье и развязывает корсет.
— Сними их, — пробормотала Абигайль. — Отвратительные предметы.
Герцог внял этой просьбе, проделав все со скандальной ловкостью, а потом, оставив на ней только сорочку и панталоны, накрыл одеялом.
— Уоллингфорд, — прошептала Абигайль, когда тот отстранился, — что изменилось? Почему сейчас?