Работы команд одиночки и экспедиции были общие: исподволь обстраивались по хозяйству, то есть сколачивали рамы, двери, столы, лавки и прочее; осматривали через ночь или через две запоры; ходили по лесу с ружьями за тетерками и довольно удачно ловили силками куропаток.
Вымен пушных промыслов шел своим чередом, но вообще в это время года туземцы только по нужде оставляют свои кажимы. С верховья реки впервые 6 февраля приходило четверо мужчин для расторжек. Привезя с собой больную женщину на попечение старосты артели, они сказывали, что по реке Юннака умирает народ, но какого рода болезнью, по незнанию языка, мы не могли узнать обстоятельно. Тот же слух подтверждал и проживающий с нами шаман из Хуликата: он пошел было для лечения больных и покупки жира, но струсил и воротился.
Осмотревшись в Нулато и исправясь к походу для обозрения переноса к Коцебу-зунду, я находился в нерешимости, как исполнить это обозрение: по инструкции у меня недоставало еще определенного числа команды. Оставаясь до февраля на жиле Хоголтлинде, Шмаков беспечностью относительно опрятного содержания ран ко времени не поправился. Вместо Акляюка к нам еще не прибыл человек из редута. Идти сам-пять казалось рисковым, в особенности при слухах о распространившейся болезни между туземцами реки Юннака, которой мне надлежало следовать: страшные следствия оспы, приписанной напущению от русских, были у всех в свежей памяти, притом дело шло не о личной безопасности экспедиции – втроем легко пройти всю северо-западную Америку, но о водворении дружественных сношений с теми племенами, которые не были еще нам известны. Сила должна была выказываться только в крайних случаях. Наконец, 21 февраля я был обрадован письмом, полученным через одного туземца, возвратившегося из Уналаклика: поступивший к экспедиции бывший староста уналаклинской артели Дмитриев уведомлял, что явится вместе с транспортом в первых числах марта. Видя, что нулатовское наше заселение обезопасено скорым приходом подкрепления, и дорожа каждым днем этого месяца, я предложил поход одному из числа команды артели Иванову, и этот бывалый человек, с согласия старосты, принял вызов. В проводники поступил к нам туземец, прозванный русскими Волосатым. Вот его биография, которая вместе составит и исторический очерк нашего заселения в Нулато.
Северное сияние в селении Нулато на Юконе
Из книги: Fr. Whymper. Travel and Adventure in the Territory of Alaska. London, 1868
Помощник мореходства Малахов, назначенный для обозрения верховых стран квихпакского бассейна, оставил редут Св. Михаила 8 февраля 1838 года. 11-го он пришел в Уналаклик и 26-го того же месяца вышел на Квихнак по речке Кохогкохакат. Несмотря на отклонение со стороны местных жителей, которые рассказывают различные страсти, Малахов решился идти далее. Отправя лишних собак с собранными пушными промыслами в редут, он, в сопровождении четырех человек команды, 10 марта достиг жила Нулагито, находившегося на правом берегу Квихпака, при устье речки Нулато. В нем нашел он 11 человек мужчин и 18 душ женщин и детей – коренных жителей, и 7 человек улукагмютов с семьями, проживающих для торговли. Старшина жила, по имени Униллу, отец Волосатого, принял с лаской всю экспедицию в свой зимник, угощал и рассказывал, что весной в Нулато спускаются с верховья множество туземцев для промена пушных мехов и заготовления юколы. Осмотрев местность и найдя ее выгодной для заселения, Малахов ходил миль на 50 вверх по Квихпаку, входил в устье другой реки, которую, не знав, как прозывают туземцы на своем родном языке, назвал просто «Куюкак», то есть рекой – на приморском наречии племени чнагмют. Завесновав, по вскрытии реки 3 мая он спустился к редуту. Таким образом, Малахов первый проплыл Квихпаком от Нулато до взморья, но в журнале его не было помещено никаких сведений об общности края и проживающих в нем жителей.
На следующую зиму, имея поручение заселить Нулато, Малахов оставил редут 19 ноября. Оспа забирала последние свои жертвы, но и в то время оставшийся в живых проводник Малахова Тумачугнак принял на себя ту же обязанность, не показал кратчайшего переноса в Нулато и вывел его на Квихпак, нижним путем к жилу Ттутаго.
Перевозя на восьми собаках все товары и припасы с жила на жило, Малахов успел выведать направление настоящего переноса к жилу Хоголтлинде и 28 марта 1839 года достиг Нулато. Тут нашел он оспу в самом разгаре: старик Униллу при нем, схороня двух жен и трех сыновей и чувствуя свой конец, сжег собственный кажим, два зимника и в третьем задохся от дыма... Три женщины с четырьмя малолетними детьми и Волосатым одолжены жизнью человеколюбию Дерябина, находившегося при Малахове приказчиком у товаров. Весной оголодавшие собаки питались трупами своих хозяев.
