Читать интересную книгу Большая судьба - Евгений Федоров

Евлашка взволнованно запыхал трубочкой. Голубоватый дым потянул в комнату и заколебался в ней прозрачным туманом.

- Кто же она? - спросил дед.

- Татьяна Васильевна! - ответил Аносов.

- Хороша барышня. Сирота. Рада, небось, что жених объявился? Сказывал ей?

- Неудобно как-то. Боюсь чего-то, - признался Павел Петрович.

- Ну вот, это уж ни к чему, - сказал Евлашка. - В таком деле, сынок, девку бьют, как щуку острогой. Пиши ей, а я отнесу, - вдруг решительно предложил он. - Пиши!

Аносов уселся в кресло и, волнуясь, стал писать.

- Ты много не пиши и о дуростях не рассуждай, умная девушка с двух слов поймет, что к чему, - отеческим тоном наставлял Евлашка. - Кончил, что ли? Давай бумагу!

- Да куда ты пойдешь ночью! - запротестовал Аносов.

- Это уж мое дело, голубь, - дед взял письмо, засунул его за пазуху и ухмыльнулся в бороду. - Ну, в добрый час!

Прошел час, два, а Евлашка не возвращался с ответом. Полный тревожных дум, Аносов открыл окно и подставил разгоряченное лицо свежему ветерку. Тишина. На минуту в небе пролились журчащие звуки. Павел Петрович поднял голову: дикие гуси с криком летели к дальнему горному озеру.

Аносов вышел в палисадник. Ожидание томило его. Незаметно небо заволокло тучами, по листьям и крыше зашуршал дождик. Аносов зажмурил глаза и с замиранием сердца ждал, твердя про себя: "Евлашка, куда же ты запропастился? Иди же, иди скорей!".

С непокрытой головой и лицом он сидел под дождиком и широкой грудью вдыхал влажный воздух. Вода стекала со взъерошенных волос, пробиралась за шиворот. Постепенно промок мундир, а он всё сидел и бесконечно повторял:

- Иди же, иди скорей...

Но в эту ночь Евлашка так и не принес ответа.

Утром Аносов проходил мимо знакомого домика, боясь взглянуть на окна. Лишь только он поровнялся с калиткой, как она шумно распахнулась и в просвете встала Танюша с цветами в руках. Над прудом дымился туман, громко шумела Громатуха, оживленно перекликались птицы. Утреннее солнце радовало всех. Сердце Аносова учащенно забилось: он не смел поднять глаз. Тысячи росинок блестели на цветах, переливались в ярком солнечном свете.

- Вот вам мой ответ, Павлуша, - сказала она и протянула букет. - Я всё утро ждала вас... тебя...

Он осмелел, взглянул на нее. Две толстые косы короной украшали ее высоко поднятую голову.

- Ваш чудаковатый старик напугал меня. Кто же так делает?

- Да так уж вышло. Не ругайте меня. А сейчас...

Он поднялся на крыльцо и постучался в дверь.

- Что вы делаете? - испуганно закричала она.

- Буду говорить с вашим приемным отцом! - он еще громче постучал, но дверь долго не открывалась.

Наконец загремели запоры, и на пороге появился сам Иван Захарович приемный отец Тани.

- Что с вами, милейший, вы так встревожены? Не пожар ли на заводе?

- Иван Захарович, пожар у меня! - пытаясь шутить, ответил Аносов. Простите за поспешность, я пришел просить руки вашей дочери...

- А-а... - изумленно отозвался чиновник и отеческим тоном вдруг радостно пожурил: - Посмотрите, хорош молодец, всё втихомолку обладил! Ну, полно, полно, проходите в дом!

Он обнял Павла Петровича за талию и увел к себе...

Свадьба состоялась спустя две недели. Венчались в церкви Иоанна Златоуста. Когда вышли из храма, знакомые и друзья Аносова обсыпали новобрачных хмелем и зерном. Танюша испуганно посмотрела на мужа:

- Что это значит?

- Так надо, милая, - ласково шепнул Павел Петрович жене. - Народ любит и чтит свои вековые обычаи. Всё идет от доброго сердца!

В коляске они проехали в домик приемного отца и там отпраздновали свой свадебный пир. Рядом с невестой сидел приемный отец, а подле Аносова - литейщик Швецов. Он первый и поднял заздравную чару.

- От всей души желаю вам счастья, - торжественно сказал он. Перво-наперво, чтобы семья была крепкая, чтобы господь наделил вас потомством, а главное - пусть будет радость среди вас в любви и в труде! В добрый путь, милые, в счастливый час!

Утром Павел Петрович отвез жену в свой домик. На пороге их встретил Евлашка с хлебом-солью. Аносов принял дар и поцеловал старика:

- Спасибо, друг...

- Смотри, Петрович, не забывай нас... - У Евлашки на глазах блеснули слёзы, и он, с досадой махнув рукой, вышел из комнаты.

Татьяна Васильевна ласково улыбнулась мужу и сказала:

- Как хорошо, Павлушенька, но, знаешь, я даже к этому старику ревную тебя...

