Вспомнилось вдруг, что говорил Эрлиак в погребальном шатре Фраги. «Тебе простят то, что ты не совладал с войском, — сказал священник тогда. — Но вся слабость, которую весенние готовы были простить тебе, иссякла с этим. Больше тебе не дозволено ни одной ошибки».
Арга остановился. Опустил руки, обвёл взглядом конюшню. Тия и братья по–прежнему смотрели на него, и в глазах благородных зверей было человеческое понимание. Арга тяжело вздохнул. Тыльной стороной ладони он потёр лоб и прислонился плечом к опорному бревну между стойлами Сатри и Ладри.
— Ни одной ошибки… — вслух проронил он. — Что мне делать, отец? Вспомни о нас в садах вечной юности, Фрага, обернись к нам… Что сделал бы ты на моём месте?
По полу скользнула лёгкая тень, послышался шорох: где–то под крышей птица вылетела из гнезда. Высоко в небе разошлись облака. В чердачное окно заглянуло солнце. Протянулся тёплый косой луч. В нём плясали пылинки. Молча Арга смотрел в этот свет, замерев от странного чувства.
Он будто видел Фрагу воочию.
«Думай о главном, Арга, — сказал отец. — Не пытайся уследить за каждым. Помни о главном».
Арга прикрыл глаза.
Он понял, кого оставит наместником в Цании. Это стало ясно как день. Наместник Торияна Арги Двуконного тоже не будет пытаться уследить за каждым. Его дело — нести штандарт, воплощать силу Людей Весны и свет Цветения, а ещё — обеспечить Даяну Тегре и его людям возможность работать. За каждым, быть может, не уследит и Тегра Распутыватель Узлов, но он уследит за многими.
В кресло наместника сядет Луян Ниффрай.
«Что главное для меня сейчас? — спросил Арга и ответил: — Элевирса». Впереди столица старого Королевства, а там — Совет отцов города, Коллегия магов и озлобленный магистр Цинтириан. Что затевают они? Прежде всего, разумеется, они крепят оборону. Но этого недостаточно. Магический щит не спас Цанию — не спасёт и Элевирсу. Они попытаются нанести удар. Но куда? Понятно, что войска Элевирсы не выйдут встречать весенних в чистое поле. Удар будет коварным.
«Куда ударил бы я сам?» — задумался Арга. Ответ пришёл сразу.
Маррен.
— Я хочу поговорить с Преподобным Судьёй.
Молодой законник в чёрной мантии поклонился Арге и молча исчез в галереях.
Главный зал храма был высок и тёмен. Путь сюда не отнял у Арги много времени. Две сотни шагов отделяли резиденцию Баншира от храма Джандилака. Арга дольше выбирался из лабиринта хозяйственных построек и приводил в порядок запачканную одежду. «Странно, что эта мысль не пришла мне раньше, — раздумывал он по пути. — Впрочем, ещё не слишком поздно». Огромная площадь перед храмом сейчас казалась пустой, хотя по краям её сновали люди. Войдя, Арга миновал несколько арок, всё более роскошных и величавых. Лишь несколько служителей встретились ему. Храм был огромен, в нём хватало меньших входов. Под его крышей трудились судьи и нотариусы, иноки–обвинители и преподобные адвокаты, но главный зал редко наполнялся народом. Молитвы возносились в часовне Джурай, которую цанийцы звали Джурэной. Судии Справедливому не молились — это было попросту бесполезно.
Арга остановился перед скульптурной группой.
В тяжёлых светильниках из чёрного металла пылало серебристое пламя. Оно отбрасывало блики, сплетавшиеся с тенями. У дальней стены на троне сидел каменный Джандилак, отрешённый и безразличный. При взгляде на него вспоминалось: прежде, чем стать Справедливым, он был владыкой божественного покоя. Но страсть и гнев, порыв и пламенную решимость, веру и скорбь выражали фигуры его дочерей.
Кевай, Дщерь Неумолимая, высилась по правую сторону от Джандилака. Она смотрела на того, кто явился к ней, и страшен был её взор. Никто не мог лгать перед ним. Никто не смел оправдываться и не отважился бы перекладывать вину на плечи другого. Кевай видела все злодеяния мира и, бешеная, требовала суровой кары.
Джурай, Дщерь Милосердная, была изваяна слева. Она смотрела на отца. Здесь, на суде, она не утешала и не прощала виновных. Защитница вставала между ними и идущей на них грозой и умоляла о снисхождении к ним, какими бы они ни были.
Долгое время Арга смотрел на статуи.
Весенние знали, что в Цании почитают Миранай Труженицу. Мираэна, как называли её здесь, покровительствовала и ремёслам, и торговле. Купцы щедро одаряли её храм в благодарность за прибыльные сделки и мирные пути караванов. Но, верно, частенько доводилось жителям Цании обращаться в суды, раз гильдейцы потратили столько денег на этот зал. Статуи казались живыми. Дарование ваятеля завораживало и пугало. Не по себе становилось при мысли, что свирепость Кевай и бесстрастие Джандилака некогда смертный человек вырезал из обычного камня.
Скрипнула боковая дверь и показался Преподобный Судья. Арга неглубоко поклонился ему. Цаниец в ответ сложил пальцы на своей серебряной цепи.
Он был стар и величествен в своей старости. Должно быть, молодым он выглядел как весенний. Мощный и широкогрудый, за годы он не сделался грузным, а ростом не уступал Арге. «Почему он не стал воином? — удивился Арга и тотчас догадался: — В Цании он мог стать только стражником, а стражников здесь почитают не выше слуг. Храмовый же юрист здесь — воин. Он решает вопросы жизни и смерти. И ему часто грозят сильные мира».
Судья приблизился степенным шагом.
— Что привело тебя сюда, Арга Двуконный из дома Ториян?
Мгновение Арга оценивающе смотрел на него. В цанийце не было вражды. Напротив, он как будто приветствовал явление Арги — не с радостью, но с удовлетворением.
— Я хочу задать вопросы.
— Спрашивай.
Арга помолчал.
— Быть может, мои слова удивят тебя. Мне есть что спросить и о повседневных делах храма. Но вначале я хочу услышать о деяниях богов.
Судья кивнул. Он не выглядел удивлённым.
— Есть великий обряд, — продолжал Арга, — именуемый Законом Прощения. Некогда сам Джандилак создал его, чтобы связать Улдру. Вряд ли кто–то знает о нём больше, чем Преподобный Судья.
— Джандилак знает, — с полуулыбкой ответил цаниец, — и его дочери, а также, полагаю, премудрая Виленна, поручительница небесная… Я готов изложить тебе то, что ведомо смертным людям. Что же, инн Арга, выходит, мои догадки верны?
— Догадки?
— Чёрный Вестник жив, он здесь, и он подвергнут Закону Прощения.
«Чёрный Вестник? Он говорит о Маррене?» — Арге стоило труда вспомнить, почему это так. В Коллегии Железной Девы маги не пользовались своими человеческими именами. Каждого знали только по прозвищу. Фрага после победы намеренно звал Маррена по имени, подчёркивая, что Коллегия разгромлена и все её обычаи отвергнуты и забыты. Но за пределами владений Аттай старых врагов помнили по старым прозваниям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});