стоят. Ты их бери и читай. А я, если что непонятно будет, тебе объясню.
На это пришлый трим, несмотря на то, что все еще был в сильном подпитии, подошел к указанной полке и стал читать книги. Читал он их, конечно, не так как раньше люди делали. А просто водя по ним своими пальцами. Наконец он закончил с первой.
– Слушай, – сказал он, – здорово. Теперь я у нас в деревне тоже такую машину построю. Но только сейчас поздно уже, может лучше спать пойдем, а остальные книги я завтра с утра почитаю, когда голова посвежее будет.
– Да, конечно, иди, – ответил ему Химей. – Хочешь, можешь даже у меня оставаться на ночь. Вон там в дальней комнате кровать свободная есть, там и ложись.
Пришлый трим поблагодарил Химея за гостеприимство и пошел в ту комнату. По дороге он разглядывал всякие картины, что висели на стенах дома, да какие-то схемы и чертежи. Особенно бросился ему в глаза один, то ли чертеж, то ли формула. И пришлый трим все никак не мог это понять. Отчего подошел к схеме, что была в красивой деревянной раме и спросил у хозяина. Однако тот слегка замялся и хотел было уйти от ответа. Но пришлый трим проявил настойчивость.
– Ладно, – согласился с ним Химей, – расскажу я тебе об этой формуле. Но только ты все равно в ней ничего не сможешь понять. И это не потому что ты глупый такой или мало чего знаешь, нет. Я и сам, признаться, совсем ее понять не могу.
На это пришлый трим, то ли спьяну, то ли от некоторой обиды на хозяина, взял и провел пальцем по листу с формулой. А Химей хотел было его остановить, но не успел. Он лишь успел подхватить пришлого трима под руки, когда тот начал падать, после чего буквально отволок того в соседнюю комнату, где и положил на кровать. И только лишь примерно через полчаса, пришлый трим наконец пришел в себя и уставился на Химея в недоумении. А тот даже и вопросов дожидаться не стал, а сразу приступил к рассказу.
– Эта формула, – начал он, – особая. И произвела ее, то есть вычислила, одна машина. Одна из тех, что я сконструировал. Вот только машина эта не совсем обычной была. Я ведь, ну примерно как и многие другие тогда, задумался как-то, а вот было бы здорово, если бы машины вообще сами все делали. И пололи грядки, и убирали урожай, и даже сами себя постоянно обслуживали. Заправлялись чтоб, чинились и улучшали свои механизмы. И долго я бился над этой задачей. Но все же управился. Машина, которая абсолютно сама все делала, была наконец построена. И очень красивой получилась она и ладной. Такой, что даже я сам ею залюбовался.
Но прошел день, а за ним и два, и начал я замечать, что машина моя меняться стала. Она теперь работала намного быстрее и более качественно. Некоторые агрегаты и механизмы она сама себе поменяла, а иные и модернизировала. Работать она теперь стала за две, а вскоре и за три машины. Но и на этом не остановилась. Многое она в себе упростила и сделала более эффективным. А затем, в один прекрасный день… – Химей отчего-то вздохнул, – и запела. Да-да запела. И это было такое прекрасное пение, которого я никогда в своей жизни не слыхивал. Еще примерно через неделю она рисовать начала. А затем и книжки писать. Да вот, кстати, все эти картины, что у меня на стенах висят – ее, если можно так сказать, рук дело.
И с каждым днем она все более и более сложную работу выполняла. Хотя сама и упрощалась при этом. У нее сначала было очень много разных узлов и деталей. А под конец, – Химей опять вздохнул, – всего две шестеренки. Да, – он глянул на пришлого трима, – всего две. Они и сейчас еще работают и что-то там делают, правда, я не знаю, что именно. А как, – это уж ты у меня даже и не спрашивай.
– А где теперь эта машина? – заинтересованно спросил пришлый трим, который к тому времени уже совершенно протрезвел.
– Да там, на пригорке, – ответил ему Химей, махнув рукой. – Но прошу тебя, не уговаривай ты меня, чтобы я тебе ее показал. Потому что я даже смотреть на нее теперь не могу.
– Почему это? – не понял пришлый трим.
– Да потому… а впрочем, – Химей встал, – если хочешь, то иди туда и смотри на нее сам. Я же тебя в сторонке подожду.
И вот они пошли вместе к той машине. Подойдя к холму, Химей, как и говорил, остановился, а пришлый трим пошел вперед. Там он увидел две небольшого размера блестящие шестеренки, которые медленно вращались прямо в воздухе, цепляясь одна за другую зубьями. Трим пригляделся. Ему отчего-то показалось, что с этими шестеренками было что-то не так. И точно, в белесом свете взошедшей к тому времени луны он вдруг увидел, что шестеренки эти, хотя и соприкасались друг с другом, но обе вращались в одну сторону. Трим протер глаза. Нет, он не ошибался. «Но ведь это невозможно, – сказал он сам себе, – как же их не заклинивает?» И в этот момент у него так сильно заболела голова, что он невольно отвернулся от загадочного механизма и пошел назад к Химею. А тот, как только увидел перекошенное словно от зубной боли лицо своего гостя, так сказал:
– Вот видишь, я же тебе говорил. И я тоже не могу смотреть на эту машину. И никто не может. Ведь там, в месте где соприкасаются шестеренки, есть что-то кривое, неправильное. Там словно бы наш привычный мир нарушает свои же собственные законы и превращается в ничто. А оттого шестеренки и не мешают друг другу. И я много раз уже пытался остановить этот механизм, но у меня ничего не получалось. Он все проглатывал. То есть не перемалывал даже, а именно проглатывал, унося вещи неизвестно куда. Я туда и деревяшки разные засовывал, и железные пруты. Ничего не выходило. И только лишь через некоторое время находил под машиной: то прекрасно написанные картины, то схемы, то чертежи, то ноты. Откуда они там брались, не ясно. Но ясно одно, что теперь этот самоусовершенствованный механизм никто больше остановить не сможет. И он будет находиться здесь вечно. И что еще он изобретет никому не известно.
– Так чего же в этом плохого? – удивился пришлый трим. – Ведь эта машина ничего дурного не делает.