Его негласный призыв, обращенный к руководителям цеховых служб, распространяется дальше и выше, доходит до министерств и госкомитетов, где не могут не слышать голоса «оттуда», из будущих пятилеток. То, о чем сегодня заставляет нас думать Черняев, завтра должно стать нормой существования. Кадровые проблемы, решение которых он уже теперь подсказывает своим ударным трудом, будут одними из наиважнейших, и потому их необходимо и пора апробировать.
В противном случае мы вынуждены сегодня говорить Черняеву «тпру!», хотя прекрасно понимаем, что его стремление работать лучше так же естественно, как физический рост ребенка, останавливать который и бессмысленно и вредно. Такие рабочие, как Черняев, преподносят нам лозунг социализма: «От каждого — по способностям», как свое право и желание выложиться до конца, — почему же мы все еще довольствуемся их элементарной добросовестностью, полагая, что именно ею ограничено содержание лозунга?
Вопросы поставлены. Отвечать на них рано или поздно придется. Кто первый готов ответить реальным вкладом? Ничто сегодня не ценится так дорого, как дело. Что же касается Черняева, то он наш разведчик там и одновременно полномочный представитель завтрашнего дня здесь. Рабочих типа Черняева не зря объединили на заводе в отряд, получивший название «Передовой отряд пятилетки». К ним и требуется совсем иной подход. Когда речь заходит об этом отряде, задача «толкнуть рабочих на ударный труд» перерастает в задачу «не сдерживать их ударного труда». Вдумайтесь, читатель: не сдерживать! — явление чрезвычайно знаменательное. Если угодно, это первые нравственные и социальные плоды современного ударничества.
БИЕНИЕ МЫСЛИ
Почти физически я ощущал всеобщую неудовлетворенность состоянием дел на заводе и тоску по решительным переменам. Ударники, можно сказать, своего добились. Куда бы ни заходил, с кем бы ни разговаривал, всюду мысли, планы, подсчеты, ловля новинок, воспоминания о «хорошо забытом прошлом».
Вновь стали думать о неограниченной сдельщине. Старший мастер Владимир Сергеевич Годяев произнес такую тираду: «Эх, это бы дело — да под ладонь! Развяжите мне руки, и я завалю Черняева работой так, что он пятилетку за два с половиной года выполнит, а я за его счет с удовольствием уплотнюсь. Отделу труда и зарплаты скажу: не волнуйтесь, товарищи, я деньги у вас возьму, не без этого, но отдам вот такими нормо-часами!» Заместитель директора Михаил Матвеевич Царьков тоже полагал, что прямая неограниченная сдельщина была бы истинным подарком ударничеству, при условии, разумеется, комплексного решения многих производственных вопросов, при научно обоснованном нормировании, при отказе от «сотен», как он выразился, позиций и «тысяч» номенклатур, при достаточно крепкой технической базе.
Кто-то носился с идеей отказа от мифической трудоемкости и перехода на расчеты через «натуральные величины». Мол, по сравнению с недалеким прошлым и нормо-часы — прогресс, однако, если бы токарь мог отчитываться, как ткачиха, в «метрах ткани»!..
На длящиеся операции попробовали перевести двух сменщиков: один наряд, станок передают друг другу «на ходу», без переналадки. В результате эксперимента получили 16 процентов экономии рабочего времени. Прекрасно, но мало! Попытались ввести на тех же операциях многостаночное обслуживание: один токарь на два и три станка. Прекрасно, но очень трудно! И вдруг кто-то бросил идею прямо противоположную: три токаря на двух станках, зато с «потрясающим» эффектом! Не сам придумал, подсмотрел в заграничной командировке. Представьте себе: непосредственно за двумя станками стоят токари третьего или четвертого разряда, а при них — токарь-ас в качестве «дядьки». Он затачивает им резцы, готовит оборудование, изучает чертеж, делает переналадку и т. д. Один из работающих — в столовую, а «дядька» тут же его подменяет, и станок не останавливается. В итоге: сто процентов использования машинного времени, и на двух станках — двести! По нашим нормам считается приличным, если станок используется на сорок процентов. Стало быть, работай все трое на трех станках, они бы дали 120 процентов использования машинного времени, а с «дядькой» на двух станках — 200 процентов, что решительно отразится на выработке. Разве не резон? Даже Черняев на одну только проверку внутренней расточки детали тратит не минуты, а часы, а там «дядя» проверит, и никаких остановок. Правда, возникают осложнения: на заводе и без того простаивает более двухсот единиц оборудования из-за нехватки станочников, а тут, если «трое на два станка», парк бездействующих станков еще увеличится… Ох уж эта наша психология! На пальцах высчитали — выгодно, а глаза видят стоящие станки, символы непорядка, и командуют в мозг: задний ход! «Производительность труда, это в последнем счете самое важное, самое главное для победы нового общественного строя» — на каждом обязательстве каждого передовика напечатаны эпиграфом эти слова Ленина.
Не буду перечислять дальше. Нам важно понять тенденцию. Завод имеет богатые традиции, отличный коллектив, всемирную известность, — кто может сомневаться в том, что он, сам себя пересилив, выйдет на прямую?
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ. Как сложится для Александра Черняева последний день пятилетки? «А бог его знает!» — сказал Черняев. По всей вероятности, галстука он специально не наденет, хотя бы потому, что галстук — его повседневная форма. Жене намекнет, что вечером могут прийти ребята, — мол, не ударь лицом в грязь. И, разумеется, выставит после работы женщинам своей смены шоколадные конфеты. Будут ли цветы, толпа вокруг, аплодисменты и речи, он не знает, но думает, что вряд ли. Скорее всего экономист подобьет итог, передаст его начальнику цеха Алексею Николаевичу Болинову, а тот оформит приказ: полсотни премии. Примерно так получилось с фрезеровщиком Самсоновым, человеком в годах, когда он завершил свою пятилетку за три года. Очень скромно. Без шума. У нас бывает: перешумят вначале, а на конец ничего не оставят. Впрочем, вовсе не исключено, что будет совсем по-другому. «Ведь первый раз такое, — сказал Черняев. — Опыта еще маловато».
День кончится. Он будет последним днем пятилетки.
Потом будет первый день следующей.
В него вступят вместе с Черняевым еще пять станочников из арматурного цеха. И около трехсот рабочих «Красного Сормова». И около десяти тысяч в Горьковской области. Всего же молодых ударников — горьковчан, взявших повышенные обязательства, — 63 тысячи человек. Они уже сегодня разговаривают с нами с позиций завтрашнего дня. Шестьдесят три тысячи Черняевых — это не только возмутители спокойствия, это сила, на которую можно рассчитывать, с которой нельзя не считаться.
1974 г.
УЧИТЕЛЬ
1
Известный московский адвокат рассказал мне как-то такую историю. У него была собственная машина, и вот однажды он открыл замок гаража и увидел, что машина обкрадена: что можно было с нее снять, снято. Обращаться в милицию адвокат не стал, не зря он был известным юристом, и сам провел следствие. Он вышел из гаража и минут пять молча постоял во дворе своего