Жил Максим в совсем маленькой квартирке на четвертом этаже кирпичного дома, выложенного по фасаду белыми и красными кафельными плитками, архитектурой похожего на католический собор. Лифта не было, и Вадиму пришлось вести товарища по крутой полутемной лестнице.
Максим то и дело оступался, ругался вполголоса, а в промежутках слегка заплетающимся языком повествовал, как ему повезло. Двоюродный брат с женой уехал по контракту в Австрию, а свою квартиру оставил ему совершенно бесплатно, в бессрочное пользование, но с условием, что, если вдруг дела там пойдут не слишком удачно, он оставляет за собой право вернуться. И без обиды.
— Но дела у него идут более чем хорошо, Володя уже приобрел себе виллу в предгорьях Альп, и можно надеяться, что съезжать в обозримом будущем не придется…
Наконец они добрались, Максим с третьего раза попал ключом в замочную скважину и отпер дверь.
Пока доктор в ванной приводил себя в рабочее состояние, Ляхов бегло осмотрел квартиру.
Она ему понравилась. Правда, потолки слишком уж высокие по отношению к скромной площади комнат. Кабинет, по трем стенам с полу до потолка заставленный книжными полками, небольшая гостиная, где с неизменными книгами соседствовал странной конструкции дальновизор, похоже, что самодельный, окруженный несколькими электронными блоками. Из мебели имелся только низкий журнальный столик и диван, очевидно, служащий Максиму постелью.
Над диваном висел писанный маслом портрет довольно симпатичной девушки лет двадцати двух. Возлюбленная, наверное, а возможно, и мать, не угадаешь, поскольку одета она была в стилизованное под восемнадцатый век платье с глубоким декольте.
Пока он рассматривал портрет, вернулся Максим.
С мокрой после душа головой, в домашней куртке и брюках из коричневого вельвета и, похоже, принявший отрезвляющее снадобье, поскольку выглядел вполне прилично.
— Перестарался я, — с извиняющейся улыбкой сообщил он, — давно выпивать не приходилось.
«Видел бы ты меня в Хайфе», — подумал Ляхов и ответил подходящей к месту поговоркой:
— Кто пьян да умен, два угодья в нем…
— А что, все нормально было, я лишнего ничего?…
— Неужто не помнишь?
— Так, местами. Основное помню, а кое–где и провалы…
«Плохой признак, — опять подумал Ляхов. — Выпили–то всего ничего, по двести пятьдесят водки и по бутылке хереса. Для хорошей гулянки — аперитив. Хотя, если без привычки…»
Он успокоил Максима, и они вместе пошли варить кофе, по которому доктор тоже оказался большим мастером.
На кухне у него имелось до десятка кованых медных турок разного размера и емкости, на стене висела стационарная немецкая кофемолка, похожая на старинный телефон, а в шкафчике в жестяных банках хранились запасы зерен, зеленых и жареных, бразильских, колумбийских, перуанских и индийских. Рецептов врач тоже знал множество, и они долго, азартно препирались, чьи приемы и методики правильнее и лучше.
Потом сидели за дубовым столом на пузатых резных ножках, пили густой, обжигающий, невероятно душистый кофе с кремовой пенкой, причем Ляхов еще и прихлебывал из рюмки «Бенедиктин», а Максим от ликера категорически отказался.
Невропатолог пребывал сейчас в самом подходящем состоянии, чтобы вытянуть из него какую–нибудь значимую информацию. Вадим и сам пока не знал, какую именно, но чувствовал, что дело того стоит.
Либо, хотя и маловероятно, коллега представляет для него угрозу, пусть и неопределенную, либо, наоборот, он может весьма пригодиться в новой жизни. Пока в академии у него нет друзей, и с товарищами по группе только–только успел познакомиться, а заводить полезные связи надо.
Врач в армии, если у тебя с ним хорошие отношения, — полезное знакомство. Это он знал по собственному опыту, правда, с другой стороны.
Максим, в свою очередь, продолжал прощупывать его, но, как всякий не до конца протрезвевший человек, делал это не совсем ловко, поскольку себя ощущал хитрым и умным, а собеседника недооценивал, точнее, вообще не принимал его во внимание.
В общем, говорили они долго, то о том, то о другом, и все постепенно стало напоминать бессмысленно затянувшуюся шахматную партию, когда у игроков осталось по королю, коню и паре пешек.
Первым не выдержал Максим.
