Читать интересную книгу Миражи, мечты и реальность - Людмила Салагаева

… Аминь! Телефонный звонок оборвал нашу дружбу.  Существующая в мечтах встреча, напитанная праздничным ожиданием, взаимными рассказами, обменом подарками – застыла и уплыла, захваченная рекой времени…

Моим близким я ничего не сказала.  Зою они не видели, я боялась услышать нотки равнодушия. Поэтому с головой окунулась в детские развлечения. Полдня мы провели на ярмарке народных мастеров.

Но вначале несколько раз по горбатым мостикам пересекли реку Оос. Розовые серёжки ив не давали покоя девочкам:

– Ну, бабушка, почему они такие красивые? Кто украшает речку серёжками? Откуда они такие р-о-о-о-о-зовые? Почему ты не знаешь? Ты же бабушка. Тогда сорви нам, мы красоту себе сделаем. Делать нечего, пришлось сорвать несколько серёжек и прицепить к шапочкам, благо я, как всякая бабушка, ношу булавки от сглаза. Пригодились.

Прогуливаясь вдоль казино, рассматривая его и восхищаясь, листая путеводитель узнали: оно считается старейшим в Германии. Немецкая актриса Марлен Дитрих назвала его к тому же самым красивым казино в мире. Она понимала в этом толк, побывав по её собственным словам, во всех казино мира.

Рядом с ним расстилалась огромная лужайка, запруженная народом. Туда-то и направлялась наша компания. "Хочу на ярмарку. Пойдём на ярмарку»! – требовали два родных до боли, капризных голоса.

А вот уж когда попали на неё, то нам, четверым взрослым, пришлось запастись терпением, чтобы выдержать настоящую стихию «хотелок». Одна прилипла к прилавку с деревянными игрушками из капа и с горящими глазами брала то одну, то другую, крутила в них всё, что крутится, задавала множество вопросов мужу и жене продавцам.

В жизни не встречавшие такого живого интереса к своему капу, они разрешили ей выбрать в подарок любую понравившуюся поделку. В результате у нашей Сони оказались лошадь, впряжённая в сани с подарками для детей. Майя как заворожённая продолжала кормить козу морковным и капустным салатом и ела его сама, приговаривая: "Ешь маинькая, ешь моя хоошая – коовкой станешь".

Еле оторвав её от загончика козы, мы благоразумно обошли зону с животными и направились в «обжорные» ряды. Вот где можно было убедиться, как умеют немцы простые продукты превращать в детское наслаждение. Чтобы отдохнуть от вопросов, выбрали картошку, запечённую в виде серпантина на большой палке.

Пока дети молча расправлялись с картошкой, мы выпили глинтвейна, накупили домашних сыров и всевозможных сладостей, поглазели на процесс выпечки деревенского хлеба. Вся ярмарка располагалась по кругу и оставшаяся половина, где сосредоточились продавцы сладостей и игрушек, представляла очередное испытание. Предусмотрительный папа заприметил карусель, а за ним кафе и предложил оба развлечения перед возвращением домой. Зная мою страсть к одиночным прогулкам под дождём, меня отпустили в свободное плавание.

Зять показал дорогу к памятнику Достоевскому.  Хоть тропинка была натоптана, я всё-таки вымочила ноги, трава была мокрая от недавно прошедшего дождя. Последующее свидание заставило забыть о мелочи.

Автор памятника Леонид Баранов. Спасибо ему. Долина Ротенбахталь хорошо видна с трёх сторон.  Как потом оказалось, она далеко заметна и с трассы. Небольшая фигура как будто идёт по полю. И даже если ты не знаешь о памятнике, тебя привлечёт человек на поляне. Пока идёшь к нему, некогда исходившему окрестности Баден-Бадена, вспоминаешь истинную причину, привязавшую его к этому городу, к казино, преподавшую писателю жестокий жизненный опыт. Фигура теряется в окружающей зелени, становится вровень с тобой.

