Читать интересную книгу Медовый траур - Франк Тилье

– Потом мы узнали от полицейских, что мать его заставляла подсматривать за тем, как она блудит… К потолку ее спальни было приделано кривое зеркало – знаете, вроде тех, какие бывают на ярмарках? – и тела в нем этак… зыбились… Представляете?

Я кивнул.

– И еще там, в спальне, стоял большой шкаф, в котором она запирала малыша, перед тем как затащить в постель очередного парня. А в дверце шкафа была дыра… только она была проделана слишком высоко, ребенок до нее не доставал… зачем это понадобилось – непонятно, предположили, что мальчик должен был видеть через дырку отражение матери в этом странном зеркале… А по… потом…

Воспоминания причиняли старушке такую боль, что язык у нее порой заплетался. Я снова крепко сжал ее руки:

– Не спешите, Одетта. Рассказывайте не торопясь…

– После каждого… каждого соития она… резала себе грудь ножом… Чертила там крест – словно делала зарубку… И еще, говорили, она попросила… перевязать ей трубы, чтобы… чтобы никогда больше не беременеть…

Перевязанные трубы. Татуировка, изображающая узел… Я понял, что у Одетты не осталось сил, она не доведет рассказ до конца, и подхватил нить разговора:

– Кажется, я понимаю, для чего ей понадобилось кривое зеркало. Хотите знать зачем?

Она подняла ко мне опечаленное лицо и медленно кивнула.

– Мать хотела показывать сыну всего лишь свое отражение, просто картинку. Возможно, чтобы ребенок почувствовал: там, в постели, «священнодействует» не она, там нет ее души – только плотская оболочка. Чтобы сын понял: тело не более чем орудие… А зеркало к тому же делало его еще менее материальным, сплющивало, деформировало, отчуждая от его обладательницы, отделяя плоть от духа… Я думаю, что Венсан так это и воспринимал и не таил обиды на мать… Даже не просто думаю – уверен…

Старушка медленно, хрипло выдохнула. Меня и самого эта история забрала за живое, взволновала, встряхнула.

Я налил нам еще по стакану воды. Одетта выпила свой большими, шумными глотками.

– Так вот, – почти шепотом продолжил я, – Венсан рос с матерью, у которой случались припадки безумия и которая заманивала мужчин… А в деревне как ему жилось? Что за детство было у него здесь, в Белой Трубе?

Она крепко держала пустой стакан, обхватив его ладонями.

– Между этими двоими и всей остальной деревней как будто стена отвращения выросла. Женщины ненавидели мать, их дети ненавидели Венсана, хотя никто его толком не знал… Мальчик был очень одинок, ему не с кем было поговорить, он постоянно сидел взаперти… рядом с этой… помешанной. Мне кажется, он… он заботился о матери, когда она сама не могла о себе позаботиться… Часто видели, как он приносил дрова из леса или шел за молоком и хлебом в соседнюю деревню…

– В Вейрон?

– Да, в Вейрон… Венсан прожил здесь четыре или пять лет, и все эти годы его постоянно обижали, над ним насмехались, его обзывали – Сатанинским глазом, Жаном д’Арком. В начальной школе Вейрона или в автобусе, который возил его в гренобльский коллеж, он был для всех либо сыном психованной, либо… шлюхиным сыном… Каждый вечер он, плача, переходил эту дорогу и под градом оскорблений поднимался на холм… Но, понимаете… Я ведь… я ничем не отличалась от других… Я и сама их ненавидела за то… – она затуманенными глазами поглядела на фотографию мужа, – за то, что они у меня украли…

Одетта встала и замерла у окна, устремив взгляд на изумрудную зелень.

– И вот наступил тысяча девятьсот восьмидесятый год, – подсказал я, присоединившись к ней. – Венсану пятнадцать лет. Что тогда произошло и чем все это закончилось?

Холод воспоминаний пронизывал старушку до костей, и она, вся дрожа, обхватила себя руками.

– Плохо все это закончилось, очень плохо… Мы… пообещали тогда больше никогда… ни с кем об этом не говорить… Нам надо было забыть… забыть плохое…

– Ничего нельзя забыть. Сколько ни старайся, все останется погребенным здесь, внутри…

Она посмотрела в глаза моему отражению в оконном стекле.

– Как-то вечером помешанная прибежала вся в слезах. Она рыдала и кричала, что ее сын пропал, что Венсан пошел… пошел в Вейрон за покупками… и не вернулся. Видели бы вы, как она колотилась в наши двери! Только никто не открыл, и мы даже…

– Смеялись ей в лицо?