Он раздавил в пепельнице очередную сигарету, которые не столько курил, сколько портил, то забывая на краю пепельницы, где она бесполезно сгорала до фильтра, то гасил, не выкурив и половины, и тут же поджигал новую.
— Ну, короче, так. Хватит нам му–му гонять. Что–то я про тебя узнал, что–то ты. Но без откровенного разговора не обойтись. Положение у меня почти что безвыходное…
— В чем же это? — не понял Ляхов. — Для первого знакомства все нормально. Выпили, потрепались, убедились, что и дальше можно. В чем проблема?
— А в том, что я своими исследованиями занимаюсь уже второй год. А что толку? Нужно же принимать когда–нибудь решение…
— Опять не понял. Какое решение? Выходить с темой на ученый совет? Статью писать, или как?
— Да при чем тут статья? Я открытие мирового уровня сделал, но не знаю, как им распорядиться. Тут дело, может быть, о судьбах мира идет. Да не может быть, а точно, поскольку возможности открываются…
Ляхов почти насильно всунул между пальцами врача высокую рюмку, до краев полную шестидесятиградусным золотым ликером.
— Так. Выпей не спеша, потом пару глотков кофе, глубоко вздохни и начинай говорить по делу, если считаешь меня достойным своей тайны. А если нет — допивай кофе до конца и ложись спать. А я пойду. Тайна вклада, разумеется, гарантирована.
— Сиди! — Максим нажал Ляхову на плечо, после чего послушно выпил ликер и схватил из пачки новую сигарету. — Слушай. — Он хитро, но как–то кривовато усмехнулся, из чего Вадим сделал вывод, что приятель отнюдь не протрезвел, просто находится в следующей фазе, когда тяжелое опьянение подавляется сильным нервным напряжением.
— Если моя теория верна, то, открывая ее тебе, я ничем не рискую, а если нет — все равно наплевать, расскажешь ты о ней кому–нибудь или нет…
Из последующего Ляхов узнал действительно интересные вещи. Выходило так, что Максим на самом деле изобрел устройство, позволяющее анализировать личность человека практически по всем параметрам.
То есть по особым образом считываемым биопотенциалам мозга, головного и спинного, можно сделать вывод о предрасположенности к того или иного рода занятиям, как физическим, так и умственным.
Скажем, сочетание быстрой реакции, способности мышц к тонким и точным движениям, устойчивый и одновременно подвижный тип нервной системы, еще кое–какие особенности делают человека идеально предрасположенным к профессиям пианиста, микрохирурга, летчика–испытателя и карманного вора.
Следующий уровень анализа, касающийся уже более глубоких слоев сознания, позволяет уточнить параметры профпригодности.
А проникновение в подсознание дает ключ к нравственным характеристикам личности. И тогда можно определить, какой же путь изберет данный человек для реализации своих способностей, пианиста или все–таки карманника.
Но и это было только, как говорится, «подходом к снаряду». В идеале методика Максима позволяла построить фактически полную психомодель конкретного человека и определить, на что он способен в обычных условиях, в идеале или никогда.
Что нужно сделать, чтобы он проявил свои лучшие или худшие качества, какую работу ему доверить можно и нужно, а от какой его (или работу от него) необходимо оградить. И так далее…
Ляхов понял сразу. Он ведь не просто был умным человеком, он и сам занимался психиатрией и психологией, пусть и недолго, и не слишком профессионально.
— Слушай, брат, если не шутишь, конечно, ты ведь это… Ты ведь, кроме всего прочего, оружие изобрел. Изощренное и опасное. Не знаю, насколько детально оно у тебя проработано, но в идеале…
— Так ведь и я об этом же! — горячо воскликнул Максим. — Как только кое–что стало получаться, я первым делом именно об этом и подумал.
Ну, ладно, вначале предполагалось просто профпригодность наших слушателей к предлагаемой работе определять, программы обучения в процессе корректировать, но потом–то до меня дошло!
Я ведь смогу находить не только положительные качества, но и негативные, преступные и вычислить, как ими воспользоваться. Играть на глубинных чертах личности. Того шантажировать, того сделать своим слугой, другого — наемным убийцей… Ну и так далее. С женщинами, опять же, кое–что узнав, поступать как заблагорассудится…
— А что, с женщинами у тебя проблемы? — подпустил Ляхов коварный вопрос.
— Да при чем тут это, — возмутился Максим. — Я в широком смысле. У одной служебные секреты выманить, другую на панель послать, третью…