Трое старших детей радовали отца, но вот с младшим, Наруаки, были одни неприятности: он еще и школу окончить не успел, а полиция уже все уши прожужжала отцу о его неблаговидных забавах с девицами и прочих художествах. Блюстители порядка до поры до времени старались не обращать внимания на «проделки» юного отпрыска августейшей фамилии, но в последнее время Наруаки начинал переходить все границы.
Чего стоили хотя бы пресловутые «Бешеные псы», которые по выходным дням совершали налеты на соседние города, где устраивали грандиозные побоища с местными рокерами.
— Господин мэр, попросите вашего сына ограничить свою… э-э… деятельность пределами Хасиро, — взмолился начальник полицейского управления. — В другом городе мы не сможем его защитить.
Иссэй Ооба вызвал сына и задал ему взбучку, но большой пользы от отцовского нагоняя не вышло, Наруаки вскоре взялся за старое.
— Нет, не будет из него толку, — вздыхал мэр, но почему-то питал к своему непутевому отпрыску особую слабость, а тот пользовался этим и день ото дня становился все наглее. Он знал, что любая выходка сойдет ему с рук — его всегда надежно укроет любовь отца и мощь отцовской империи.
В последние дни Иссэй стал замечать, что с его младшим творится что-то неладное. Каждый из членов большой семьи жил в собственных апартаментах, но юного Наруаки мэр пока держал при себе. И вот тот уже несколько дней не появлялся за столом во время семейных трапез.
— Где это Наруаки пропадает? — спросил Иссэй у старшей горничной Куно, прислуживавшей за обедом.
— Молодой господин заперся у себя. Говорит, аппетита нет, — ответила Куно, лучше кого бы то ни было осведомленная о том, что происходит в доме.
— Аппетита нет? Да я его уже дня три не вижу! Он что, заболел?
— Вроде бы нет.
— Так заболеет — столько дней без еды сидеть!
— Я ношу ему поесть, только он к еде почти не притрагивается.
— Ах, паршивец, опять что-нибудь натворил, — забеспокоился Иссэй. Должно быть, дело нешуточное. Досадливо прищелкнув языком, мэр быстро закончил обед и поднялся из-за стола. «Старшие — дети как дети, помогают отцу, на них можно положиться, а с этим просто беда. Но до чего все-таки хорош, сорванец. Если даже что натворил, я для него ничего не пожалею».
Иссэй подошел к комнате сына и толкнул дверь. Она — | была изнутри закрыта на ключ. Это показалось мэру странным. Он постучал и прислушался: в комнате раздался шорох.
— Наруаки, а ну-ка открой. Это я.
— Пап, неохота мне ни с кем разговаривать. Шел бы ты.
— Да что с тобой происходит? Молодой, здоровый парень, а сидишь который день взаперти!
— Ладно, ладно, я один хочу побыть.
— Немедленно открой! — слегка повысил голос Иссэй. Этого оказалось достаточно, чтобы сын повернул ключ в замке.
В комнате все было вверх дном, Наруаки с кислым видом уселся на пол и опустил голову. Потянув носом, Иссэй поморщился:
— Ну и вонища тут у тебя. Открой окно! Как ты можешь сидеть в таком бардаке?
Он сам подошел к окну и распахнул его пошире. Потом взглянул на сына и ахнул — до того Наруаки осунулся и побледнел.
— Ты что, заболел? Сейчас врача вызову!
— Не надо, я в порядке.
— В каком порядке! А ну выкладывай, что натворил?
— Ничего я не натворил.
— Наруаки!! — загремел голос мэра. Сын сжался и мелко задрожал.
Иссэй заговорил мягче:
— Послушай, я — твой отец. Думаешь, я не вижу, тебя что-то гложет? Скажи мне, и я помогу. Можешь не сомневаться, у отца хватит сил вытащить тебя из любой беды.
— Из любой? — поднял наконец голову Наруаки. Глаза его смотрели на отца со страхом и мольбой.
— Да, — твердо ответил Иссэй. — Из любой. Для меня не существует невозможного.
— Папа, мне страшно! — всхлипнул Наруаки и, словно ребенок, спрятал лицо на груди отца. Он прекрасно знал, чем лучше всего разжалобить отцовское сердце.
— Ну-ну, тебе нечего бояться, у тебя есть я. Говори.
Иссэй погладил сына по плечу. Сейчас он был похож на самого обыкновенного папашу, который ни в чем не может отказать своему избалованному чаду.
— Кадзами засыпался!
— Что еще за Кадзами?
— Один из моих парней.
— Что значит «засыпался»?
— Его зацапала полиция. Он наверняка все выложил!
— При чем тут полиция и что такого он мог им выложить? Давай-ка по порядку.
