Читать интересную книгу Большая судьба - Евгений Федоров

Дождавшись, когда остынет сталь, Аносов бережно взял слиток в руки, долго ворочал его, прижимал к груди.

- Наконец-то, наконец добыли! - прошептал он стоявшему рядом Швецову.

Глаза старика весело блестели. Он и сам был несказанно рад, но всё же напомнил Аносову:

- Ты, Петрович, ноне батькой стал. Сынок, поди, заждался...

- Это верно, давно пора. Сейчас побегу! - счастливо улыбаясь, сказал Аносов. Он сбросил кожаный запон, вымыл руки и до хруста в костях сильно потянулся. - Ну, а теперь скорей, скорей домой! - вздохнув полной грудью, радостно сказал он.

Татьяна Васильевна встретила мужа слабой ласковой улыбкой. Она страдальчески прижалась головой к его груди и просяще прошептала:

- Взгляни на него... Такой же, как ты... Щелочки глаз... Ах, Павлуша, он весь в Аносова, только пока еще не чумазенький... Не успел побывать в литейной...

Павел Петрович вышел из комнаты, где, сладко посапывая, лежал сын. Хотелось отдохнуть: так много сегодня радости! Он прилег на диван, но в душе его вдруг вспыхнуло беспокойство; оно нарастало, и вскоре мысли о литье вновь овладели им.

"Тигли! - вспомнил он. - Предмет сей, ничтожный по названию, но весьма важный для металлурга! Да, нам нужны свои, русские тигли!"

Снова лихорадочно заработала его мысль: "Да, да, нужны свои тигли!" решил он.

Ну что такое тигель, если подумать? Горшок! Нет, это не простой горшок. Он высок, с прямыми стенками и двумя доньями; в верхнем дне небольшое отверстие. Тигли делали из огнеупорных смесей графита и глины. В них плавили металл, и они должны были выдерживать температуру в три тысячи градусов.

По виду простая вещь, тигли привозились на Урал из далекого немецкого городка Пассау. Так и повелось с давних пор, что все русские металлургические заводы ввозили горшки для литья из-за границы. А каждый тигель стоил двадцать пять рублей!

Павел Петрович решил научиться делать горшки из уральских материалов. Ахте запротестовал:

- Это невозможно, сударь! Только в Пассау могут делать горшки, способные выдерживать самый высокий жар!

- Возможно! Вы увидите, что это возможно! - запальчиво воскликнул Аносов. - Мы не можем зависеть от других стран!

Инженер попал в больное место Ахте: тот старался казаться русским и внешне заботился об интересах России.

- Хорошо, попробуйте! - наконец смирился он.

...Это было смешно. Служанка подолгу втайне наблюдала за Аносовым. Серьезный, ученый человек помешался на горшках. Кабинет уставлен тиглями, всюду - на столе и подоконниках - черепки. Барин приносит их каждый день, толчет в ступке и рассматривает в лупу.

Татьяна Васильевна тоже в обиде: "Простые горшки его занимают больше нашего малютки!". В отсутствие мужа к ней толпой пришли золингенцы:

- Фрау Анософ, разве это занятие для образованного человека? Горшки можно купить готовые...

- Я тоже не понимаю его замысла, - чистосердечно призналась Татьяна Васильевна. - Но что я могу поделать? Ведь в горном деле я ничего не смыслю...

Несмотря на ее раздумья, она всё же упорно поддерживала мужа и всему находила оправдания. "Наверное, Павлуша надумал что-нибудь серьезное, раз всполошились немцы!" - мысленно одобрила она мужа.

Между тем Аносов взялся за изготовление тиглей: съездил в Челябу и вскоре доставил оттуда несколько видов огнеупорной глины; он составлял из нее и угольного мусора смеси и вместе со Швецовым ладил тигли.

Как-то Швецов с обидой в голосе пожаловался:

- Немыслимое дело мы затеяли, Петрович. Наши-то, златоустовцы, смеются, горшечниками зовут...

Аносов нахмурился:

- Что же, горшечники - это почетно. А ты потерпи еще немного!

Ему и самому приходилось тяжело. Он не раз уже ловил на себе насмешливые взгляды окружающих.

"Нам тяжело, это верно, - думал он. - Но ведь каждая копеечка, отданная за иностранный тигель, заработана русским мужиком, обильно полита его потом. Надо помочь народу".

Инженер упрямо продолжал работу, но неудачи преследовали его: горшки лопались, не выдерживая высокой температуры. Лицо Аносова похудело, стало восковым. Он нервничал: заводчики из Пассау откуда-то прознали о затее Аносова и пожаловались в горный департамент. В газете появились насмешливые заметки о тиглях златоустовского инженера. Казалось, все ополчились против Павла Петровича, и, чтобы отвлечься, он часто уходил в горы...

