Читать интересную книгу Приключения русского дебютанта - Гари Штейнгарт

«А она красивая… эта Александра», — подумал Владимир, прежде чем, сбрызнувшись миноксидилом, тихо вырубиться.

4. Физическая культура и ее адепты

Утром его никто не разбудил. И ничто. Будильник Владимир забыл сунуть в чемодан, Сурок же и человеко-щупальца его мощной организации до сих пор нежились в постели с подружками и оружием, хотя было далеко за полдень. Костя, как выяснилось, по утрам ходил в церковь.

Эту занимательную подробность Владимир узнал на пятый день пребывания в Праве. Он проснулся поздно — то ли от взрыва на одной из древних фабрик, что облепили бархатистый горизонт, то ли в самом Владимире что-то взорвалось. С пивом, водкой и шнапсом, поглощенными накануне, спалось тяжело; в стерильной типовой ванной Владимира вывернуло наизнанку, гнусный павлин понимающе ухмылялся на клеенчатой занавеске. Владимир только сейчас заметил, что птицу изобразили в тесных боксерских трусах расцветки столованского триколора и с огромным зобом в придачу.

Прошлая ночь, ставшая третьим эпизодом саги «Кафе «Модерн»», закончилась для Владимира следующим образом: он схватился за то место, где, по его представлениям, печень давилась последствиями его бурной жизни, потом натянул футболку с надписью «Нью-Йоркский спортивный клуб» (клуб пытался навербовать членов в Обществе им. Эммы Лазарус — как будто у кого-то там водились деньги!) в искренней попытке оздоровиться посредством силы внушения. После чего спустился в пустующее казино, надеясь застать Марусю, вечно пьяную старуху, угощавшую сигаретами и особым опохмеляющим варевом. Но ее на месте не оказалось.

Зато в казино был Костя в спортивном костюме, невероятно ярком — павлин из ванной обзавидовался бы, — на шее у Кости болталась массивная золотая цепь, на ней крест, свисавший чуть ли не до пупка, с анатомически достоверной фигуркой Христа.

— Владимир, отличная погода сегодня! Ты выходил на улицу?

— Ты видел Марусю?

— Зачем она тебе в такой прекрасный денек, — ответил Костя, теребя крест. — Дай легким отдохнуть, самое время. — Он столь пристально разглядывал футболку Владимира, что тому почудилось, будто Костя изучает его хлипкое телосложение; Владимир вызывающе ссутулился. — Спортивный клуб, — прочел Костя с конца. — Нью-Йоркский.

— Это подарок.

— Нет, ты в самом деле очень худой, надо бегать.

— У меня железное здоровье от природы.

— Пошли, — сказал Костя. — За домами есть место, где можно побегать. Тебе надо наращивать мышечную массу в нижней части тела.

Нижняя часть тела? Где она начинается — сразу под подбородком? Что он несет? Ну да, в колледже чикагская подружка Владимира тоже заставляла его бегать вокруг очень мудреного, управляемого компьютерами поля (уступка школьного руководства маргинальным элементам, желавшим заниматься спортом). «Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо», — приговаривала подружка. Ага. Спасибо, любимая. Благодарю за бесценный дар — кровь и пот.

Но Костя опустил свою красивую лапищу с аккуратно подстриженными ногтями на плечо Владимира и вывел его, как строптивую корову, засидевшуюся в сыром, заплесневелом хлеву, на осеннее, подернутое дымкой солнышко и поникшую травку Правы.

Пейзаж выглядел очень по-дачному, плакучие ивы рыдали под тяжестью тетрагидропетракарбо-и-черт-знает-еще-какой дряни, извергаемой фабричными трубами; посткоммунистические кролики вяло прыгали туда-сюда, словно выполняя некую партийную Директиву, которую никто не позаботился отменить. Костя же сиял, будто фермер, выгодно сбывший урожай зерна городским. Он расстегнул куртку, обнажив безволосую грудь, и все время повторял «о-о-хх», «боже мой» и «наконец-то мы в раю».

Неподалеку зиял пустырь, по нему вилась дорожка, посыпанная — вероятно, самим энтузиастом утренней пробежки — песком; солнце в отсутствие заградительных ив пекло немилосердно.

«Если и существует ад на земле…», — подумалось Владимиру. Он прикрыл голову ладонью, опасаясь, как бы миноксидил не сгорел на корню, хотя вряд ли такое было возможно. И что дальше?

— Стоять на месте глупо! — крикнул Костя, отвергая многовековую мудрость русских крестьян, и помчался как сумасшедший по песчаной дорожке. — Вперед! Вперед!

Владимир неуклюже припустил рысцой и тут же столкнулся с проблемой: куда девать руки? Он глянул на Костю, пылившего по дорожке, и попытался рубить руками воздух — левой-правой, левой-правой. Господи, наверное, все-таки надо было закончить колледж, тогда бы не пришлось участвовать в этом безумии. Впрочем, на Уолл-стрит молодых специалистов тоже заставляют играть в теннис со стенкой в тамошних спортзалах. Но с другой стороны, всегда можно податься в социальную службу… если ты неприхотливый человек, предпочитающий отсиживаться в теньке.

