Леди Осборн захлопала в ладоши и рассмеялась, как девочка.
– И никакой публики, – сказал ее муж, приподняв бровь.
Эмма приложила усилие, чтобы улыбнуться.
– Спасибо, ваша дружба мне очень дорога. Пожалуйста, помните об этом.
Она встала и тут же утонула в объятиях леди Осборн. После долгих объятий и материнских поцелуев Эмма наконец была отпущена, но ноги отказывались слушаться, пока она шла к выходу.
Она прибыла в Лондон, уже предвидя свой неизбежный отъезд. И вот теперь, когда пришло время уезжать, она не очень представляла себе, что же ждет ее дальше. Она может вновь разыгрывать респектабельность, вместо того чтобы заняться простыми земными вещами. Но результат будет тот же самый. И одиночество гарантировано ей, как и отсутствие настоящих друзей.
Нет, скоро все должно измениться к лучшему. Так должно быть.
– Куда прикажете, мэм? – спросил кучер, когда она подошла к карете. Подобрав юбки, Эмма опустилась на сиденье.
– Я не… – Куда она едет? Домой, решила она и тут же вспомнила карету Сомерхарта. Он прибыл к Тануитти как раз в тот момент, когда весь дом гудел как разбуженный улей, перебирая подробности скандала, который она учинила. И можно только представить реакцию Харта. Злость. Ярость. Ненависть. Он вполне мог направиться прямо к ее дому и, может быть, сейчас ждет ее там.
– Мэм?
Но ей некуда ехать. Она не могла лишить Ланкастера шанса найти жену, подъехав к его подъезду так поздно вечером, как шлюха, которая вышла на промысел.
– Поезжайте на мою улицу. Заверните за угол и остановитесь.
– Слушаюсь, мэм. – Он приподнял шляпу и, не выдав ни на йоту удивления, закрыл дверцу и повез Эмму в темноту.
Ее измученное тело стремилось занять лежачее положение. Ей так хотелось положить голову на сиденье и спрятать ноги под юбки.
Но она понимала: стоит ей уступить, и ее тело станет беспомощным, слабым и дрожащим. Поэтому она держала спину прямо, не позволяя себе отклониться на спинку сиденья. Они проехали мимо роскошных особняков Риджентс-парка и направились к красивым улицам Мейфэра. Сомерхарт жил там, в самом центре этого фешенебельного района. Она подумала, что, дай ему волю, он бы запер ее в одном из своих особняков.
Они завернули за угол, и яркие огни Мейфэра преследовали их. Сначала Сент-Джеймс, потом Белгрейвия. И наконец, ее улица.
Она распрямила плечи, застывшие от неподвижности. Когда карета замедлила ход, Эмма всмотрелась в окно, стараясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Легкий дождик моросил, ударяясь в стекло и затуманивая видимость.
Но он мог быть в доме. Или сидел в карете, наблюдая за ней. Он мог подъехать на эту улицу именно в этот момент, прямо к ее дому. Дрожь пробежала по телу.
Как оказалось, Харт не предавал ее, письмо было написано другим человеком, а она… Он был безупречно честен с ней, а она лгала на каждом шагу. Но он сильная и самодостаточная личность, в его руках богатство и власть, поэтому стоит ли ей так уж переживать?
Ее дверь блестела от влаги, и в свете уличного фонаря казалась особенно сиротливой. Как печально все это выглядит, но она может закрыть завтра эту дверь и навсегда исчезнуть. Харт никогда не найдет ее, никогда не узнает о ее лжи. Она может оставить его ни с чем, разве что с унижением. Но она не хотела оставлять его так, она хотела большего… для себя.
Если он поджидает ее здесь, она по крайней мере может сохранить эту конфронтацию. Дать ему шанс сказать ей все, что он хочет. Шанс высказать свою боль. А ему наверняка больно.
Она должна выйти из кареты. Она должна выйти…
Ей некуда больше идти.
Ее рука потянулась к ручке двери, затем она почувствовала, как карета накренилась и кучер крикнул:
– Эй!
Ее сердце остановилось, когда черная дверца открылась. Она вжалась в сиденье, неуверенная, что это Харт, но все равно испуганная.
Затем маленькое личико просунулось в карету.
– Стимп?
– Отойди от моей кареты, ты, драная крыса! – кричал кучер.
Стимп прыгнул внутрь со словами:
– И где вы были?
Кучер начал спускаться, и карета раскачивалась из стороны в сторону.
– Все нормально, – крикнула ему Эмма. – Я знаю этого мальчишку.
Стимп поджал губы.
– Герцог в большой печали.
– Снова платит тебе, чтобы ты следил за мной?
– Нет, не это. Я должен послать за ним, когда увижу вас. Он страшно злится.
– Да. Я знаю.
– И кажется, он был здорово пьян, пока ждал вас в своей роскошной карете. В глазах было черт знает что.
От этого Эмма почувствовала себя смелее.
– Пьяный и злой, и ты хотел привести его к моему дому?
Упрямый подбородок поднялся.
– Может быть, вы заплатите мне побольше?
– Может быть.
– Но вы заплатили мне один раз, и все. Я практически на содержании у его светлости. – Он пожал плечами, выражая симпатию, но не сожаление.
Эмма отвернулась и снова взглянула на свою сиротливую дверь, которая вела в ее одинокий дом. Харт разгневан и пьян. Дрожь била ее как в лихорадке, она едва могла дышать. Она приняла решение. В конце концов, она может позволить себе совершить эту глупость.
– Нет необходимости информировать герцога, Стимп. Я сама найду его.
Маленькое личико скорчилось от удивления.
– Не могу поверить.
Стянув перчатки, Эмма бросила их на противоположное сиденье.
– Веришь ты мне или нет, но я не стану сидеть здесь и ждать, когда меня загонят в угол. А теперь вылезай из кареты. Если мужчина хочет сражения, он получит его.
Он не мог поверить в это, даже спустя несколько часов.
Скандальная? Да. Безрассудная и чувственная? Да. Но Харт не мог поверить, что она может дойти до такого. Предложить свое тело в залог! Немыслимо.
Он говорил себе, что она не это имела в виду и что за этим ничего бы не последовало. Дьявол, Харт не позволил бы ей. Но это не отменяло того, что она публично предложила себя другому мужчине, а Харту отказывала даже в намеке на возможную близость.
«Вы не должны быть таким добрым», – говорила она.
– Нет, – прорычал Харт, сидя в пустой библиотеке, – больше нет.
Нежность, беспокойная забота, которую он начинал ощущать, превратились сейчас в кипящую ненависть. Он хотел сделать все, чтобы заглушить это чувство, но алкоголь только разжигал пожар.
Харт сжал ножку бокала в руке. Ссадины на его костяшках горели огнем, когда бурбон перелился через край и капнул на пальцы. Этот подонок Марш мог получить ее! Харт сожалел, что успел ударить его только пару раз, прежде чем их разняли. Вмешавшиеся джентльмены утверждали, что несправедливо избивать человека в бессознательном состоянии. Харт громко возражал.
Несмотря на то что он был один, Харт бросил несколько душераздирающих проклятий, прежде чем опрокинул остатки бурбона, и потянулся к колокольчику.