Выслушав сбивчивый рассказ сына, Иссэй вздохнул с облегчением: подумаешь, побаловался парень с девчонкой, это еще дело поправимое — родителей можно подмазать, с полицией договориться тоже не проблема. Тут он, однако, заметил, что сына гнетет еще что-то, и снова нахмурился.
— Ты мне рассказал не все?
— Нет, нет… Всё.
— Ну, тогда нечего сидеть с такой кислой рожей. Пускай твой Кадзами болтает что хочет, это я беру на себя. Только заруби себе на носу — забавы с девками ты брось. Рано еще в твоем возрасте такими делами заниматься.
Надо будет поучить парня уму-разуму, но не сейчас, позже, когда все утрясется, подумал мэр.
— Я больше не буду, — смиренно ответил Наруаки.
Иссэй задумался — что-то в рассказе сына его встревожило. И потом, эта его похоронная физиономия… Ах да!
— Наруаки, ты, кажется, упомянул имя «Адзисава»?
— Да. Этот тип повадился торчать в «Шлеме» и все расспрашивал ребят про Митико Ямаду. Вот мы и решили его пугнуть.
— Что он за человек?
— А кто его знает. Какой-то ее знакомый, что ли… Эх, Кадзами, кретин, не мог в седле удержаться.
— Адзисава, Адзисава… Ах ты черт, неужели тот самый страховой агент?! — встрепенулся Иссэй.
— Точно! Он что-то такое нес про страхование, я думал, врет. Пап, ты его знаешь, да? — удивился Наруаки.
— Интересно, — озабоченно протянул мэр, — с чего это он занялся твоей девчонкой?
— Откуда мне знать. А чего, она девка классная.
— Тут другое, — резко оборвал сына Иссэй.
Тот испуганно замер на полуслове. Хоть Иссэй и был с ним ласков, Наруаки все-таки здорово побаивался своего грозного отца. Мэр впился пронзительным взглядом в лицо парня:
— Этот самый Адзисава крутил роман с некой Томоко Оти, которую в начале сентября убили. Ты, наверно, слышал про эту историю. Она — дочь Сигэёси Оти, работала в «Вестнике Хасиро», так что об убийстве писали все газеты. Преступников пока не нашли. Если Адзисава занялся твоей Митико Ямадой, значит, тут есть какая-то связь с делом Томоко Оти… Погоди-погоди, ту ведь, кажется, тоже изнасиловали?
Кровь отлила от лица Наруаки.
— Что с тобой, мальчик? Тебе нехорошо?
Наруаки не ответил, его трясло в нервном ознобе.
— Ты… Нет, не может быть!
На мгновение Иссэй оцепенел от ужаса, но тут же прогнал страшную мысль — нет-нет, это невозможно! Однако на лице сына застыло такое странное выражение…
— Если я не ошибаюсь, Томоко Оти насиловал не один человек, а несколько, — пробормотал мэр, напрягая память.
— Это не я! — истерично завопил Наруаки. — Не я!
Этот крик сказал отцу все.
— Разве кто говорит, что это был ты?
— Нет! Я не виноват! Это не я!!! — захлебываясь от рыданий, кричал Наруаки, он совсем потерял голову от ужаса.
Дав ему немного утихнуть, Иссэй сказал:
— А теперь рассказывай всю правду.
Наруаки прекрасно понимал, что отец — это его единственная надежда, никто другой не сможет вытащить его из трясины.
Выслушав признание сына, Иссэй некоторое время не мог прийти в себя. Его не так-то просто было вывести из равновесия, но убийство, да еще с групповым изнасилованием — тут даже он бессилен. Подумать только, его сын — насильник и убийца, сам признался в этом.
Местная полиция верно служит хозяину Хасиро, но на такое тяжкое преступление даже она не сможет закрыть глаза. Да и выходит это дело за рамки ее юрисдикции, убийствами занимается префектуральное управление.
— Кадзами тоже был там? — спросил Иссэй, желая выяснить до конца, насколько плохо дело. — Ну, отвечай, был или не был?
— Был, — еле слышно прошептал Наруаки.
— Та-ак.
«Совсем паршиво, — подумал Иссэй. — Если парень проболтается, моему олуху несдобровать. Может быть, он уже раскололся. Неудивительно, что мальчику кусок в горло не лезет… Однако, если бы полиции что-то стало известно, мне бы уже доложили. Пока все тихо…» Мозг мэра начал быстро прорабатывать возможные варианты.
— Папа, что же мне делать? — спросил Наруаки, испытавший значительное облегчение после того, как переложил тяжкий груз на плечи отца.
— Ты еще спрашиваешь, мерзавец?! — грозно рявкнул мэр. — Сиди здесь и чтобы никуда, понял?!
Первым делом Иссэй вызвал Таскэ Накато — в таком деле он мог помочь лучше, чем кто-либо другой.
— Так это ваш сынок дочку Оти… — поразился босс городской мафии, всякое повидавший на своем веку.
— И еще два стервеца. Но заводилой был Наруаки.