– Можно сказать и так… Жара, помню, была страшная, воздух раскалился… Вот примерно как сейчас, с тех пор такого душного лета и не помню… Так вот, она тогда побежала искать мальчишку по холмам, потом в лес… А ведь уже стемнело, и гром гремел вовсю – гроза надвигалась… Наши мужчины не хотели пускать ее туда, говорили, что сами найдут мальчика, но все женщины встали стеной… Еще чего – помогать ей! Пусть кто хочет – помогает, только не они! О том, что будет с Венсаном, никто даже и не думал, все были слишком злы на эту бабу…

– А дальше?

– Она вернулась к утру… руки и ноги в крови, ладони порезаны… А как вы хотите? Гроза же была неслыханная, лес у нас растет на склоне, там опасно, везде острые камни, везде корни торчат… Сама-то она вернулась, но сына не нашла… Тут уже все стали за мальчишку беспокоиться… А помешанная… Она ни с того ни с сего набросилась на Рене, мать братьев Менар… Вцепилась ей в волосы, расцарапала лицо, крича, что Менары всегда ненавидели ее мальчика, всегда обижали его… Мужчины бросились ее оттаскивать, кто-то вызвал полицию…

Я просто кожей чувствовал ту давнюю драму, одного взгляда на холмы было довольно, чтобы ощутить болезненную атмосферу того времени… и я, как наяву, увидел насмерть перепуганных, обозленных обитателей этого замкнутого мирка, сплотившихся в травле несчастной женщины и ее сына.

– …В конце концов, под нажимом полицейских, один из братьев Менар признался… Рассказал, как они вместе с братом хотели нагнать страху на Венсана, затащили его в заранее найденное ими место позади водопада Золотая Капля – он далеко за лесом… Как испугались и в панике убежали, когда Венсан провалился в пещеру… А Венсан выбрался наверх спустя сутки после того, как пропал… – Одетта тихо заплакала. – Наши мужчины пошли осмотреть эту пещеру и потом рассказали, что в ней было видимо-невидимо насекомых… Пауков, тараканов, еще каких-то мерзких тварей… Будто в кошмаре каком-нибудь или в страшном сне, даже хуже… Говорили, это из-за сырости и темноты, что ли, толком не помню… Но представьте себе, какой ужас он пережил… Мальчишка пятнадцати лет…

– Вполне могу себе представить, поверьте. Так, значит, Венсан вернулся домой, к матери, и…

– Когда он пришел домой, там были врачи… Два врача – мужчина и женщина… Они объяснили Венсану, что его мать больна… что они отвезут ее в безопасное место и будут лечить…

– В психиатрическую лечебницу?

– Да…

– Тиссераны…

– Простите?

– Фамилия этих врачей – Тиссеран…

Одетта не стала дальше о них расспрашивать, она уже вырвалась на финишную прямую:

– За Венсаном присматривал один из полицейских, но он… на минуту отвлекся, и мальчик от него улизнул, сумел пробраться в комнату матери и там увидел, что… его мать, которую врачи собирались увезти, привязана к кровати, услышал, как она ругается… вопит, что посланцы Сатаны мешают ей выполнить ее миссию, что их надо убить, и тоже закричал, намертво в нее вцепившись… Мальчика силой от нее оторвали, а потом… потом… произошла трагедия… Ког… когда мать Венсана отвязали… чтобы… вывести из дома, она… схватила нож… Тот, который был спрятан у нее под матрасом… тот самый, которым она ставила на себе «зарубки»… Схватила и трижды ударила им себя в грудь… – Старушка повторила это движение. – Кто-то из врачей, насколько я помню, женщина… сказала Венсану, что… его мать умирает… Он, кажется, тут же потерял сознание… И они увезли его в карете «скорой помощи»… Что было дальше, никто из нас не знает. Мы не хотели этого знать… Все было кончено…

Она резко отвернулась, закрыла рот, как старую книгу, которую никогда больше не откроют, уставилась в потолок и замерла. Что она искала там, наверху? Ждала знака, что какая-то ее молитва была услышана?

Меня пробрало до мозга костей… Я медленно расправил плечи. Передо мной вырисовывался портрет униженного ребенка, чье детство было отмечено чередой жестоких образов и непрекращающихся ударов.

Теперь мне стало понятно молчание дяди и тети Венсана: они хотели отгородиться от кровавого прошлого, подарить мальчику второе рождение. Какой была последняя мысль этого несчастного перед тем, как он впал в кому? Что ему мерещилось – чета врачей Тиссеранов, навсегда лишивших его матери? Или злобные лица земляков, безжалостно их с матерью травивших?

Я выглянул в окно. Последние машины медиков готовились к отъезду.

Настал черед Одетты, и она двинулась к ним, не поднимая головы, словно придавленная тяжким грузом сожалений, угрызений совести.

Солнце скрылось за черным пеплом туч, пейзаж утратил краски, трава трепетала под крепнущим ветром. Резко похолодало: гроза была совсем уже близко, молнии одна за другой прорезали небо…