Читать интересную книгу Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

В конечном счете Сталин окажется самым успешным главнокомандующим той войны, однако руководить боевыми операциями он умел не лучше, чем Гитлер, Черчилль или Рузвельт. Он не был знаком со стратегией глубокоэшелонированной защиты и не допускал отступления даже в тактических целях. Приказ Сталина держаться до последнего, даже когда армии грозило окружение, погубил многих его солдат. После первых сражений тысячи офицеров и рядовых были осуждены за некомпетентность или трусость и расстреляны, среди них и командующий Западным фронтом Дмитрий Павлов. На сообщения о массовом дезертирстве и сдаче в плен Сталин ответил драконовскими мерами. Приказ № 270 от 16 августа 1941 г. предписывал расстрел «злостных дезертиров» и арест членов их семей. «Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности», а тех, кто «предпочтет сдаться в плен, – уничтожать их всеми средствами». Приказ № 270 зачитывался во всеуслышание на полковых собраниях.

В ходе войны 168 000 советских граждан были официально приговорены к расстрелу по обвинению в трусости или дезертирстве, и значительно большее их число было попросту расстреляно даже без полевого суда. Всего по различным подсчетам около 300 000 русских солдат погибло от руки своих же командиров – больше, чем англичане потеряли в сражениях за всю войну. Даже те солдаты, которым удавалось избежать плена и добраться до своих, попадали в руки НКВД, и их отправляли в Сибирь или штрафные батальоны – подразделения обреченных, которые начали формироваться несколько месяцев спустя. Когда гитлеровские войска вплотную подошли к Москве, в столице было арестовано более 47 000 «дезертиров», сотни людей тут же казнили по подозрению в шпионаже, дезертирстве или «фашистской агитации». Политруки всех уровней наделялись такими же полномочиями, как строевые командиры, что препятствовало быстрому принятию решений в условиях боя. Сталин лично управлял действиями не только армий, но и отдельных дивизий.

Вторжение пробудило в народе патриотические чувства: в первые 36 часов в Москве записалось в армию 3500 добровольцев, за первый месяц в Курской области по личной инициативе вступили в ряды армии еще 7200 человек. Но многие просто оцепенели от ужаса при виде этой национальной катастрофы. НКВД стали известны слова московского юрисконсульта Израэлита: дескать, правительство «не отразило немецкое вторжение в первый же день, и это привело к огромным потерям самолетов и бойцов и полной разрухе. Партизанщина, к которой призывает Сталин, – совершенно неэффективный способ ведения войны. Это жест отчаяния. А надеяться на помощь Британии и Соединенных Штатов – и вовсе безумие. СССР в беде, и мы не видим выхода»31.

Военный корреспондент Василий Гроссман встретил за линией фронта группу крестьян. «Население. Плачут. Едут ли, сидят ли, стоят ли у заборов – едва начинают говорить – плачут, и самому невольно хочется плакать. Горе!.. Старушка думала в колонне встретить сына, простояла весь день в пыли до вечера. Подошла к нам: “Бойцы, возьмите огурчиков, покушайте на здоровье”, “Бойцы, пейте молоко”, “Бойцы, яблочек”, “Бойцы, творожку”, “Бойцы, возьмите…” И плачет, плачет, глядя на идущих»32.

Евгений Ануфриев развозил резервистам мобилизационные предписания: «Нас удивляло, что многие пытались спрятаться, чтобы не брать предписание. На этом этапе войны энтузиазма было маловато»33. Подавляющее большинство в Красной армии составляли призывники, готовые на жертвы и мученичество ничуть не больше, чем такие же рядовые из Великобритании или США. Многие прибывали на мобилизационный пункт смертельно пьяными, проделав долгий путь из своих деревень. Хотя после революции в стране активно боролись с неграмотностью, многие рекруты не умели читать. Лучшие кадры отбирал себе НКВД, которым руководил Лаврентий Берия, – наркомат разросся в элитный корпус из 600 000 человек. Украинцев, белорусов и жителей Прибалтики считали политически неблагонадежными и не принимали в танковые войска. В результате сталинских чисток в Красной армии отчаянно недоставало опытных офицеров и даже сержантов.

