По делу (I) о разлучении им Камчадала Софрыгина с женой, священник Богословский в первом своем показании говоривший, что Клим Софрыгин не был им разведен и переселен в другой острожек, а только он советовал ему воздержаться от общежительства с его женой до времени, в последнем признании своем сознался, что в разлучении Софрыгина с женой виноват во всем.
2) По делу (II) о том, что у того же Софрыгина умерла дочь некрещенной оттого, что священник Михаил Богословский зван и не приехал. Священник Михаил Богословский, в первом рапорте своем говоривший: по долгу звания честь имею донести сущую справедливость, как перед самим моим Спасителем Богом, что о рождении дочери у Софрыгина он, до получении сделанного ему по сему делу Духовным Правлением предписания совершенно не знал и ни от кого не слыхал даже в разговорах; — в последнем признании своем говорит, что о рождении дочери Софрыгина ему донесено было после уже ее смерти, и что он виноват, что именем Божьим отрекался от сего, что сделал по боязни к ответственности, виноват. Свидетели же Соловьев и Чаев, против показаний коих священник сказать ничего не имел, утверждают: первый, что он священнику сказывал о рождении дочери Софрыгина, а последний, что священник Богословский приказал ему сказать тоэну касательно дочери Срфрыгина, следовательно, священник знал о рождении дочери Софрыгина ранее, чем она умерла.
3) По делу (III) о том, что он ставил церковного старосту Уксусникова на колени на морозе — священник Богословский, в первом показании своем говоривший, что все, что написано на него в доносе, есть совершенная ложь и выдуманная клевета, и что Уксусников никогда и ничем не был наказан, на спрос мой 22 ноября отвечал: сознаюсь, что становил на колени и на улице, и, что в случае требования Уксусниковым за увечье, готов заплатить ему, сколько Он пожелает.
Но Уксусников за увечье искать не хочет.
4) По делу (IV) о нанесении священником Михаилом Богословским личных обид г. Селиванову. Священник Богословский в первом показании своем не только не сознавшийся в том, в чем жалуется на него г. Селиванов, но напротив считавший себя обиженным от него, — в последнем признании своем говорит: виноват во всем кроме того, что огородами менять затеял сам Селиванов.
Г. Селиванов в последствие того, что священник просил у него прощения письменно, простил его в нанесенных ему обидах и искать более не намерен.
5) По делу (V) возникшему по доносу Большерецкого причта со старостой на г. Селиванова о явных якобы его расстройствах прихожан и даже, бунте, оба причетники, подписавшиеся под означенным доносом, отозвались, что они ложно доносили на г. Селиванова и под рапортом подписались по приказанию священника; а священник в последнем признании своем говорит: виноват тем, что писал в горячности с прибавлениями и увеличениями в выражениях.
6) По делу (VI) о непринятии священником М. Богословским на дух Клима Софрыгина, — священник Богословский, отозвавшийся, что показание Софрыгина о непринятии на дух несправедливо, и что он два года не был на исповеди, за отсутствием его в других селениях и проч., при спросе моем подтвердил то же, а на спрос мой, почему не доносил о том, он отвечал, что не доносил по неосмотрительности.
Показания по сему делу священника подвергнуть дальнейшему следствию невозможно за тем, что Софрыгин по болезни своей, лишился здравого рассудка.
7) По делу (VII), возникшему по жалобе священника Михаила Богословского на частного командира Селиванова, в том, что он препятствовал священнику в назидании прихожан, — священник на вопрос мой, продолжать ли следствие по сему делу, и, будучи предуведомлен, что, если он согласится оставить это дело, то тем подаст повод заключить, что донос его не основателен и что он только искал случая написать что-нибудь на Селиванова, отвечал (впоследствии), что желает оставить это дело. Ибо при личной ставке со свидетелями, данной в присутствии моем, он не мог никого обличить и ничем доказать своего доноса. В последнем же признании своем говорит, что виноват только тем, что писал увеличительно в выражениях.
8) По делу (VIII) о том, что священник М. Богословский при закладке дома, с крестом в руках, говорил непристойные слова (возникшему по доносу крестьян пред следственной комиссией) — священник, на очной ставке сознавшийся, что предмет его речи было обличение и потому выражения по внутреннему смыслу несколько соответствовали показанию крестьян — на спрос мой 23 ноября сказал, что против показаний свидетелей не имеет, что сказать. В последнем же признании своем говорит, что не говорил такие слова, какие показывают на него, не виноват пред Богом.
9) По делу (IХ) о недопущении до Святого Причастия Димитрия Маркова с сыном, священник представил причины, почему он не допустил их, по-видимому довольно достаточные и по соображению с другими, дошедшими до меня подобными сведениями вероятные. Подтвердить же это дальнейшим следствием было невозможно за неприбытием в Большерецк тех Марковых.
10) По делу (Х) о недопущении до Святого Причастия десятилетней девушки Стефаниды, священник представил причины более нежели весьма неудовлетворительные и неосновательные.
11) По делу (XI) о том, что священник М. Богословский Марковым — отцу и матери вышеупомянутой девушки, после исповеди их, на вопрос их: можно ли приступить к Святым Таинам — сказал: приступайте, буде не стыдно, — священник сознался, что говорил сии слова, разумея чистоту совести. В употреблении же сего слова подражал он здешнему наречию.
Из вышеописанного здесь видно, что:
По делу (I) священник Михаил Богословский, самовольно разлучив мужа с женой от сожительства и без всякого основания и проч., оказался виновным в превышении власти, ему вверенной, а не показав истины при первом спросе, оказался виновным в явной лжи и намеренном запирательстве.
По делу (II) священник М. Богословский, не поехав по зову и не сделав никакого распоряжения об крещении младенца, на случай тяжкой его болезни, оказался виновным в допущении (впрочем, безнамеренном) умереть младенца без крещения, не показав же истины при первом спросе, виновен как-бы в лжеприсяге, а главное: призвав великое имя Спасителя Бога в подтверждение лжи своей, он виновен в ротительстве, на которое он посягнул во избежание наказания.
По делу (III) он, поставив церковного старосту на колени и на морозе, сказался виновным в превышении власти, ему вверенной и в дозволении себе противного постановлениям действия, последствием коего было повреждение здоровья почти предвиденное, а не показав истины при первом спросе, виновен в явной лжи и намеренном запирательстве.
По делу (IV) он, дозволив себе непристойные и обидные для г. Селиванова и жены его слова при многих людях, оказался виновным в нанесении тяжкого оскорбления публично начальствующему и пользующемуся правом военного