более.
– В пять утра начался ливень, – заметил Лев Валентинович, с напряженным лицом натягивая резиновые перчатки. – Он и не дал разгореться.
– Не факт. Сними плащ, удобнее будет. Я подержу.
Оставшись в костюме, Цыганков решительно подошел к «нексии» и рванул шоферскую дверь. Я тоже переместился поближе, но не настолько, чтобы в полной мере ощутить вонь обгоревшего тела. Мне достаточно общего впечатления, которое вполне можно получить и с трехметровой дистанции. А детали пусть изучает профессионал. Что я смогу увидеть такого, что прозевает Цыган?
Труп не обгорел.
Это был Глеб.
В первый момент я его не узнал. Сказалось отсутствие очков, в которых я привык его видеть. Тех самых, без оправы, с тонкими золотистыми дужками. Оказывается, они здорово меняли его внешность.
Он не выглядел страшно. Вообще не выглядел мертвым. Как будто устал от дальней дороги и закемарил, обхватив руль и положив голову на руки.
Лев Валентинович взял труп за плечи и, морщась, выволок из машины. Положил лицом вниз на траву, присел рядом на корточки, задрал у него куртку на спине.
– Видите?
На пояснице было три раны. Две – с левой стороны, на уровне почки, и одна – справа, немного повыше. И еще одна рана – напротив сердца.
– Вижу… Пулевые?
– Они самые. Стреляли в упор, даже рубашка – видите? – опалилась.
– А куртка будто бы целая.
– Да, куртка не пострадала.
Цыганков выпростал из брюк и, срывая пуговицы, закатал клетчатую рубашку Глеба. Долго рассматривал продырявленную поясницу, совал указательный палец в раны. Потом перевернул труп на спину. Я убедился, что лицо покойника не разбито, отсутствуют следы даже самых слабых побоев, и отошел, решив, что будет больше пользы, если займусь осмотром машины.
Ничего интересного в машине я не нашел. Спинка водительского сиденья была целой, без пулевых отверстий. Не видно было повреждений и в панели приборов. Очки Глеба нигде не валялись. Я заглянул в багажник: запаска, домкрат, пара ключей и компрессор для подкачки колес.
Закурил, стал ждать, пока профессионал закончит осматривать труп. Его дотошность меня раздражала. В любую минуту могут появиться менты, и хотя ничего серьезного они нам предъявить не сумеют, объясняться с ними мне не хотелось. Тем более, что через какое-то время они докопаются, где Глеб работал, увяжут его убийство с гибелью Кушнера, и тогда нового вызова на допрос не миновать.
Сдирая с рук перчатки, Цыганков выпрямился и подошел ко мне.
– Так и оставим? – Я кивнул на труп.
– Да, не волохать же его обратно. Пусть головы поломают…
– Злой ты, Валентиныч, не любишь своих бывших коллег. Пошли? – Я протянул ему плащ.
Цыганков перебросил плащ через левую руку, а в правой понес использованные перчатки.
– Картина примерно ясна. Его или газом вырубили, или под стволом заставили куда-то поехать. А может, вообще какой-то хитростью заманили. На щиколотках и запястьях следы клея – значит, скотчем связывали. В вене след от инъекции – сыворотку правды кололи. А потом, когда стал не нужен, завернули куртку на голову, наклонили и пристрелили. Хватило бы одного выстрела, в сердце, но решили поиздеваться, козлы!
– У тебя, кажется, есть предположения, кто это сделал.
– Не предположения – уверенность. Кроме Татарина – некому! Помнишь, что сказал Плакса? Вчера вечером Рамис точно знал, что звонил именно Глеб. То есть он уже просмотрел сим-карту и увидел, какие были звонки.
– Это не совсем доказательство. – Я был согласен с Цыганковым, но хотел, чтобы он высказался до конца.
– Если бы Глеба похитили посторонние, то на фига им было его убивать? Выпотрошили и выбросили. Накололи бы какой-нибудь дрянью, чтобы он вообще ничего вспомнить не смог. Какой смысл мочить, если он понятия не имеет, кто допрос вел и не сможет никого опознать?
Я продемонстрировал два загнутых пальца:
– Есть еще доказательства?
– Есть! Мы почему здесь стали искать? В пяти километрах отсюда, за Красным Бором, у Татарина есть один хитрый дом, который как раз для таких целей используют. Сейчас там никого, мои ребята проверили, но с вечера до утра кто-то был. Соседи видели свет и три машины заметили. Джип и две легковушки. Одна из них была белого цвета. И последнее – Татарин исчез.
– Я же его видел утром.
– Он пробыл в офисе ровно десять минут. Забрал что-то в своем кабинете и сдернул, никому ни слова не сказав. Трубка выключена.
– Вот сука!
– Я ему за Глеба лично глотку перегрызу!
Цыганков смачно плюнул. Заметив, что до сих пор несет в руке использованные перчатки, широко размахнулся и запулил резиновый комок в придорожные кусты.
Мы остановились, чтобы закончить разговор без посторонних ушей.
– Зачем он это сделал? – спросил я.
– Поймаем – спросим! Очканул, когда узнал, что Плаксе с Пучковским звонили. Нас ему было не тронуть, вот он и прихватил Глеба.
– Все равно ерунда получается. Ну, застрелил он парня – что мешало закопать труп и делать морду кирпичом, с понтом «Ничего знать не знаю»? Зачем подаваться в бега? И потом, чем его наша провокация так напугала?
Я нарочно употребил тот же термин, который использовал сам Цыганков, когда агитировал меня на телефонную авантюру. Пусть попереживает немного: если бы не его гениальная комбинация, которая, по сути, не так уж много пользы дала, Глеб был бы жив.
Я попал в цель. Лицо Цыганкова закаменело.
– Константин Андреич! Я все силы бросаю на поимку Татарина. Разрешаете?
– Разрешаю, Лев Валентинович. Ловите этого оборотня. Сколько времени надо?
– Если он в городе – не больше четырех дней.
– Только мне бы хотелось его живым увидать. А то мертвые как-то все больше молчат… Вызывай сюда ментов, пусть оформляют находку. И в морге договорись, чтобы результат вскрытия нам сообщили раньше, чем следователю. Когда жена Глеба вернуться должна?
– В конце лета. Она ведь к родственникам поехала.
– Значит, не будем тянуть. Надо сейчас сообщить, пусть похоронит мужа по-человечески. Все расходы, естественно, за наш счет. Лучше не по телефону. Адрес есть? Пусть кто-нибудь слетает и сюда ее привезет. Только продумай вопрос, чтобы нам не подставиться перед ментами. А то будем потом объясняться, как мы про труп узнали раньше них. Кстати, документы там были?
– Водительское…
– Тем лучше, не будет проблем с опознанием, как с Ольгой получилось. Слушай, а почему они Глеба просто не закопали? А тачку могли бы бросить на любой трассе. До утра от нее бы даже винтиков не осталось.
– Все совершают ошибки. Им показалось проще поступить таким способом. Может, рассчитывали, что все сгорит дотла и никакая экспертиза не разберет, застрелен был человек или