Пехотинцев в первые месяцы войны обучали только маршировать, наматывать портянки – в Красной армии под сапоги вместо носков наматывали длинные куски ткани, – по команде рассыпаться и искать укрытие, рыть окопы и выполнять простейшие приемы с деревянными винтовками. Оружия не хватало, не было казарм, не было транспорта. Самым драгоценным имуществом для рядового была ложка. Ветераны рассказывали, что случалось порой бросить оружие, но только не спрятанную в сапог ложку. Часы имелись только у офицеров. В страшные дни 1941 г. новобранцев зачастую уже через неделю-другую бросали в бой. Полковой комиссар Николай Москвин с горечью писал в своем дневнике 23 июля: «Что я скажу людям? Мы продолжаем отступать. Как удержать их доверие? Как? Сказать, что товарищ Сталин с нами? Что Наполеон был разбит и Гитлер с его генералами тоже найдут здесь свои могилы?»

Москвин старался как мог, но его речи не имели успеха: за ночь дезертировало 13 человек. Еврейский беженец Габриэль Темкин видел, как советские войска движутся к линии фронта под Белостоком: «кто в грузовиках, а по большей части пешком, устаревшие винтовки болтались на плечах. Выношенная форма вся в пыли, лица хмурые, печальные, истощенные, щеки запали»34. Самострелы стали обычным явлением. Военный корреспондент, думая подбодрить своими словами советского генерала, сказал ему, что раненые, прибывающие с поля боя в госпиталь, держатся необычайно мужественно, на что генерал с циничной усмешкой возразил: «Особенно раненные в левую руку»35. Этим уловкам быстро был положен конец: по первому же подозрению стали расстреливать. Помимо драконовских мер наказания за любую провинность Ставка 1 сентября ввела единственное поощрение солдатам, легендарные «сто грамм», или «продукт 61», – ежедневную порцию водки. Это укрепило в солдатах готовность оказывать сопротивление, но вместе с тем способствовало распространению в армии губительной привычки к пьянству.

Огромную роль в противостоянии плану Barbarossa сыграла советская доктрина всеобщей мобилизации, впервые предложенная Михаилом Фрунзе, который занимал пост наркома по военным и морским делам еще при Ленине. Майкл Говард отмечал, что, хотя в июне 1941 г. русские были захвачены врасплох и понесли тяжелые потери, стратегически и психологически они готовились к великой битве против западного капитализма уже с 1917 г. Также не следует преуменьшать размах эвакуации основных заводов и их персонала на восток, необычайную решительность тех, кто осуществлял это переселение, и важные для СССР последствия эвакуации. Всего на восток было переправлено 1523 завода, из них 1360 относились к числу крупнейших и передовых. 15 % предприятий перенесли на Волгу, 44 % – на Урал, 21 % – в Сибирь и 20 % – в среднеазиатские республики. Перевезли 1,5 млн вагонов промышленных грузов. 16,5 млн рабочих оказались в совершенно непривычных для них условиях и трудились по 11 часов в день шесть дней в неделю, поначалу зачастую на станках под открытым небом. Трудно себе представить, чтобы британские или американские рабочие смогли наладить пусковые линии и производить продукцию, столкнувшись с подобными трудностями.

Сталин был вправе утверждать, что лишь осуществленная им в 1930-е гг. насильственная индустриализация – ценой чудовищной нищеты и смерти миллионов согнанных с земли крестьян – теперь дала возможность производить достаточное число танков и самолетов, чтобы отразить Гитлера. Тотальная военная доктрина Фрунзе нашла продолжение в структуре экономики, где безусловный приоритет отдавался тяжелой и в первую очередь оборонной промышленности. Американский дипломат, эвакуированный на Волгу, в Куйбышев, однажды заблудился в нескольких километрах от города и оказался посреди огромной промышленной зоны, которую русские иронически называли «Безымянной». На аэродроме поблизости стояли сотни новеньких самолетов. Эвакуация заводов в 1941 г. стала одним из важнейших факторов победы СССР. Все граждане старше 14 лет подлежали трудовой мобилизации. Поскольку паек по карточкам был сведен к минимуму, многих от голодной смерти спасало только подсобное хозяйство. Народ официально уведомляли, что беличье мясо питательнее свинины, и кому удавалось поймать белку, тот подкреплялся этой пищей.

Хотя на фоне хронического голода стране удавалось производить огромное количество оружия и боевой техники, не следует идеализировать эти успехи: к примеру, на каждый авиамотор в СССР уходило впятеро больше человеко-часов, чем в США. И все же промышленная эвакуация стала примером того, что британский офицер разведки именовал «русским гением внезапных импровизаций»36. Еще одним симптомом тотальной войны стала депортация национальных меньшинств, чья лояльность казалась советскому режиму небезусловной. Сталин соглашался даже отвлекать скудные транспортные ресурсы на вывоз сначала 74 225 «немцев Поволжья» из их крошечной республики в Казахстан. Позднее за ними последовали другие изгнанники, в том числе чеченцы и крымские татары.