Владимир не останавливался, жадно глотая жиденький столованский воздух. Каждый круг отнимал у него три года жизни. Густой, как шампунь, пот толстым слоем растекся по костлявому телу, тонкая хлопковая майка на плечах больше не ощущалась. И пока он перебирал ногами, высоко задирая колени, как те чудные птицы во Флориде, в его дефективных легких сгущалась мокрота.

Замедлив бег, Костя поравнялся с ним, спросил:

— Ну как? Чувствуешь?

— Д… да, — подтвердил Владимир.

— Чувствуешь, как тебе хорошо?

— Д… да.

— Лучше, чем обычно?

Владимир согнулся и замахал руками в знак того, что не может говорить.

— В здоровом теле — здоровый дух! — проорал его мучитель. — Какой грек это сказал?

Владимир пожал плечами. Зорба? Вряд ли.

— По-моему, Сократ, — крикнул Костя и припустил вперед, словно затем, чтобы показать Владимиру достойный пример.

Владимир задыхался. На глаза наворачивались слезы, пульс бился быстрее, чем крутились лопасти на вентиляторе Рыбакова, включенном на предельную скорость. Вскоре исчезла и дорожка. Вокруг потемнело — должно быть, солнце скрылось за облаком. Послышался шелест травы, хруст веток Затем окрик «Эй!». И Владимир врезался головой во что-то твердое.

Комок слизи размером с лягушку выкатился из его горла и упал рядом на траву.

— Ты наскочил на дерево, — сказал Костя, вытирая Владимиру лоб носовым платком. — Ничего страшного. С кем не бывает. У тебя тут Немножко кровит. Дома есть американские пластыри. Ребята Гусева расходуют их чуть ли не быстрее, чем водку.

Владимир моргнул несколько раз, потом попытался перевернуться. Отдых под деревом ему нравился много больше, чем бег под солнцем. Чувствовал ли он себя глупо? Отнюдь — командные виды спорта в его резюме не значились. Может, теперь этот идиот Костя оставит его, астматика и пьяницу, в покое.

— Ладно, в следующий раз начнем помедленнее, — сказал Костя. — Похоже, нам есть над чем поработать.

Нам? Взглядом Владимир попытался дать понять этому психу, сколь отвратителен ему спорт, но белый и пушистый Костя был слишком занят, обрабатывая рану с таким тщанием, будто Владимир был его закадычным дружком, сраженным пулей под Сталинградом. Владимир представил себе агитационный плакат с изображением этой сцены: «Мафия думает о тебе!»

— Ладно, — сдался Владимир, — помедленнее так помедленнее. А может, лучше… — Он не знал, как перевести на русский power-walking[33]. — Давай поднимать тяжести или что-нибудь в этом роде.

— Гирь у меня полно, — ответил Костя, — и пудовых, и каких хочешь — на выбор. Но, думаю, прежде надо оздоровить твою сердечно-сосудистую систему.

— Нет, по-моему, мне нужно поднимать очень легкие тяжести, — возразил Владимир, но спорить с Костей было бесполезно. В полдень по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам они станут медленно бегать по песчаной дорожке с гантелями в руках.

— В другие дни я не могу, хожу в церковь, — пояснил Костя.

— Ну конечно, — отозвался Владимир, тупо разглядывая пятна собственной крови, темной, зловещей, на возмутительно розово-фиолетовом Костимом костюме, чтоб его. Тем не менее ему пришло в голову спросить: — Но церковь ведь только по воскресеньям?

— Я помогаю там по утрам в среду и пятницу, — ответил херувим. — Православных русских здесь очень мало, и приход нуждается в помощи. Понимаешь, у моей семьи очень глубокие религиозные корни. До революции среди моих предков были и священники, и дьяконы, и монахи…

— Да? Мой дед был дьяконом, — рассеянно произнес Владимир.

И тут же получил приглашение в церковь.

На американском фронте наблюдались перемены. Целыми днями Владимир бродил по панеляку, делая вид, будто разрабатывает бизнес-стратегию либо учит местный язык Когда ему это надоедало, он призывал Яна, самого молодого и наименее усатого из столованских водителей, и они мчались мимо замка в Золотой город. Выделенный Владимиру БМВ не был супермоделью, как У Гусева и его ближайших помощников, не говоря Уж о Сурке, в чьем распоряжении находилось целых два «бимера»: обычный и кабриолет. Сведения об автомобилях Владимир черпал у Яна, с которым он также упражнялся в столованском. Пока его новый приятель сталкивал с рельсов трамваи и пугал до рвоты такс и их престарелых хозяек, Владимир выучил такую фразу: «Это плохая машина. В ней нет пятидискового сидюшника». И одно позитивное высказывание: «У тебя симпатичная мордашка. Залезай в мою красивую машину».