Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В приказе подчеркивалась необходимость переработать программы, тезисы лекций и учебные пособия, в которых, помимо изложения исторической части, следовало акцентировать внимание на стоящих в данный момент задачах, иллюстрируя их примерами из оперативной практики. Ответственность за эти вопросы председатель ОГПУ возложил на помощника начальника Секретно-оперативного управления А. Кауля, который одновременно возглавил и группу преподавателей по истории органов госбезопасности. Формировались группы и по линиям работы. Так, в особистскую группу вошли заместитель начальника Особого отдела ОГПУ Л. Иванов и руководители отделений — В. Троицкий, С. Пинталь, А. Моряков, Р. Баланда, Н. Лагодюк[454].
С середины 20-х годов неоднократно ставился вопрос о создании курсов оперативного состава при полномочных представительствах и особых отделах округов и даже предпринимались реальные попытки их организации, прежде всего для вновь зачисленных в органы госбезопасности.
Однако такая форма обучения не получила развития ввиду недостатка финансовых средств и учебных материалов. На один из документов, в котором предлагалось узаконить местные курсы, заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода наложил следующую резолюцию: «Насчет окружных школ надо подумать, т. к. не всегда есть достаточно лекторских сил»[455].
Подготовка чекистских кадров осуществлялась и вне школ и курсов. Начиная с 1925 г. явочным порядком некоторые местные органы (на Украине, в Ленинградском военном округе, в Киргизии) стали вводить институт практикантов. Официально институт практикантов ввели на основании рекомендаций административно-организационной комиссии совещания полномочных представителей ОГПУ в мае 1925 г. В итоговом решении совещания указывалось: «Создать кадр практикантов при Полномочных представительствах и Губотделах из расчета 5-10 для ПП и 1–2 для губотделов»[456]. Одновременно для совершенствования оперативной подготовки сотрудников, уже имеющих практический опыт, предусматривалось за счет резерва назначения ОГПУ практиковать работников местных органов в центральном аппарате для последующего замещения должностей от помощников начальников отделений и выше.
Количество практикантов постепенно увеличивалось. Согласно приказу ОГПУ от 13 марта 1928 г. только полномочным представительствам и особым отделам Московского и Приволжского военных округов разрешалось довести число практикантов суммарно до 102 человек[457].
Контингент практикантов формировался в основном за счет зачисляемых на оперативную работу военнослужащих войск ГПУ — ОГПУ, демобилизованных при сокращении Красной армии, политических работников, чекистов запаса и технических сотрудников органов госбезопасности. Срок практики был определен в три месяца.
В процессе прохождения практики подлежали изучению следующие вопросы: 1) организация агентурно-оперативной работы в конкретном аппарате органов госбезопасности; 2) текущая политическая ситуация, решения высших партийных органов по различным социально-политическим вопросам; 3) действующее законодательство, прежде всего уголовное и уголовно-процессуальное.
С появлением серьезных хозяйственных затруднений в аграрном секторе и вполне вероятных в этой связи крестьянских вооруженных выступлений повышенное внимание стало уделяться военной подготовке. Это касалось всего личного состава органов госбезопасности, а не только практикантов. По выражению полномочного представителя ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Е. Евдокимова, проводилась «боевизация» чекистских кадров. В одном из докладов в Центр он указывал, что аппараты ОГПУ должны стать ударными единицами, способными, в случае осложнения обстановки, «подавить восстание даже в рядах вооруженной Красной армии»[458].
Подбор и обучение потенциально работоспособных кадров — это лишь одно направление работы. Не менее важной являлась расстановка чекистов по конкретным должностным позициям и территориальным органам. Надо сказать, что относительно рядового состава органов госбезопасности особых проблем здесь не возникало. Хорошее состояние здоровья, стремление к карьерному росту, внутренняя установка на служение социалистическому Отечеству и законопослушание позволяли руководителям при необходимости перебрасывать сотрудников на другие участки работы. В ходе проведения операций по подавлению антоновских бандформирований, к примеру, требовалось укрепить аппараты ВЧК в пораженных восстанием районах. По указанию Ф. Дзержинского начальником Особого отдела Тамбовской губчека назначили И. Чибисова, руководившего до этого Особым отделом 1-й армии[459]. Одновременно с ним в Тамбов прибыло пять опытных сотрудников-особистов.
Из расформированных армейских особых отделов всех сотрудников, бывших уроженцами Тамбовской и прилегающих губерний, перевели под начало И. Чибисова. Общее их число составило 50 человек[460].
