несмотря на все трудности. Завтра утром в судьбе нашего древнего рода произойдет событие, после которого мир, окружающий нас, перестанет быть прежним…
— Сынок, чаем не угостишь? — возле меня неожиданно прозвучал спокойный голос отца.
Я встрепенулся. Надо же, размечтался и не услышал, как он подошел.
— Конечно, пап, садись!
Я свинтил железную крышку с термоса, вытащил зубами пробковую заглушку и налил отцу ароматного чаю прямо в железную крышку. Не знаю, что это за магия такая, но лично для меня чай в этом термосе реально вкуснее, чем в любом другом самом современном чайнике. А пить его прямо из железной крышки — просто истинное наслаждение для ценителей.
— Волнуешься? — отец несильно сжал мое плечо.
— Есть немного. Но мне бы уже хотелось всё закончить побыстрее… Или начать — это с какой стороны еще посмотреть.
Отец, соглашаясь, кивнул.
Позавчера мы с отцом позвонили деду и сообщили ему, что с раскопками покончено, и мы наконец-то нашли то, что искали! Он не на шутку разволновался и прокричал нам в трубку, что бросает все дела, и завтра первым же рейсом вылетает к нам. Просил дождаться и не лезть к отпечатку. Поэтому мы и не полезли вчера во избежание соблазна. Ждем главу семейства.
Баба Фрося
Я посмотрел на часы. Девять вечера. Как же медленно тянется время, скорей бы уже утро!
Я услышал приближающиеся характерные шаркающие шаги и чуть улыбнулся. Как же, дадут мне сегодня побыть одному…
— Коля, чего это вы там в потемках? Врубай давай свет, а то я тут себе все ноги переломаю.
Отец щелкнул выключателем, и баба Фрося подошла к беседке.
— Я вам тут с отцом пирожков твоих любимых принесла, с творогом и изюмом. Будете?
Я улыбнулся еще шире.
— Конечно буду, баба Фрося!
Ефросинья вразвалочку зашла в беседку и поставила на стол лукошко, накрытое тонким вафельным полотенцем. Вкусно пахнуло свежей выпечкой.
— Позволите бабке старой сказать пару слов? — спросила она, выкладывая горячие, дышащие паром пирожки на плоское блюдо.
— Конечно, Ефросинья, говорите, пожалуйста, мы вас внимательно слушаем, — сказал отец. Он очень серьезно относился ко всему, что открывала нам баба Фрося, особенно в последнее время.
Она, кряхтя по-старчески, уселась за стол напротив меня и, подперев ладонями подбородок, заговорила:
— Видела в этот раз немного, но то, что видела, скажу.
Старушка положила ладонь на мою руку.
— Не переживай ты ни о чём, паря! Всё нормально у тебя будет. Завтра иди сам, без них вот, — она кивнула на отца, — не пустят их! А если всё-таки пролезут за тобой, то умрут лютой смертью.
Ефросинья перекрестилась и продолжила:
— Перемены у всех скоро великие начнутся. А тебе, Иван, вот что скажу. Паря наш… Он свой великий подвиг совершать будет, а тебе и старику вашему свои подвиги совершать надобно. Какие — сами знаете. Вот не знаю, почему и как, но карты мне говорят, что всё то, что вы найдете и притащите сюда, — она кивнула в сторону хранилища, — это пригодится в будущем вам и тем, для кого вы это собираете. И вот что еще интересно…
Баба Фрося замолчала ненадолго, затем поправила узел косынки под подбородком и посмотрела на нас с отцом прямо.
— Теперь не вижу я своей кончины в ближайшее время, вот что! Не вижу, хоть ты тресни! К чему бы это, а? Но вот же видела раньше, а сейчас нет! И жить-то теперь охота стало, как никогда раньше! Пугает это всё меня до усёр… до жути.
Ефросинья пододвинула к себе пустое лукошко и встала из-за стола.
— Ладно, пойду я, — она поцеловала меня в темечко и погладила по голове. — Всё нормально будет, паря, не дрейфь!
Бабка ушла, а мы еще долго сидели молча, переваривая услышанное.
— Всё равно, завтра ныряем вместе! — упрямо сказал отец. — Только деда дождемся.
Я утвердительно кивнул.
Дед прилетел
Дед появился в поселке на рассвете. Прилетел на вертолете прямо из аэропорта. Не на нашем «МИ-8», конечно, тот сейчас находился здесь, а на каком-то частном, небольшом и очень похожем на тот, что был у отца в Монако.
Не дожидаясь, пока бешено вращающиеся лопасти остановятся, дед выскочил из кабины вертолета и, пригибаясь, быстро направился в нашу сторону. Винтокрылая машина, тут же взревев двигателями, взмыла в небо и легла на курс в сторону Краснодара.
Поздоровавшись с нами, дед спросил у меня коротко:
— Готов?
И получив утвердительный ответ, распорядился:
— Тогда собираемся! Не будем тянуть с этим.
Отец придержал его за руку.
— Постой! Тут такое дело. Ефросинья сказала вчера, что нам туда нельзя, нас не пустят и уничтожат. А вот ему, — он показал на меня, — можно! Его там ждут и примут.
Отец говорил спокойно, чувствовалось, что его ночные сомнения развеяны, и теперь он полностью разделяет мнение бабы Фроси. Приучила она нас всех за это время прислушиваться и относиться к ней более чем серьезно.
Услышав это, дед замер на полушаге и с полминуты о чём-то напряженно размышлял. Затем кивнул сам себе и полез в свою объемную сумку. Немного порывшись там, он достал из нее двухлитровую бутылку. Судя по этикетке и соломенной оплетке, эта бутылка была из-под какого-то дорогого итальянского вина. Через зеленое стекло можно было определить, что она заполнена какой-то темной массой под самую крышку.
— Вот, — дед протянул мне бутылку, — пользуйся на здоровье. Всего-то одна столовая ложка этой жидкости в день заменяет тебе завтрак, обед и ужин.
Застегивая сумку, дед расстроено пробурчал:
— Древний родовой рецепт, доработанный современными технологиями. В пластик нельзя, быстро портится, а вот в цветном стекле не пропадает и не прокисает. Смотри не потеряй, тут тебе одному на полгода хватит, если не больше, экономить не надо. Для всех готовил, а оно видишь как! Воды только прихвати с собой побольше — оно сладкое и приторное.
Кивнув, я отвинтил крышку и понюхал. В нос шибануло какими-то травами, медом, орехами и еще чем-то таким и вправду приторным и неуловимо знакомым.
— Спасибо тебе, дед.
Тот кивнул, а затем спросил растерянно:
— Ну как же так-то? Почему нам нельзя с тобой — причина-то какая? Хотя, думаю, что Ефросинья просто так молоть языком не станет. И что же нам теперь делать? Хоть проводить-то тебя можно?
— Наверное, можно, только близко ко мне подплывать не надо, мало ли что.
Я повесил на спину заранее приготовленный рюкзак с амуницией Крона и приобнял отца и деда за плечи.
— Ну что, на «Венеру»?
Мы спустились к морю по аккуратно выложенным ступенькам,