Наконец, когда через одного неопытного мальчика Малахову в 1838 году удалось осмотреть настоящий перенос, то и тут они не изменили своей двуличности: в одно и то же время продолжая торговые связи с редутом и родственные с служителями Компании, подрезая сумы с товарами при следовании транспорта, стращая именем русских доверчивых туземцев Квихпака и подучая своих соплеменников такаяксанцев отделаться от нас ножом, чтоб при неудаче остаться в стороне и избежать мести, подсылали переметчиков с уведомлением о таких покушениях.
Поселясь на путях сообщений между Квихпаком и приморьем, улукагмюты естественно сделались посредниками в сношениях малейгмютов с туземцами материка. Не занимаясь промыслами и посвящая всю жизнь торговым делам и поездкам, они, породнившись с береговыми жителями, заняли от них некоторые обычаи и поверья и, передав квихпакским своим соплеменникам, умели удержать над ними свое превосходство то ловкостью, то силой. Редкий из улукагмютов не шаман, все до одного хорошие торговцы. Не будучи разборчивы в способах обогащения, то, чего не имеют возможности вышаманить и выторговать, берут насильственно или платят по произвольной цене. В своих операциях они не спускаются по Квихпаку ниже жила Важичагат или Макаслаг, но через проток Ццыцека поднимаются довольно высоко по реке Шильтонотно, низовье которой известно было нам под именем «Чагелюка»; только однажды смелый Игудок вздумал было возвратиться на свое жило Куиххоглюк через одно из устьев Квихпака, но, задержанный болезнью на жиле Анилухтакпак, вынужден был оставить свое предприятие.
Ныне, по учреждении нами заселения в Уналаклике, улукагмюты, видя, что мы сели на их прямом пути сообщения с малейгмютами, открыли сношения с ними через перенос, проложенный от жила Куиххоглюк в губу Тшахтоль. Из этого видно, что не столько важно занятие удобных мест, сколько правильное производство торговли: мы потчуем туземцев бисером, табаком, кольцами, а они просят одежды и пищи и, видя, что мы не в состоянии удовлетворить их в этом отношении, изыскивают всякие пути для доставления себе необходимых жизненных потребностей.
В пребывание мое на Квихпаке и редуте Св. Михаила в различные времена я имел неоднократные сношения со многими из улукагмютов. В 1844 году все их племя, узнав о моем возвращении в редут и о приходе туда священника, явилось для принятия святого крещения, без всякого с нашей стороны убеждения, и 30 июня промыслу Всевышнего угодно было, чтоб я был восприемником их в жизнь вечную.
На память прохода экспедиции на месте нашего стана мы поставили крест.
3 января. Поутру -25,5°, облачно; ввечеру -26,25°; во весь день SSW тихий.
В течение семи часов света, то есть от начала утренней зари до потушения вечерней, мы прошли 11 миль по главному направлению к NO 36° правого компаса, останавливаясь только для отдыха собак. От Улукака направление пути пролегает по тундре и через небольшие перелески к замечательной отдельной сопке Ццыцека, по имени которой улукагмюты называют и реку Уналаклик. Гору эту русские прозвали «Веселой», и она весьма приметна, сколько по своей высоте, – фут до 800, – столько по виду, схожему издали с огромным кирпичным сараем или крутой домовой крышей. Западную ее подошву омывает речка Тоукатль, или Ццыцека-тойна – Малая Ццыцека, протекающая от юго-востока. По журналу Малахова 1838 года он следовал по ней до вершины, в которой, определя широту 63°53'45", на другой день вышел на Квихпак при жиле Кахокгохакат. Ширина речки при подошве Ццыцека до 40 сажен, устье через мелкие тальники видно в полумиле к северо-востоку. Туземцы и спутники Малахова сказывают, что по ней достаточно бобровых барабор.
Перейдя Тоукатль, мы ночевали на правом его берегу в редком еловом лесу. Ввечеру соединился с нами улукагмют Мускуа, следующий со своим семейством для покупки пушных промыслов по квихпакским жилам. Он идет на двух нарточках, из которых одну тянет старуха, собака и мальчик лет 13, другую – его жена с мальчиком лет 16; сам Мускуа, с луком и колчаном стрел за плечами и пальмой, насаженной на древко в руке, помогает, где нужно. Годовалая девочка сидит у матери в нарте; два мальчика, 6 и 8 лет, следуют по следу на лапках; Мускуа везет пузырь белужьего жира, 6 оленин и фунта три белого и красного бисера, всего бобров на сорок; но он ловок и из известнейших шаманов-обманщиков, что от нас и не скрывает, смеясь над простотой и доверчивостью своих квихпакских соплеменников.
