— Следи за руками, инквизитор! — прокричал я. — Я — аристократ! Я — рыцарь Грома и Молнии. Я — зять князя Драгомира и наследник Солнцеградского престола! Моя особа священна, и тебя повесят на центральной площади нашего города, если ты посмеешь дотронуться до меня!
На трезвую голову такое высказывание не сорвалось бы с моих уст. Но похоже, на этот раз мне повезло. Отец Казимир слегка успокоился:
— Ты меня не запугаешь, колдун! Твой тесть не имеет власти в Гэнни-Джуне, а инквизиция подчиняется только папе Маритскому. Но поскольку ты дипломат, мы разрешаем тебе проехать. Только при условии, что ты снимешь заклятие подчинения с запряжённой в карету нечисти.
— Что, прямо сейчас? — хмыкнул я. Я прекрасно понимал, что если снять с кондоров контролирующее заклятие, то они бросятся на лошадей и людей, так что и самим инквизиторам достанется немало.
— Озадачил ты нас, пропащая душа. Если отпустишь сейчас, подвергнешь опасности всех нас. А если пообещаешь, что отпустишь, когда минуешь заставу, откуда нам знать, что ты не соврёшь?
— Ты не веришь слову рыцаря, инквизитор? — спросил я, не моргая, глядя прямо в глаза Казимиру. — Ладно, будь по-твоему. С кондорами разберусь прямо сейчас, не снимая заклятия. — Я выставил правую руку, и с неё слетела молния, разветвившись на три электрических потока, каждый из которых испепелил по кондору.
— Хорошо, можешь проезжать, посланник, — удовлетворённо улыбнулся отец Казимир.
— С прибытием в Гэнни-Джун, князь Апион! И не испепели дворец хана на переговорах!
* * *
Приближался конец января. Карета, запряжённая двумя лошадьми, медленно проехала заставу и двинулась дальше, на восток по горным степям Гэнни-Джуна. В повозке царило молчание. Громобой и Джумаш сидели огорошенными очередной потерей тяговых животных: Громобою даже не хотелось выпить. А я задумался о религиях Элама. Вера в Искупителя, называемого в мире Эрты Камриэлем, совершенно не отменяла многобожия, хотя называть эту религию язычеством нельзя — поскольку язычество — это вера языка, то есть народа, и этот термин не применим к религии, насчитывающей последователей по всему миру. Везде Искупитель воплощался в землях Востока. Но в Эрте он воплотился среди многобожников-мизрахийцев, а в Эламе — среди кедмийцев, очень на них похожих, за исключением одной детали: большинство кедмийцев придерживалось строгого монотеизма. Монотеистами же стали и последователи Искупителя, поэтому они не так ладили с язычниками, как в Эрте. Отныне вера в Искупителя для язычников — не более, чем нелепая выдумка, а язычество для сторонников Азариэля — самое настоящее поклонение Дьяволу.
У всего этого есть политические причины. Поскольку азариэльство претендует на истинность и не терпит конкурентов, его существованию необходимо, чтобы язычники стали преступным народом. Азариэльское духовенство демонизирует язычников, а в особенности их жрецов, магов, чтобы испугать всех колеблющихся и внушить им, что принадлежность к Церкви — единственный путь к спасению души после смерти, и что они попадут в ад лишь за то, что исповедуют веру своих предков, даже если ведут себя праведнее Папы Маритского. Именно так церковь и набирает себе толпы приверженцев. И многие находятся в плену этих заблуждений, полностью отвергнутых Абсолютным Законом[10]. Даже многие из самих инквизиторов верят в положения, придуманные Папой Маритским и кардиналами.
Первым молчание нарушил Джумаш:
— Не могу поверить, Апион, что ты пошёл на поводу у этих святош и зажарил кондоров, которых сам же и подчинил! Ты совсем недавно рассказывал, что можешь подчинять только одно существо, и думаю, ты затратил много времени, чтобы усовершенствовать этот навык! Мы не доберёмся до столицы и за две недели! Хотя должны за четыре дня!
— Успокойся, Джумаш! По-твоему, я должен был снять заклятие и освободить птиц? Или нарушить своё слово? Всё очень просто — мы лишились кондоров, мы подчиним и новых, как только появится такая возможность.
— О, боги! Как же до меня самого это не дошло?!
* * *
Через шесть часов карета Джумаша колесила по дорогам Гэнни-Джунна, будучи вновь запряжённой двумя степными рысаками и тремя кондорами. Чем дальше наша повозка продвигалась на восток, тем теплее становился воздух. Вскоре зимняя погода Гэнни-Джуна напоминала осенний Солнцеград: довольно тёплый воздух и вечные дожди.
— Поздней весной и летом дожди в западном Гэнни-Джуне — редкость, — сказал Джумаш. — Поэтому степь в южной части страны может ненадолго превратиться в пустыню, от чего все кочевники сдвигаются на север. Только зимние дожди позволяют нашей растительности сохраниться.
Я осмотрел степь. Помимо огромных, непроходимых зарослей различных трав, на нагорьях Гэнни-Джуна произрастали знакомые по пустыням южных земель Эрты кактусы, способные расти без воды. Также в глаза бросилось множество огромных красно-зелёных цветков. Возле одного из них летал стриж: очевидно, запах растения казался пташке вкусным. Неожиданно цветок поднялся ввысь, к птице — и со скрежетом закрылся. Хищное растение! — догадался я. Похоже, в степях Гэнни-Джуна много опасностей. Если не явных, таких как кондоры, то хорошо замаскированных.
По нагорьям бывшей мойренской провинции скакали серые зайцы и тушканчики.
Впрочем, последние, как я и предполагал, оказались нечистью. Хотя бы потому, что любой виданный им кот уступал местным тушканчикам в размере. Как выяснилось, к нечисти принадлежали и степные зайцы. Однажды к такому зайцу подкрался койот и попытался запрыгнуть со спины. Зайчишка увернулся от зубов хищника, после чего из его рта вылетел длинный язык, как у хамелеона — и обвил шею ни о чём не догадывающегося койота. Хищник, оказавшийся добычей, вскоре задохнулся, а заяц расцарапал когтями шею супостата и впустил в неё свои острые зубы. Как мне показалось, двуличная зверюга посмотрела в направлении лошадей и облизнулась. Впрочем, это только показалось.
Вскоре солнце зашло и наступил вечер. Утомлённый яркими картинами гэнни-джунского дня и тремя бутылками белого вина, я заснул…
* * *
Мне снилось, что я прогуливался по солнечным горам летней Мойрении, как вдруг внезапно солнце погасло, а я оказался в кромешной тьме. Со всех сторон веяло опасностью, и я попытался бежать к деревне, лежащей в долине. Но тут же мои руки и ноги обхватили не то змеи, не то верёвки, не то лианы, и я не мог пошевелиться. Я попытался вырваться из цепких лап невидимого врага, но нечто ещё сильнее вцепилось в меня. Моё сердце бешено забилось, а дыхание участилось. Я в ужасе закричал и проснулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});