Читать интересную книгу Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Восемнадцатилетний Генрих Метельманн, слесарь из Гамбурга, ставший водителем танка, позднее писал: «Я усвоил как нечто само собой разумеющееся долг немцев – ради блага всего человечества привить наш образ жизни низшим расам и тем нациям, которые в силу своего ограниченного интеллекта даже понять толком не могли нашу миссию»5. Как многие молодые немцы в тот период войны, он бестрепетно ожидал отправки на Восточный фронт. «Мало кто из нас понимал, на что идет. Эта экспедиция, да и вся война, была для нас великим приключением, возможностью ускользнуть от скуки гражданской жизни, ну и заодно исполнить священный долг перед фюрером и отечеством».

Стратегия Гитлера – в той мере, в какой он вообще что-то планировал, а не хватался за представлявшиеся ему возможности, – проистекала из понимания, что отсрочка играет на руку его врагам: они успеют вооружиться и сплотиться против него. С целью устрашить потенциального противника незадолго до того, как план Barbarossa был осуществлен, германского военного атташе возили из Москвы на новые военные заводы, строившиеся в Сибири. Но доклад атташе произвел действие, обратное желаемому. Гитлер заявил своим генералам: «Вот видите, как много уже они успели. Нужно скорее нанести удар»6. Уничтожение большевизма и порабощение огромного населения СССР издавна были основными целями нацизма, они провозглашались в речах и текстах Гитлера с 1920-х гг. Присутствовало и желание воспользоваться практически неисчерпаемыми природными ресурсами России.

Сталин, вероятно, собирался вступить в схватку со своим грозным соседом, но когда это ему самому будет удобно. Если бы в 1940 г. Германия увязла в затянутой войне на истощение сил против французов и англичан (на это Москва очень надеялась), то русские могли бы ударить Гитлеру в тыл, но при условии, что союзники предложат им крупные территориальные приобретения. Сталинские генералы разработали планы нападения на Германию (впрочем, они рассматривали и другие ситуации), предположительно рассчитанные на 1942 г. Тем не менее в 1941 г. армии Сталина не смогли противостоять в одиночестве удару вермахта. Несмотря на усиленную мобилизацию (действующая армия СССР выросла вдвое между 1939 г. и моментом германского вторжения), Москва еще не приступила к программе перевооружения, по которой предстояло снабдить Красную армию одной из лучших боевых систем в мире.

Итак, с точки зрения Гитлера, операция Barbarossa была, несомненно, оправдана: Германия успевала использовать свое преимущество. Но Гитлер роковым образом заблуждался относительно военной и индустриальной мощи, уже накопленной Сталиным, его нисколько не тревожила мысль о безграничных просторах России, и фюрер безответственно подошел к логистике снабжения на случай, если кампания затянется. Хотя за последний год вермахт был усилен, в том числе несколькими сотнями новых танков, а многие подразделения были укомплектованы оружием и транспортом, захваченным в Чехии в 1938–1939 гг. или во Франции в 1940 г., только бронедивизии адекватно снабжались и транспортом, и оружием. После триумфа на Западе Гитлер и не догадывался, насколько труднее будет совладать с тиранией, подданные которой привыкли к страданиям и жертвам, нежели с демократическими государствами вроде Франции и Британии, с их глубоко укоренившимися добродетелями умеренности и уважения к человеческой жизни.

Офицеры вермахта гордились своей принадлежностью к культурной нации, однако с готовностью согласились и на варварские методы, предусмотренные планом Barbarossa. Предполагалось уморить голодом 30 млн русских, чтобы за их счет прокормить Германию. Автором этой оригинальной концепции был руководитель германского сельского хозяйства Герберт Бакке. На встрече 2 мая 1941 г., где обсуждалась грядущая оккупация Советского Союза, секретариат по вооружению выразил готовность пойти на меры, чрезвычайные даже по понятиям Третьего рейха:

1. Война может продолжаться только при условии, что на третьем году вермахт будет целиком питаться за счет России.

2. Если мы заберем у этой страны то, в чем мы нуждаемся, миллионы ее жителей умрут от голода.