- Входи, входи, моя дорогая хозяюшка! - радостно сказал Аносов.

И Таня с горделиво поднятой головой уверенно вошла в дом...

Ч А С Т Ь Ч Е Т В Е Р Т А Я

Глава первая

ПРЕДДВЕРИЕ ТАЙНЫ

Начальник оружейной фабрики Адольф Андреевич Ахте поручил Петеру Каймеру начать производство литой стали. Как всегда очень самоуверенный и заносчивый, мастер похвалялся перед русскими литейщиками:

- Я покажу, кто такой есть Петер Каймер! Мы будем открывать большое дело, и тогда в России каждый будет почитать меня...

Литейщик Швецов держался ровно и на все похвальбы Каймера ухмылялся в бороду:

- Обещала синица море зажечь, а что из этого вышло? Э, батенька, не страши нас! Пуганые...

Ахте очень внимательно относился к Каймеру и в беседе с Аносовым подчеркнул:

- Мы должны помочь нашему лучшему мастеру. Вы превосходно знаете, что добрая сталь для клинков - всё. Я уверен в том, что он оправдает наши надежды.

- Всё это так, - согласился Павел Петрович. - Однако мне кажется, что изготовление лучшей стали - дело чести всего завода.

Начальник холодно посмотрел на своего помощника и ответил раздраженно:

- Не будем обсуждать этот вопрос. Я вам рекомендую делать свое дело, а Каймеру не мешать.

Пользуясь высоким покровительством, Петер Каймер свою работу обставил глубокой тайной. Он плотно закрывал в цехе все двери и никого не впускал. Однажды Аносов не утерпел и, несмотря на мрачный вид Петера, перешагнул порог цеха.

Каймер с холодной вежливостью поклонился Павлу Петровичу:

- Вы пришли в весьма неудачный момент, когда у нас идет только проба. Прошу извинить, я очень волнуюсь. Мы стоим у порог большой тайны, и вы сейчас не сможете получить никакой удовольствий...

Он медленно, как бегемот, повернулся к Аносову спиной и ушел в глубь цеха. Возмущенный Аносов молча покинул цех.

- Не тревожься, Петрович, - успокаивал Аносова литейщик Швецов. По-моему, он не с того конца начал поиски. Всякое дело требует глубокой думки, а так, наудачу да в темную играть, - толку не жди.

Старый кержак величаво-сурово проходил мимо заветных дверей таинственного цеха. Разговаривал он с Каймером с большим тактом, сохраняя достоинство. Иначе относились к Петеру молодые русские мастера. Они не могли примириться с таинственным поведением иноземца. Подносчики запоминали, сколько и чего доставили в цех, забирались в темные уголки, наблюдали, но всё было напрасно: Петер вел себя осторожно.

Время между тем уходило. Миновал год.

- Долго чегой-то шаманит наш кудесник! - с легкой насмешкой вымолвил однажды Швецов. - Нам бы самим поколдовать, Петрович. Соскучилось сердце по большой работе.

Аносов понимал, что настоящее открытие легко не приходит, и поэтому спокойно ответил старику:

- Каймер взялся за важное открытие, а оно требует огромной настойчивости и терпения. Надо обождать. Погоди немного, отец, придет и наш час. Великий труд впереди, а пока терпи и думай свою заветную думку. Не всё в Каймере плохо.

Старик хотел что-то возразить, но Павел Петрович предупредил его:

- Ты возмущаешься поведением немца; а у нас какой обычай? Кто из литейщиков не хранит своих секретов? А если и передаст, то только по наследству. А это как назвать?

Аносов попал в больное место литейщика. Он смущенно опустил глаза: понял намек.

Волновался не только Аносов, но и сам начальник фабрики Ахте: он переходил от восторгов к растерянности, от растерянности к новым обещаниям, а дело между тем подвигалось медленно. Были выданы плавки, но они оказались плохими.

Терпению, казалось, приходил конец, но тут Каймер выдал обычную сталь, которая обошлась значительно дороже.

- Вот оно как, обремизился! - оправляя сивую бороду, хмуро сказал Швецов. - Теперь бы посмеяться над бахвалом, да бог с ним! Небось у самого паскудно на душе.

Каймер сразу опустился, посерел, куда и спесь девалась! Когда наступал вечер, он не уходил, как в былые дни, в немецкий клуб, чтобы поразвлечься там за кружкой пенистого пива, а оставался дома и безмолвно просиживал долгие часы в глубоком кресле. Эльза с жалостью смотрела на отца. От неудачи старик осунулся, постарел. Однажды Эльза купила отцу две кварты ячменного пива и с соболезнующим видом поставила перед ним.

- Пей, отец. Тебе трудно отстать от старых привычек, - сказала она старику.

Каймер решительно отодвинул кувшин с пивом. Хмуро опустив голову, он пожаловался Эльзе:

- Я честный немец, и мне стыдно смотреть людям в глаза! Я был в Золингене лучший мастер. Я делал ножи и думал, что здесь, в России, всё смогу. Но тут есть свои сталевары. Если бы я знал!