Поэту Игорю Меламеду показалось интересным и важным познакомить отечественного читателя как раз с первоначальной версией книги, прославившей ее авторов, поэтому он и осуществил полный русский перевод “Лирических баллад” с оригинала (книга-билингва готовится к печати в издательстве “Время”). Публикуемая ниже “The Thorn” Уильяма Вордсворта была в свое время переведена Андреем Сергеевым и под названием “Терн” опубликована в знаменитой антологии “Поэзия английского романтизма”. Предлагаемый читателю новый перевод всемирно известной баллады осуществлен Игорем Меламедом по редакции 1798 года.
I
Терновник этот стар, да так,
Что и представить мудрено,
Как он в былое время цвел, —
Он поседел давно.
Он ростом с малое дитя,
Но все не гнется, ветхий куст.
Листвы лишен, шипов лишен,
Упорством цепких сучьев он
Живет, угрюм и пуст.
И, словно камень иль утес,
Он весь лишайником оброс.
II
Как камень иль утес, его
По самый верх покрыл лишай,
На нем повис тяжелый мох,
Как скорбный урожай.
Терновник захватили мхи,
И он, несчастный, ими сжат
Так тесно, что тебе ясна
Их цель, а цель у них одна:
Они его хотят
Сровнять с землею поскорей,
Похоронить навеки в ней.
III
На горном гребне, в вышине,
Где ураган, могуч и зол,
Со свистом режет облака
И рушится на дол, —
Вблизи тропы отыщешь ты
Терновник старый без труда,
И мутный карликовый пруд
Ты тотчас обнаружишь тут —
Всегда в нем есть вода.
Я пруд легко измерить смог:
Три фута вдоль, два — поперек.
IV
И за терновником седым,
Шагах примерно в четырех,
Перед тобой предстанет холм,
Одетый в яркий мох.
Все краски мира, все цвета,
Какие только любит взор,
Увидишь на клочке земли,
Как будто руки фей сплели
Божественный узор.
Тот холм в полфута высотой
Сияет дивной красотой.
V
Ах, как приятны глазу здесь
Оливковый и алый цвет!
Таких ветвей, колосьев, звезд
В природе больше нет.
Терновник в старости своей
Непривлекателен и сер,
А холм, который так хорош,
С могилою ребенка схож —
Столь мал его размер.
Но я прекраснее могил
Еще нигде не находил.
VI
Но если б ты на ветхий куст,
На чудный холм хотел взглянуть,
Будь осторожен: не всегда
Пуститься можешь в путь.
Там часто женщина одна,
Закутанная в алый плащ,
Сидит меж маленьким холмом,
С могилой схожим, и прудом,
И раздается плач,
И слышен громкий стон ее:
“О, горе горькое мое!”
VII
И в ясный день, и в час ночной
Спешит страдалица туда.
Ее там знают все ветра
И каждая звезда.
Там близ терновника одна
Сидит она на вышине,
Когда чиста небес лазурь,
При грохоте свирепых бурь,
В морозной тишине.
И слышен, слышен плач ее:
“О, горе горькое мое!”
VIII
“Но объясни, зачем она
И в ясный день, и в час ночной
Взбирается на мрачный пик, —
И в дождь, и в снег, и в зной?
Зачем у дряхлого куста
Сидит она на вышине,
Когда чиста небес лазурь,
При грохоте свирепых бурь,
В морозной тишине?
Чем вызван этот скорбный стон?
Зачем не утихает он?”
IX
Не знаю: истина темна
И не известна никому.
Но если хочешь ты пойти
К чудесному холму,
Что с детскою могилой схож,
И посмотреть на куст, на пруд —
Удостоверься прежде в том,
Что женщина вернулась в дом,
А не тоскует тут,
Где ни единый человек
К ней не приблизится вовек.
X
“Но почему она сюда
И в ясный день, и в час ночной,
При всяком ветре держит путь,
Под всякою звездой?”
Я все, что знаю, расскажу,
Но это будет тщетный труд,
Коль сам ты в горы не пойдешь
И тот терновник не найдешь
И карликовый пруд.
Ты там верней отыщешь след
Трагедии минувших лет.
XI
Пока же ты не побывал
На этой мрачной вышине,
Тебе готов я рассказать
Все, что известно мне.
Уж двадцать лет прошло с тех пор,
Как полюбила Марта Рэй,
Как сердце девичье пленил
Ее приятель Стивен Хилл
И стал ей всех милей,
Как Марта счастлива была
И веселилась и цвела.
XII
И был назначен свадьбы день,
Но для нее не наступил:
Дал клятву верности другой
Бездумный Стивен Хилл.
Пошел изменник под венец
С другой избранницей своей.
И говорят, что этим днем
Жестоким вспыхнуло огнем
Сознанье Марты Рэй.
И, словно испепелена,
От горя высохла она.
XIII
Прошло полгода, лес еще
Шумел зеленою листвой,
А Марту потянуло ввысь
На гребень роковой.
Все видели, что в ней дитя,
Но тьмой был мозг ее объят,
Хотя от нестерпимых мук
Разумным становился вдруг
Ее печальный взгляд.
А тот, кто мог бы стать отцом,
Уж лучше был бы мертвецом!
XIV
Здесь до сих пор ведется спор,
Как бы могла воспринимать
В себе движенья малыша
Помешанная мать.
Еще прошедшим Рождеством
Нас уверял один старик,
Что Марта, ощутив дитя,
Как бы очнулась, обретя
Рассудок в тот же миг,
И Бог покой ее берег,
Покуда приближался срок.
XV
И это все, что знаю я,
И ничего не скрыл, поверь.
Что стало с бедным малышом —
Загадка и теперь.
Да и родился он иль нет —
Сего не ведает никто,
И не узнать, живым ли он
Иль мертвым был на свет рожден,
Известно только то,
Что Марта чаще с тех времен
Взбирается на горный склон.
XVI
А той зимою по ночам
Обрушивался ветер с гор
И доносил на наш погост
Какой-то дикий хор.
Один расслышал в хоре том
Живых созданий голоса,
Другой ручался головой,
Что раздавался мертвых вой,
Но эти чудеса
И странный плач в тиши ночей
Не связывали с Мартой Рэй.
XVII
Наверх к терновнику спешит
И долго там сидит она,
Закутанная в алый плащ,
Страдания полна.
Я знать не знал о ней, когда
Впервые этих гор достиг.
Взглянуть с вершины на прибой
Я шел с подзорною трубой
И поднялся на пик.
Но буря грянула, и мгла
Мои глаза заволокла.
XVIII