картоплю? — спросила я старого дядьку, несущего полную сетку картошки.
— Дэ помойка, знаешь?
— Знаю…
— Там за забором подводы стоять с картоплей. Только може они уже розъихалысь. А тебе зачем картопля? Нехай мамка покупае.
— Мамка не может, она пошла на работу. А всё Бабуня покупает. Вы её не видели в очереди?
— Може и видел. А какая она у тебя? Старая или молодая?
— Молодая…
— Высокая чи малэнька, худэнька чи товстэнька? — дядька подшучивал надо мной, глаза его лукаво щурились.
— Она худая и высокая!
Такой я видела Бабуню в детстве, хотя на самом деле её рост не превышал и полутора метра.
— А ещё красивая и добрая.
— А шо ж она тебя кинула, раз добрая?
— Она не кидала, это я сама потерялась… Тут такая уйма людей… Шукаю, шукаю и не могу её найти. Она за картоплей пошла.
— Я тебе вот что советую, ты её не шукай, а иди туда, на главные ворота. С базара все уходять там, не пропустишь. А будешь по базару ходить, разминётесь. Идём, провожу.
Дядя взял меня за руку и повёл через весь базар к воротам. У ворот на кирпичах сидела бабушка в ватнике и продавала семечки. Узнав, что я потерялась, бабушка усадила меня рядом, тоже на кирпичи и спросила:
— Будэшь торговать со мной, пока твоя бабка гуляе по базару?
— Буду. А как?
— Я буду свертать кульки з газеты, а ты насыпай туды насиння.
— Какое ещё насиння?
— А-а, так ты, мабуть, кацапка? По вашому значить семачки.
— И совсем я не кацапка. Я девочка, зовут меня Ветуня.
— Ото ж я и кажу, шо кацапка. Шо за такэ имя Ветуня?
— Вообще-то я Света. А Бабуня и мама называют Ветуня. Это чтоб ласково было.
Семечки, целый мешочек, мы с бабушкой продали быстро. Почти все люди, уходя с базара, покупали кулёчек, а то и два. Я с тревогой заметила, что базар стал быстро пустеть. А в базар через эти ворота никто уже не входил, только выходили. Бабушка давно ушла. Я сидела на холодных кирпичах и тихонько поскуливала, понимая, что Бабуню прозевала, что ворота, в которые я входила, находятся где-то далеко, совсем в другом месте, что нужно их искать, а у меня замёрзли руки и ноги, и совсем не хочется тащиться через весь базар по грязи. Всё стало безразлично, захотелось спать.
ТЁТЕНЬКИ ИЗ БАНКИ
— Девочка! Ты зачем тут сидишь? Кого-то ждёшь? — вырвал меня из полусна ласковый женский голос.
Передо мной стояли две хорошенькие молодые тётеньки. Полненькая и худенькая. Они сочувственно мне улыбались.
— Я потеряла Бабуню на базаре. И жду её…
— Так базар уже разошёлся, смотри, там почти нет никого. Твоя бабушка наверно давно ушла, — сказала полненькая.
— Ты где живёшь? Адрес знаешь? — спросила худенькая.
— Не-ет. Я всегда ходила с мамой на работу и с Бабуней на базар.
— Понятно. А где твоя мама работает, знаешь?
— Знаю. Она работает в театре, — с гордостью ответила я, прекрасно понимая, что театр это что-то особенное.
— А в каком? Русском или украинском? У нас же два театра… — допытывалась полненькая.
— Не знаю.
— А на каком языке там артисты на сцене разговаривают? На русском или украинском?
— На всяком… разном…
Я тогда ещё не понимала, что русский и украинский это разные языки. Я думала, что все говорят на одном языке, только по-своему. Все же люди разные, вот и говорят по-разному. Сейчас я вспоминаю, что мама в жизни всегда говорила только на русском языке. Как-то она даже рассказывала мне, что у её педагога по классу вокала в консерватории (к сожалению, я не запомнила его фамилию, хотя мама называла), была прекрасная русская речь и мама, имея абсолютный слух, подражала ему в произношении слов и в интонациях, стремясь избавиться от одесского "суржика". Она мечтала работать на русской сцене.
— Тогда скажи, кем работают твои родители в театре?
Худенькая присела рядом на кирпичи и взяла мои руки в свои.
— Боже, так ты же замёрзла, як цуцык! И варежек нема? Вставай скорее с этих кирпичей, и пойдём с нами.
От прикосновения тёплых рук, я немного успокоилась и полностью доверилась приветливым тётенькам. Они сказали, что работают в банке, что там есть телефон, по которому они сейчас позвонят в оба театра и сообщат, что нашли меня на базаре. Помню, в моём воображении нарисовалась огромная стеклянная банка, стоящая на площади, а внутри стоит стол с телефоном.
— А как вы в банку залезаете? — спросила я тётечек.
— В какую банку? — тётечки даже остановились от удивления.
— Ну, вы же сами сказали, что работаете в банке и там есть телефон…
Тётечки долго смеялись. А отсмеявшись, сказали, что "банка" — «учреждение», а сами они — «служащие». Из чего я поняла, что "банка" это такой дом, где они работают и где есть телефон.
— Так ты не сказала нам, кем работают твои родители в театре и как нам назвать тебя по телефону… — допытывалась худенькая тётя, ласково заглядывая мне в лицо.
— Вообще-то меня зовут Света, а Бабуня и мама называют Ветуня. Мама Лида работает в театре Наталкой, а папа Жорж работает там Мыкытой…
К тому времени в театре появился ещё один спектакль, где мама играла злую девушку Варку, а Жорж доброго Мыкыту. Я не любила Варку и ругала маму за то, что она "поганая дивчина". Любила хорошую Наталку. А Мыкыта мне понравился — он был "добрым парубком", не то, что пан Возный.
— Ой! — радостно вскрикнула полненькая тётя, — Так ты дочка артистки Лидии Тимош и Томилина? Это ж мои любимые артисты…
— Ага, я ихняя…
— Так ты ж уже один раз пропадала летом… Милиция ходила по дворам, шукала тебя. Весь город гудел… Ты нашлась, чи до сих пор блукаешь?
— И ничего я