Фёдор Михайлович, проигравший честно и тяжело заработанные деньги, в том числе деньги, одолженные у друзей, заложивший обручальное кольцо жены, один на один со своим страданием перед нами и небесами. Сейчас лицо его усыпано каплями дождя, которые кажутся слезами…

Мне вспомнились собственные печальные аддикции – к человеку ли, к предметам, способу существования и ежовые рукавицы их жестокого управления. Становится понятно, как тянуло его в роковое место, наполненное всевозможными манящими удовольствиями.

Убранство казино превосходило все мыслимые представления: шикарная мебель, дорогие, мерцающие ткани, изысканные светильники, заливающие богатую разодетую в пух и прах публику. Дамские комнаты и вовсе ослепляли роскошью. Само пространство таило власть над человеком, манило и завлекало, убеждало: ты достоин наилучшего существования.

Как же! За одну удачную ставку можно было купить в этом уютном городке особняк с богатым убранством и обслугой, с запасом денег на всю оставшуюся жизнь. За тем и приезжали люди с авантюристическим складом характера, с верой в счастливую звезду, в исключительную удачу. Русскому характеру это не чуждо. Особенно литераторы подвержены страсти: денег нет, а амбиции зашкаливают, семья ждёт чуда.

Каждый, вероятно, пережил мечту о нечаянном выигрыше, или найденном кладе, мигом решившем все проблемы. Горькое разочарование опыта после мечтательного угара сдирает с человека наив легкомыслия, протащив его по гравию провалившейся затеи. Примеров тьма. Литераторы, чей труд всегда оплачивался не по заслугам и с опозданием, чаще других попадали в долговой капкан и заставляли страдать своих близких.

Под фиолетовым небом, затянутым наглухо облаками с холодной влагой, вид Достоевского в тесном платье, со сжавшимся телом, осунувшимся, страдальческим лицом, неустойчиво стоящего босыми ногами на холодном камне, схваченного скульптором в самые горькие минуты, внушал глубокое сострадание. Казалось, в нём собралась вся тяжесть жизни.

Всё больше проникаясь давно свершившейся трагедией, происшедшей в сверкающем денежном раю и окончательно исторгнувшей гения для иных новых опытов, я представила, как переступит он порог дома, хозяйка которого отказала им в пользовании жильём, как молча (в который раз!)  всё поймёт его беременная жена и как безнадёжно и молча будут собираться они бежать из Баден-Бадена нищие, с долгами, с одной только надеждой – на новую книгу "Игрок".

Страсть Достоевского тянулась долго и ранила многих людей, веривших в его писательскую крепость характера от соблазнов. Не он один тонул в чудовищном болоте тяжелейшего жизненного испытания. Толстой не раз наведывался в Баден-Баден, проигрывая вначале свои, а потом и занятые деньги. Брошенная им фраза после проигрыша: «Окружён негодяями… а самый большой негодяй это я», – говорит о полном отчаянии.

…Казино Баден-Бадена давно уступило свою славу Монте-Карло, но сегодняшние завсегдатаи рассказывают: фишки достоинством пятьсот евро никого не удивляют. Жива страсть, испытующая волю человека, не зная устали находит она свои жертвы, крутится игрушка, заманивающая попробовать лёгкий шанс…

Столько лет прошло, но виртуальная реальность, невидимая взглядом, картинка тех лет, вовлекает в переживание: вижу Фёдора Михайловича, плачущего горькими слезами у ног всепонимающей, а потому всепрощающей жены Анны Григорьевны. Утрата обручального кольца в качестве уплаты долга невыносима…  Горько возвращаться, обременённым долгами с надеждой на одну только изнурительную работу, – вот результат многолетней пагубной страсти, выразительно воплощённой скульптором.

По Лихтентальской аллее прогуливается и сегодня публика, не изжившая человеческие слабости и попивает для успокоения нервов минеральную воду, я тоже в их потоке: не в силах сдвинуться, стою перед знатоком человеческих страстей, задаю ему немой