Инкилики от племен приморских резко отличаются веселостью нрава. Перед сном, пока варилась у нас каша и семья Мускуа поджаривала на палках мороженую рыбу, сопровождающие нас двое молодых туземцев и мальчики нашего сопутника плясали перед огнем под звуки разнообразных живых воинственных своих напевов, даже малолетние не отставали, несмотря на то, что целый день были в ходьбе и, казалось, должны бы устать.
4 января. Поутру -28,75°, облачно, N тихий; ввечеру -28,75°, тихо, ясно.
Отправясь в путь с 7 часов утра, при лунном сиянии мы шли весь день мелким еловым горелым лесом по главному направлению к ONO; снега глубоки и рыхлы; просеки, делаемые в чащах туземцами, столь узки и извилисты, что наши нарты, задевая за пни и кусты, часто опрокидываются; милях в 5 от вчерашнего ночлега мы выходили через частый ольховник на левый берег Уналаклика; от горы Ццыцека долина, по которой пролегает перенос, миль до 20 длины и 10 ширины, но к перевалу постепенно суживается, подъем незаметен.
Проведя 6 суток в походе, я теперь в состоянии описать порядок нашего следования и привалов на ночлегах. Мы были в числе 14 душ, со включением четырех туземцев-проводников и топталыциков. Тотчас по остановке возчики при нартах, привязав к палкам тех собак, которые грызли свои алыки, расходились на следующие работы: дело старосты было разводить огонь, на что у него хранились все нужные к тому принадлежности; двое русских с двумя туземцами разгребали снег для огнища и ночлега; четверо, с двумя другими туземцами, отряжались к рубке и носке дров и хвои под подстилку; наконец, остальные двое отыскивали воду, но всего чаще мы употребляли снеговую. Утолив жажду чаем, все отправлялись за дровами к ночи. С 5 часов ставились часовые, по два человека на 3 часа, так, чтоб каждый, простоя у нарт полтора часа, сменялся другим, стоявшим у огня. Я и транспортный староста были изъяты от караула; я – потому, что без того не ложился прежде полуночи, староста – за тем, что на нем лежал общий надсмотр. В 7 часов или в половине 8-го кормили собак и потом распускали их на волю; между тем поспевала каша и вторично чайник[51]: поужинав, каждый ладил себе место, устилая хвоей, переобувался[52], влезал в спальную парку[53] и ложился. Но исключая меня, которого надоумили покрываться сложенным вдвое брезентом, все раза по четыре в ночь подползали к костру отогреваться.
На пути топталыцики шли по два в ряд, обтаптывая каждый куст, в особенности на поворотах; в числе их находился толмач и я; староста и один из русских помогали возчикам, особенных остановок для отдыха собак не делали, потому что без того они были часты.
5 января. Поутру -25,5°, ясно, тихо; ввечеру -28,75°. В нынешний день мы не прошли более 5 миль, но перенесли много трудностей; снег от морозов перемерз и рассыпается, как песок; собаки без помощи человека не трогают с места нарты. Главное направление пути было, как и вчера, к NO 67°, между мелкого елового леса и горной речкой, узкой, извилистой, заваленной снегом; туземцы инкилики называют ее Католитно, в ее вершине, по словам проводников, живут бобры; исток имеет в Уналаклик.
Заметя, что по свежепротоптанному снегу собаки идут весьма худо, мы распорядились так, чтоб передовщики к следующему дню протаптывали вперед мили три или четыре. В ночь пробитый след несколько крепнет и поднимает собак и нарту.
6января. Поутру -28,5°, ясно, тихий SSW; ввечеру -28,75°, тихо.
Главное направление пути нашего и в этот день было к NO 67°, самый путь пролегал то речкой Католитной, то мелким еловым чапыжником224, среди которого попадались местами купы строевого леса; в одной из таких куп мы сложили 60 штук юкол для собак, при обратном их сгоне из Нулато. Пока рубили сайбу и грели чайник, я, затесав толстую ель, пистолетным шомполом выжег крест, год и число. Местность кажется болотистой. В 7 милях от оставленного нами стана мы перешли горный поток Матукайнок, прозванный русскими Бобровой речкой по оставленной старой бобровой бараборе, видимой близ пути. Матукайнок при переходе не шире 3 сажен, берег крут, глубок и по быстроте редко мерзнет, впадает в Уналаклик. Ночевали при подошве перевала или раздела вод, пройдя в день около 9 миль: этому переходу способствовала узкая обнаженная от лесу долина миль трех длины, заключенная между Бобровой речкой и перевалом; с него видна вершина Веселой сопки.