Как и все ваши машины, которые позволяют вам теперь вообще не работать.
– Конечно, не делает, – согласился с ним Химей. – А поэтому пойдем-ка лучше назад в деревню. Какой смысл думать о том, чего мы все равно никогда не сможем понять.
После этого Химей со своим гостем пошли назад, где тримы все еще весело праздновали день сбора урожая. Замечательного урожая, которого они не выращивали и не собирали.
29. Конфеты
Этот зверь ему уже надоел. С самого утра крутился под ногами и так и норовил под инструмент попасть. Крумо посмотрел на него. Ласка, которая сейчас сидела на коротком обструганном бревне, что он только что пилить начал, тоже на него посмотрела. Она теперь словно бы буравила его своими маленькими черными глазками, да ушами чуть шевелила. А потом вдруг вытянула вперед острую рыжую мордочку и сказала:
– Дай конфетку.
Крумо задумался: «И что за странный зверь, ведь привело же его что-то в нашу деревню. Может и вправду, хотел себе пропитание найти». Он похлопал себя по карманам. И точно, в правом кармане штанов у него обнаружилось несколько помятых и сильно запачканных шоколадных конфет, про которые он сам давным-давно уже позабыл. «Смотри-ка, – Крумо покачал головой, – учуяла».
– Ладно, на, бери свой завтрак, – он протянул зверьку его конфету, – только смотри, держись от меня подальше, а то как бы я по тебе не попал.
На это ласка ничего ему не ответила, а только ловко схватила конфету зубами и длинными быстрыми прыжками поскакала обратно в лес. Проводив зверька взглядом, Крумо вернулся к своей работе. Он, вообще, плотником был. И многие деревянные вещи, что водились в этой деревне, были делом его рук. Работа эта не сильно ему нравилась. Но поскольку он ничего другого попросту не умел, то и это ремесло также годилось для пропитания.
Покончив с бревном и, обстругав еще несколько половых досок, Крумо направился в свой дом, где во второй раз и увидел ласку. Она сидела теперь прямо у него на столе и все по-прежнему внимательно на него смотрела.
– Ну, что тебе опять, – спросил Крумо улыбнувшись, – еще конфету?
– Да, – ответил ему зверек все так же коротко и еще чуть склонив голову набок.
Крумо не стал жадничать. Он отдал зверьку его лакомство, а сам уселся за стол обедать. После обеда, который загодя сам себе и приготовил, он пошел погулять. И был уже ранний вечер, и начинало смеркаться, когда Крумо вновь вернулся к себе во двор. Где опять и увидел ласку. Но на этот раз он уже совсем не удивился, а просто отдал ей еще одну конфету, прибавив к тому же: «Эта последняя, так что больше не проси». После чего поделал еще кое-что незначительное у себя по хозяйству и спокойно отправился спать. Спать он ложился рано, потому что разговаривать ему было совсем не с кем. Жил Крумо один и, в общем-то, нисколько не переживал по этому поводу. Хотя иногда он все-таки поглядывал на остальных тримов, своих сверстников, которые к тому времени успели уже пережениться, а кое-кто так и детей завел. Однако сам он отчего-то не хотел ничего подобного, предпочитая оставаться в одиночестве.
Тихо поскрипывал старый дом, а за окном совсем стемнело. И Крумо уже спал давным-давно, когда свежий ветер прохладный и тихий почти незаметно открыл маленькую форточку в его окне, а затем и дверь в его спальню. Этот ветер прилетел издалека, из северных пустынных стран, где тримы вообще никогда не жили. В этих странах были лишь высокие горы, громадные и неприступные, да белые снега бескрайние и холодные. И Крумо словно бы почувствовал присутствие в комнате этого ветра, потому что немного поворочался прямо во сне и, чуть подоткнув под бок, завернулся поплотнее в свое теплое шерстяное одеяло. Ему снился его двор, аккуратный и ухоженный и такой привычный плотницкий верстак, за которым он сейчас стоял. Соседи, которые к нему приходили, прося сделать то или это. А иногда и просто починить какую-либо вещь. И все у него было хорошо и спокойно. Так, как и всегда, сколько он себя помнил пока жил в этом старом доме.
И вдруг, причем не то, чтобы нечто странное произошло, а что-то такое, чего он сразу и не разобрал. Красная капля, большая и темная упала на его верстак. А затем еще и еще. И Крумо уже, как кажется, начал даже догадываться, что это такое было, но в немом оцепенении все еще продолжал смотреть на густую блестящую лужу, медленно расползавшуюся по его верстаку. Кровь – да, это точно была она. Но откуда? Крумо все пытался сообразить. Да откуда же еще, как не из его руки. Он посмотрел на руку. Да нет, с ней было все в порядке. Рукав рубашки закатан, порван вот только в нескольких местах, но что ж с того. Крумо поправил рукав. И тут же буквально отшатнулся назад. Красный след, большой и жирный остался на его рукаве.
Теперь все стало ясно. Немного опасаясь увидеть нечто страшное, Крумо перевел взгляд на другую руку. И… чуть было просто не упал в обморок. Потому что увидел такой глубокий порез, которого и представить себе даже не мог. Его рука оказалась распоротой от самого локтя до кисти, отчего вдоль этого пореза, теперь уже просто настоящими потоками текла кровь. «Да как же это я, да что же это такое? – все спрашивал он себя прямо во сне. – Не мог же я сам вот так сильно пораниться?» Крумо побежал со всех ног в свой сарай, чтобы хоть как-то перевязать рану. Однако сарай его оказался заперт. «Да что же это опять, – уже почти заругался он на себя, – ключи-то у меня находятся в доме». И он побежал скорее в дом. Но и дом его теперь был почему-то заперт. И вот уже тогда он действительно и по-настоящему испугался. Отчего во весь голос и закричал. На крик его довольно быстро сбежались соседи. Но вместо помощи, стали смеяться над ним. «Посмотрите какой дурак, – потешались местные тримы, – сам себя поранил, а теперь еще на помощь зовет». И Крумо собирался было уже им ответить что-то, но вдруг почувствовал такую слабость, что невольно опустился на колени, а затем и сел на землю. Он не мог теперь уже подняться и даже помочь себе, а оттого очень тихо, почти неслышно зарыдал.
– Съешь конфетку, – услышал он откуда-то сбоку чей-то писклявый голос.
И точно, чуть повернув голову,