поддержка, вроде той, когда мы руку подаём при выходе из машины. Что она сама не может? Обходительность, внимание – вот что надо любой женщине.
Мариуччо понизил голос и проникновенным шёпотом изрёк:
– Любой красавице и умнице нужна оправа и никто кроме мужчины не может её соорудить. По тому, как преподносит он свою женщину и что в ней ценит, и другие её принимают. Бывает, и посмотреть не на что, мышь серая, а найдётся умник – разглядит в ней такое… Обхождением и вниманием из неё королеву сделает, обзавидуешься!
– Но она мне не говорила об этом, о внимании.
– А вы часто разговариваете? – немного стесняясь спросил Мариуччо.
– Нет. Всё больше о делах… с расстановкой произнёс Стефано, и голос его сник, лишился силы.
– Стефано, а ты "даёшь своей жене комплименты"?
– Что? – не понял Стефано.
– Ты же знаешь, что покойная моя Сандра так и не выучила итальянский как свой родной, и когда я долго не хвалил её, она напоминала:
– Мариуччо, ты почему не даёшь мне комплименты? Я без них зачахну как цветок без полива, без них я могу забыть, что я – самая-самая! – ну, что с ней было делать? Я научился видеть, как Сандра превращает нашу жизнь в праздник. Как же её не хвалить! Твоя Лусия хочет, чтобы ты её замечал, – убеждённо произнёс он и продолжал рассуждать:
– Сыновья далеко, видитесь редко, София – хорошая дочка, но у неё молодая, горячая жизнь, а ты ушёл в свои пампасы. Лусии одиноко, это опасная болезнь. Прости, Стефано, у меня небольшой опыт по этой части. Думай сам.
С этими словами он взялся за горлышко большой бутыли с беловатым напитком и налил по маленькой рюмочке. Глотком лимончелло заканчивалась каждая их встреча.
Ужин уже ждал Стефано, но он по заведённой привычке заглянул в зал ресторана и остался доволен – несмотря на поздний час, все столики заняты. Лусия приготовила, как он просил, форель. Нежнейший рыбный запах сказал ему, что она удалась. Не желая нарушать семейный обычай, им же и заведённый, не вести за едой серьёзных разговоров, Стефано отдал должное рыбе, подкладывая лучшие кусочки Лусии, передал ей привет и мешочек чечевицы от Мариуччо, и, когда жена принесла мятный чай с кедровыми орешками, он решился на разговор.
– Лусия, ты часом не заболела?
– Это видно?
– Только слепой и глухой не заметит.
– Я нарушила твой покой, сожалею, Стефано…
– Да не о покое я печалюсь. Что надо сделать, чтобы ты стала прежней Лусией?
– Ты винишься оттого, что мало уделял мне времени? Каждая женщина – Королева своей семейной державы. Сколько бы внимания ни оказывали подданные – ей всё мало.
Она тихо рассмеялась.
– Стефано, ты уверен, что хочешь знать правду?
Люсия была серьёзна, но глаза её поддразнивали. Стефано сделал движение плечами – так хорошо известное ей, означавшее нетерпение.
– Ты был мне хорошим мужем и хорошим отцом для наших детей, у меня нет на тебя обид. Причина моей, как ты сказал, болезни не в нашей с тобой жизни, она, наверно, во мне самой.
Лусия села поудобнее, некоторое время молча рассеянно смотрела на Стефано, и, в какой-то миг преобразилась внешне: подобралась, как бы истончившись телом, и, подавшись в сторону мужа, улыбнувшись, стала говорить мягко и вспоминающе:
– Помнишь, когда мы узнали друг друга, то просто провалились в любовь, в запредельность, где каждый для другого был величайшим сокровищем. Время, проведённое вместе, взрывалось фейерверками счастья. Хотелось вывернуться наизнанку, только бы любимый ещё больше радовался… Было ощущение, что вот-вот откроются тайны бытия… Мы кружились в объятиях мира, и казалось, так будет вечно… Когда чувства стали остывать, родился первенец Марко… И любовь, будто набравшись сил, снова хлынула в наш дом. В другой раз её принесла малышка Софи… Открыли ресторан. Возникали новые всполохи счастья, но они так быстро гасли …
Мне хотелось вновь пережить тот высокий накал, что нёс нас на крыльях вначале. Появились честолюбивые желания: стать хорошей матерью, умелой домохозяйкой, бухгалтершей, наконец. А ты не забыл, Стефано, как в сорок лет я танцевала бергамаску и тарантеллу на празднике города? Ты мне говорил тогда, что я прирождённая танцовщица. Говорил? Я добивалась успеха и, убедившись, что очередную задачу выполнила «на отлично», тут же теряла интерес и намечала новую, чтобы миновав её, бежать дальше.
Стефано никогда не слышавший от своей жены подобных исповедей, сидел молча и напряжённо. Интонации Лусии выражали чувства, которых он не знал. Услышанное входило в него как вода заполняет пустое русло. Сметая всё на своём пути, новая картина жизни устанавливалась стремительно и без его участия.
Остановившись на секунду и взглянув на мужа, который, она и так чувствовала, не пропустил ни одного слова, продолжила:
– Так я пролетела свою дистанцию. Но случилось короткое замыкание: в его свете я увидела, что получилось, и протрезвела. Бег в никуда закончился… Тайны заволокло пеленой – даже в конце я не знаю, в чём смысл моей жизни. Тогда для чего я проделала свой путь? И чем он отличается от пути пчелы или муравья? Мне стал неинтересен мир, который сама же и создала.
Подумать только, Стефано, я продремала целую жизнь! Мне так жаль… Я хочу узнать тот, существующий вечно… по законам, не зависимым от лукавого человека. Если ещё не поздно… Пожалуй, я сказала всё.
Стефано сидел не шевелясь, с закрытыми глазами. Он видел перед собой две параллельные дороги, восходящие в небо, по ним брели два одиноких путника.
– Это только начало Пути, – подумал Стефано, – Вселенная бесконечна. Значит, мы с Лусией обязательно встретимся.
Не забуду Кёниг
Обычно так и бывает: неприятности ищут друг друга, видимо, чтобы атаковать наверняка, скопом. Отпуск и поездка к дочери задерживались по разным причинам так долго, что миновали все сезоны, когда тёплые объятья солнца нежат душу. Так нет же – разгар зимы, холод на моём острове, а на её островке в это время затяжные дожди… затянувшийся ремонт квартиры, и вдобавок лопнувшая где-то внутри водопроводная труба залила весь дом. Соседи разбежались по государственным ведомствам с жалобами. Новый год на подходе!
Не так-то просто лишить мою дочь возможности действовать даже в обременяющих обстоятельствах. Она вспомнила про мужа, работающего в Баден-Бадене. А он, будучи человеком гостеприимным, с энтузиазмом предложил и мальтийцам, и сахалинцам собраться на Новый год у него. Чемоданы с тёплыми вещами и подарками в предотъездную ночь катались по коридору, радовались путешествию и мешали спать.
Восьмичасовые перелёты – это тебе не изюм в шоколаде. Если твоя планида вечно сидеть в самолёте с орущими детьми, набирайся терпения принимать их такими. На этот раз жутко повезло – симпатичная с крепкой попой и тихим, чётким голосом мама, держа у груди всю дорогу младенца шести месяцев, управлялась