7 мая тронулся лед на Квихпаке. Не находя способов к пропитанию и окончив постройку жилой избы в полуверсте выше туземного заселения, Малахов 31 мая вторично оставил Нулато.
С 1839 на 1840 год зимовал в Нулато приказчик Компании Нордстрем; туземное жило оставалось впусте; при нем в весеннюю водополь231, так же как и при Малахове в 1838 году, на несколько часов затопляло берег. Нордстрем к жилому строению присоединил кладовую и баню в одной связи.
Тот же приказчик, отправленный из Михайловского редута на байдаре в августе 1840 года, заблудясь на устье Квихпака, не успел дойти до Нулато и зимовал в Хутулькакате.
Дерябин, по усердию, ревности и сметливости всегда употребляемый на поправление ошибок других, придя в Нулато 8 сентября 1841 года, нашел все компанейские строения сожженными, туземные в развалинах. Некогда было отыскивать виновных.
В Нулато никто и не жил. Осень стояла на дворе; принялись за дело. Найдя достаточную купу строевого леса несколько ниже бывшей одиночки, во избежание трудностей перетаски, построились в неделю на месте вырубленной рощи.
Два года протекло со времени оспы; туземцы поуспокоились; торговля начала развиваться. Нуждаясь в толмаче, Дерябин пригласил оставшегося в живых старшего сына Униллу, понимающего несколько приморский язык. По длинным волосам, которые имеют в обыкновении носить все племена народа ттынаи, дал ему кличку «Волосатый». «Крещеное имя давать нехристям грех», – отвечал мне Дерябин, когда я представил ему о странности прозвания его приемыша. Всю зиму 1842 года держал его при себе в бараборе, кормил за свой счет, одевал, занимал работой по рыболовству и при отправлении своем весной в редут женил на такаяксанке.
Татлек («Собака») – настоящее имя туземца – привык к русским, выучился несколько языку и по приезде Дерябина прошлой осенью явился сам с просьбой о помощи при постройке особой бараборы, и он не отказал. К Волосатому переселился нахлебником шаман из Хуликата. Так, в зиму 1843 года народонаселение туземцев в Нулато состояло из двух мужчин и пяти женщин, из которых три кривые от оспы, трех мальчиков и четырех девочек, малолетних. Это было наше домашнее общество.
Проводников мы положили содержать на том столе, которым сами пользовались, и, конечно, этому правилу обязаны были всегдашней готовностью туземцев служить нам при всякой надобности. 24 февраля приготовились к походу.
Команду экспедиции составляли: Никитин, Пахомов, Курочкин, Баженов и Иванов. Груза на пяти туземных нарточках, с кормом для собак на 25 дней, состояло 21 пуд 26 фунтов. Полагаю не лишним упомянуть об этом подробно, и потому, именно: сухарей, по числу семи человек на месяц, 7 пудов; юколы 4 пуда 20 фунтов; пемикена 30 фунтов; бульона 10 фунтов; чая 6 фунтов; сахара 24 фунта; соли 8 фунтов; винтовка 7 фунтов; два дробовика 14 фунтов; десять пистолетов 1 пуд; патронов и дроби 12 фунтов; чемодан с астрономическими инструментами 22 фунта; две спальные парки 27 фунтов; два меховых одеяла 20 фунтов; брезент 7 фунтов; чайник и котел 17 фунтов; три топора 15 фунтов; две пальмы 5 фунтов; табака черкасского 10 фунтов; товаров 12 фунтов, платья и обуви команды 2 пуда. Собственно товары состояли в следующих предметах: 60 сажен белого и красного бисера весом 4 фунта; 125 штук игол; 150 цуколь; 3 гребня; две пары медных зарукавных колец; 3 гамзы или трубки якутской работы; 4 дюжины серег разных; полторы дюжины перстней медных; 8 ниток синего стекляруса и пронизков; 3 ножа якутских и 6 топориков малых под названием «алеутских».
25 февраля. Поутру +1,5°, облачно, тихо; ввечеру -4,5°. Помолясь Богу, в половине третьего часа пополудни мы оставили Нулато. Я с проводником пошел передом; прочие, имея впереди себя по две собаки, тащили нарты лямкой. В первый день с места никогда не уйдешь далеко. Так случилось и с нами: то собаки, не свыкшись, тянули в стороны, то нарта, от неправильной укладки груза, зарезала полозом; то то не так, то другое не ладно; притом теплой погодой разрыхленный снег уморил нас прежде времени и принудил остановиться до заката солнца, милях в пяти от нашего заселения. Ввечеру соединился с нами шаман из Такаякса, приглашенный лечить больного на одном из жил, расположенных по реке Юннака. Мы предложили ему кружку чая и место у огня.