Однажды, вернувшись с прогулки, Аносов прошел в сарай. В раздумье он стоял, глядя на приготовленные тигли; в темном, тихом углу мерно трещал сверчок. Павел Петрович вдруг схватил лом и с остервенением стал крушить горшки.

- К чёрту всё! Пусть не иссушают мозг! - Он раздробил тигли на мелкие черепки и растоптал их.

Аносов не слышал, как позади скрипнула дверь и кто-то вошел.

- Ты что ж это, Петрович, взбесился вдруг? - укоризненно сказал вошедший Швецов.

- Ничего путного не выйдет у нас! - в отчаянии закричал инженер.

Старик прошел вперед, присел. Он недовольно посмотрел на Аносова:

- Это почему же, Петрович, у немцев, в Пассау, получается, а у нас нет? Выходит, мы вроде как бы хуже? Аль, может, назад повернуть, бросить свои замыслы?

Лицо литейщика стало строгим. Он поднялся и сказал решительно:

- Ну, нет, милок! Назад нет ходу! Два года прошло, а при моих годках это не шутка. Не выспался ты, Петрович, это верно. Идем! - Он бережно обнял Аносова и повел на квартиру. - Утро вечера мудренее.

Старик оказался прав. На другой день Аносов отправился в сарай и с сожалением осмотрел осколки.

"Что наделал?" - укорял он себя; нагнулся, поднял черепок, стал разглядывать. Словно толчок пронизал его мозг. Внезапно пришла ясная и простая мысль: "Тигли лопаются от расширения частиц глины при нагревании. Одни частицы давят на другие, отсюда и трещины. Вот в чем секрет! - Аносов склонился над черепками и задумался. - Что же надо сделать, чтобы избежать неудачи? Надо ввести в смесь тело, которое уменьшит в глине способность сжатия. Какое же это тело?"

Павел Петрович вспомнил о привозных горшках.

"В пассауских горшках, - думал он, - сама природа позаботилась соединить глину с графитом..."

Он сбросил мундир, засучил рукава и опять принялся составлять смесь. На этот раз он взял десять частей челябинской огнеупорной глины, пять частей толченых черепков и столько же мелкого угольного порошка. Подручные замесили тесто...

Подошел хмурый ноябрь. Ранняя пороша покрыла горы и городок. В распахнутую дверь смотрели зимние звёзды. В цехе томила жара. Аносов целиком поглощен был тихими, еле уловимыми звуками, шедшими из горна. Прошло семь, восемь, девять часов... На городской каланче пробили десять ударов, и вслед за ними старик Швецов ликующе выкрикнул:

- Братцы, сталь поспела! Тигель наш выдержал!..

Татьяна Васильевна пришла встретить мужа. Павел Петрович взял ее бережно под руку и повел по сонным улицам городка. Жена восторженно говорила о природе, о горах. Он слушал, но мыслями всё еще был в литейной, сравнивая свои тигли с заграничными.

И вдруг, прервав излияния Татьяны Васильевны, он сказал:

- Милая, пассауские горшки обходятся по двадцать пять рублей штука, а мои обошлись всего по сорок четыре копейки... Да, да... И вся разница в употреблении заключается в том, что наши горшки требуют большей осторожности в прогреве, а вместе с тем отнимают и более времени для начатия самой плавки, но в огнестойкости имеется положительное... Впрочем, это всё покажут опыты...

Молодая женщина как-то странно посмотрела на мужа:

- Всё? - спросила она, когда он запнулся.

- Нет, погоди!

- Ну, милый мой, хватит! - решительно сказала она и вдруг, крепко обняв его, приказала: - Целуй свою жёнку, чумазенький...

- Боже мой, что скажут прохожие! - теряясь от смущения, воскликнул он.

- Пусть что угодно говорят, - спокойно ответила жена. - А теперь давай лучше поговорим о любви. Без нее скучно мне, милый...

Они пошли в гору, к осиянному лунным светом Косотуру, крепко держась за руки. И, вместо разговора о любви, молча наслаждались счастьем, и это было лучше всяких слов...

Глава вторая

ТАЙНА БУЛАТА

Русские люди издревле интересовались булатом. Драгоценный булатный клинок ценился дороже золота. В грамотах российских Аносов вычитал немало исторических сведений, из которых было видно, что князья и цари русские не только получали булаты из восточных стран, но пытались и у себя обучить способных людей этому искусству.

Впервые булат упоминался в старинной грамоте - духовном завещании князей Ивана и Федора Высоцких, написанном примерно в 1504 или 1505 году. В перечислении разной "рухляди" упоминается одна сабля булатная гирейская. Велика была ее стоимость, если попала она в княжескую опись!

Известно, что от кызылбашского* Абасс-шаха и от гилянского Ахмет-царя посольства доставили в свое время царю Федору Иоанновичу и Борису Годунову желанные подарки - булатные сабли, разукрашенные золотой насечкой и драгоценными камнями.