Укрепление частей РККА на Дальнем Востоке, а затем и создание Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии вновь потребовало массовой переброски сотрудников особых отделов. Аналогичная ситуация сложилась и в связи с проведением коллективизации. За подписью заместителя председателя ОГПУ Г. Ягоды в 1930 г. был издан приказ, посвященный вопросам перемещения сотрудников. В нем отмечалось, что без возможности маневрирования в расстановке сил совершенно немыслима плодотворная работа органов госбезопасности. На фоне этой необходимости были зафиксированы неединичные факты отказов от выполнения приказов по перемещению. Коллегия ОГПУ подчеркивала, с одной стороны, обязательность для руководителей учитывать все личностно-бытовые условия перемещаемого, а с другой — требовала карать за невыполнение приказов, вплоть до осуждения во внесудебном порядке[461].
Особая система расстановки кадров существовала для руководящего состава. Здесь прежде всего речь идет о так называемой «партийной номенклатуре». Лица, зачисленные в эту категорию, подлежали перемещению по службе только по решению Организационного бюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и функционировавшего под его эгидой учетно-распределительного отдела[462].
Гражданская война породила обстановку классовой ненависти, создала простор для правового нигилизма со стороны должностных лиц. Многие чекистские аппараты создавались наспех, в число их руководителей попадали нравственно ущербные люди, «во власть» прорвалось немало корыстных личностей и карьеристов.
Органы ВЧК — ОГПУ не были в этом смысле каким-то исключением по сравнению с другими звеньями государственного аппарата и партийными комитетами.
Даже восемь лет спустя после Гражданской войны, в 1928 г., Политбюро вынуждено было, к примеру, по результатам проверок фактически разогнать всю «головку» Смоленской партийной организации[463]. Член президиума Центральной контрольной комиссии А. Сольц писал Г. Орджоникидзе в 1928 г.: «Не в том дело, что тот или другой плох, а в том, что у нас очень мало для строительства социализма пригодного материала, что… видели в Смоленске, а я во Владимире, имеет место в значительном количестве градов и весей огромного союза и что одними карами этого не изживешь»[464]. Продолжая излагать свои соображения, старый большевик указывал, что безобразия со стороны некоторых представителей руководящих кадров имели место начиная с периода «примитивных наметок» государственного строительства, рассаживания «победителей» в Гражданской войне на места, когда их не осуждали, не критиковали, а восхваляли за победу.
Учитывая дефицит кадров идеологически преданных, имеющих некое образование и практический опыт в той или иной сфере, в условиях выстраивания диктатуры большевистской партии, а точнее — ее вождей, не было другого варианта создания эффективного аппарата исполнения решений высших партийно-государственных структур, кроме учреждения института номенклатуры.
Известный исследователь советского государственного аппарата управления Е. Гимпельсон утверждает, что началом возникновения номенклатуры считается осень 1923 г. Именно в это время данный термин впервые появился в партийных документах. Секретариат ЦК РКП(б) направил всем наркомам и руководителям государственных учреждений перечень должностей, назначение на которые и перемещение занимающих их работников разрешалось исключительно по постановлению ЦК[465].
Однако элементы номенклатурного подхода к назначению и перемещению кадров проявлялись значительно раньше. Так, в ноябре 1922 г. секретарь ЦК РКП(б) В. Молотов подписал циркулярное письмо партийным комитетам областного и губернского уровней, в котором некоторым образом упорядочивалось их влияние на расстановку и территориальное перемещение чекистских кадров. «ЦК РКП(б), — говорилось в письме, — вполне осознавая всю трудность работы органов ГПУ и малочисленность ответственных партийных работников в них, однако, в настоящее время не может обновить и в значительной мере пополнить новыми работниками их личный состав… Ввиду того, что за последнее время участились случаи, когда партийные комитеты на местах задерживают вызовы и перемещения сотрудников… ЦК признает необходимым: разрешить ГПУ самостоятельно (по ведомственной линии) производить без предварительного запроса, но с сообщением соответствующему губкому, переброски сотрудников — членов партии…»[466] Далее указывались конкретные должности, как то: начальники самостоятельных отделов и отделений, их заместители, помощники и т. д. (всего 15 наименований должностей). В примечании указывалось, что полномочные представители, начальники губернских отделов и их заместители перемещаются только с ведома ЦК РКП(б).