Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек любит красивое.
Как и положено ему, он желает чтобы красивое принадлежало не всем, а только ему одному, а для этого он срезает с куста розу, несёт её в свой дом, он дарит розу своей избраннице, продолжительнице его жизни, чтобы обрадовать её, расположить её к себе, и она радуется этому.
Одного только она не понимает, что избранник её дарит ей смерть, она не понимает, что вдыхает аромат смерти: роза жить уже не будет, она не завершит предназначенный ей природой круг жизни...
Злое всё-таки существо - человек, злое не по природе своей, а по темноте своей, по невоспитанности.
Столько роз! Умирающих роз.
Когда-то в древности смерть сопровождалась смертью.
В могилу фараона вместе с утварью, сопровождающей его при жизни, ложили всю его прислугу, для чего ту прислугу просто убивали.
Отошёл в прошлое тот варварский обычай.
Его заменил другой: в могилу стали ложить розы.
Убитые розы.
Люди считают, что это - красиво.
Смерть ради смерти...
Тогда я ещё не мог высказать того, что я высказал сейчас: я был молод, полон надежд и планов, мне хотелось в небо, мне хотелось стать богом.
Тогда я просто стоял и смотрел.
В клубе было тихо.
Очень тихо.
Наверное, такая тишина в могиле.
Я стоял в могиле и вдыхал запах хвои и роз.
И ещё запах чего-то горелого, тяжкого, противного.
Это был запах тления.
Он ещё был слабым, едва уловимым, но это был запах смерти.
Было немного страшно, хотелось, чтобы быстрее прошли положенных два часа моего пребывания в этой могиле...
Наверное, те два часа отложили отпечаток на всю мою жизнь.
У гроба, как правило, всегда приходит мысль о тленности живого, наступает момент истины, когда начинаешь понимать, насколько химерна жизнь, насколько мелки твои стремления чего-то добиться, что-то пробить, выполнить, свершить наконец...
Но всё это кратковременно.
Заканчиваются похороны, ты уходишь с кладбища, и снова тебя засасывает мелочь буден, снова ты начинаешь погружаться в омут забот и событий, и забывается эта великая Истина - Истина Жизни и Смерти.
Похороны - это мимолётное, преходящее.
Некогда.
Жизнь торопит...
Здесь же было время.
Целых два часа.
И ночь, когда рядом - никого.
И страх, вернее - напряжённое беспокойство, когда зрение, слух, обоняние, осязание - все чувства напряжены и обострены до предела.
И гробов - не один, а одиннадцать.
И ты один перед ними.
Перед не одной, а одиннадцатью Жизнями. Вернее даже - перед одиннадцатью Смертями. Перед одиннадцатью Истинами, которые, сливаясь в одну большую Правду проникают в подкорку своей логикой, навечно застревая в голове и заставляя в одиннадцать раз чаще рядовой смерти думать о твоём предназначении, о смысле твоего существования на Земле.
Тут уж станешь философом...
С тех пор я не выношу смеси запахов хвои и роз, и не люблю срезанных роз.
Дарите розы любимой, но пусть это будут цветы живые, цветы, распустившиеся на посаженном и выращенном тобой кусте, и пусть любимая оценит твою любовь к Жизни, пусть в тебе она любит Жизнь.
Ну а Смерть - смерть придёт в своё время, это закон жизни, но пусть это будет как можно позже.
Живи и будь счастлив!
* * *Однако что-то я грустном всё...
Жизнь продолжается.
Лучше я на тему караула о весёлом немного расскажу.
Был у нас в ОБАТО один солдатик из северных краёв. Нормальный паренёк, только когда надо - мог прикинуться: «мой твой не понимает».
А солдатики все дюже злы были на начальника строевой части полка: такой, извиняюсь за выражение, что рядом не сядешь. Ну и вот однажды после очередного выбрыка того начальника решили ребяты его подловить.
Разработали сценарий и стали караулить когда он пойдёт проверяющим. Ну а тот любил ловить спящих часовых, для чего выходил на проверки тайком, без карнача. На этот раз он подобрался ночью чуть ли не ползком к угольному складу, где стоял тот самый солдатик.
Шёл нудный осенний дождь, порывистый ветер бросал в лицо холодные капли, раскачивая распроединственный на том угольном складе фонарь, и сполохи его света мотались по тщательно вымешенным за истёкший день колёсами грузовиков лужам густой, как сметана, жирной грязи, перемешанной с многолетней угольной пылью.
Часовой давно заметил нарушителя, однако, притаившись за угольной кучей, ждал когда тот начстрой зайдёт на самую средину большушей лужи, обойти которую стороной было просто невозможно.
Проверяющий, несмотря на собачью ночь, был в восторге: наконец-то он подловил на горячем, сейчас он поведёт того раззяву-часового к начальнику караула, прямо на гауптвахту сдаст голубчика чтобы другим неповадно было спать на посту. Он подошёл к краю лужи и негромко позвал: «часовой!».
Часовой спал.
В лужу лезть не хотелось, не хотелось потом отмывать сапоги от этой ядовитой жижи. Надо чтобы часовой сам вышел к нему, тут он его, голубчика, проверит и поведёт (обычно это делалось так: «А дай-ка глянуть, есть ли в магазине патрон», после чего карабин брался «на руку» и следовала команда часовому «Руки вверх! Кругом! На гауптвахту шагом марш!»)...
- Часовой! Часовой!!
Чёрт побрал бы этого часового, придётся лезть в грязь! Когда проверяющий был уже посреди лужи, раздалось громкое: «Ситой, хито идёт?» Капитан от неожиданности чертыхнулся: «что, проснулся? Проверяющий идёт, капитан Сизин из полка».
Однако не тут-то было. Раздался жуткий щелчок передёргиваемого затвора и команда: «Ситой, стирилять буду!»
- Ты с ума сошёл - стрелять по своим?! Проверяющий я, капитан Сизин, начстрой полка! Свой я!
- Ложись! Стирилять буду!
- Да ты что, куда ложись? В лужу?! Свой я! Сдурел что ли?
- Мой твой не знай! Стирилять буду! Ложись! Стириляю!
Пришлось проверяющему, проклиная тот миг, когда он надумал пойти без начальника караула, эту дурную ночь, эту грязюку, этого дурака-часового, ни черта не смыслящего по-русски и смыслящего ли вообще, брякнуться прямо в жирную, обжигающую холодом руки жижу, мгновенно промочившую колени и постепенно проникавшую сквозь шинель всё дальше и дальше.
Надо что-то делать. Долго здесь не выдержишь: так можно и коньки отбросить.
По крайней мере в госпитале оказаться - это уж точно.
- Часовой, а ну позвони начальнику караула, вызови его на пост!
- Мой не понимай! Стирилять буду!
- Вот же чурка! Да позвони же, осёл, в караулку! Телефон! Телефон!
- Телефон ёк! Стирилять буду!
- Идиот!
А до смены ещё почти целый час! Замёрзну тут, подохну в этой луже! Вот же понабирали защитничков, мать их!! Это же надо так влипнуть! Подохну же, как пить дать подохну! Капитан попытался встать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Полёт: воспоминания - Леонид Механиков - Биографии и Мемуары
- Плато Двойной Удачи - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Ложь об Освенциме - Тис Кристоферсен - Биографии и Мемуары