Таким образом, план Barbarossa не сводился к военной кампании – это была также экономическая программа, подразумевавшая смерть десятков миллионов человек – и в этой части программа была практически выполнена. Некоторые военачальники протестовали против приказов, вовлекавших их подчиненных в систематическое истребление коммунистов, но больше было тех, кого смущала гитлеровская стратегия вторжения. Генерал-майор Эрих Маркс, блестящий специалист, отвечавший за предварительное планирование, советовал нанести основной удар к северу от болот Припяти, поскольку русские выставляли оборону южнее. Кое-кто из полководцев высказывал мнение, что милосердное обращение с побежденными сделает их покорными, но поскольку эти соображения основывались не на моральных принципах, а на практическом подходе, то, столкнувшись с жесткими распоряжениями из Берлина, такого рода критики умолкли и принялись добросовестно выполнять людоедские приказы.

План Barbarossa отличался не просто варварством, а варварством индустриализованным. Администраторам на оккупированных территориях Геринг твердил: «Вас послали туда не печься о благе этих народов, но выжать из них все ради жизни германского народа»7. Генерал-полковник Эрих Хепнер, пятидесятипятилетний кавалерист, поставленный во главе Четвертой танковой группы, говорил: «Война с Россией – важнейший этап борьбы за существование германского народа. Это все та же битва германца и славянина, оборона европейской культуры от московско-азиатского потопа, ниспровержение жидобольшевизма. Целью этой войны должно стать уничтожение современной России, и потому вести ее нужно с беспрецедентной суровостью. Каждое столкновение, от замысла до исполнения, должно с железной решимостью направляться к тому, чтобы целиком и полностью истребить противника»8. С июня 1941 г. и далее мало кто из старших офицеров вермахта оставался не замешанным в преступления нацизма.

Советский Союз накануне немецкого вторжения представлял собой наиболее жестко регулируемое идеологическое государство в мире. Механизмы репрессий были здесь гораздо мощнее и к 1941 г. успели перемолоть намного больше собственных граждан, чем погибло в нацистской Германии: 6 млн крестьян погубила сталинская программа насильственной индустриализации, огромное множество верных членов партии пали жертвой паранойи генерального секретаря. Немцы (за исключением евреев) пользовались гораздо большей личной свободой, чем русские. Но для отражения внешнего врага тирания Сталина была отнюдь не так хорошо подготовлена, как для уничтожения собственного народа. Формирования Красной армии возле западной границы были развернуты неудачно, тонкой передовой линией. Многие выдающиеся офицеры погибли в чистках 1937–1938 гг., их заменили некомпетентные прислужники Сталина. Коммуникации не были налажены, не хватало раций и технических навыков, в большинстве соединений отсутствовало современное оружие и оборудование. О новых оборонных сооружениях не позаботились, советская военная доктрина разрабатывала только наступательные операции. На всем лежала грозная рука партии, в зародыше губившая инициативу, продуманные стратегии, эффективные предложения.

Сталин отмахивался от предупреждений своих же военачальников, а также от поступавших из Лондона сведений о скором начале войны. 10 мая заместитель Гитлера Рудольф Гесс прилетел в Британию с целью самостоятельно договориться о мире – это лишь усилило в Советском Союзе страх перед «двуличными британцами»: Черчилль, мол, подпишет сепаратный договор с немцами. Пренебрег Сталин и сообщениями советских агентов из Берлина и Токио. На одном докладе из Берлина, сообщавшем о плане Barbarossa, он начертал: «Можете послать ваш “источник” из штаба Герм. авиации к еб-ной матери. Это не “источник”, а дезинформация. И. Ст.»9. Люфтваффе сыграло свою роль в отвлекающих маневрах Берлина: 10 мая 500 бомбардировщиков совершили налет на Лондон, погибло более 3000 мирных жителей. Через несколько дней те же эскадрильи уже перебрасывались на Восток.

О широкомасштабном движении войск перед началом вторжения сплетничали в европейских кафе и на улицах. Писателю Михаилу Себастиану, жившему в Бухаресте, 19 июня позвонил друг и сказал: «Если прекратится дождь, война может начаться уже завтра»10. Но Сталин запрещал предпринимать любые меры, чтобы не спровоцировать Берлин, и не прислушивался к настойчивым призывам командиров на местах объявить боевую тревогу. Он даже не разрешал обстреливать немецкие самолеты, вторгавшиеся в советское воздушное пространство, а таких случаев за май и начало июня было зафиксировано 91. Сам Сталин всегда неуклонно следовал к намеченной цели, а потому кажущаяся нелепость поведения Гитлера сбивала его с толку. По условиям советско-германского договора Германия получала от России огромную материальную помощь. Поезда отправлялись на Запад вплоть до начала вторжения. Самолеты люфтваффе летали преимущественно на советском топливе, подводные лодки немецкого ВМФ имели право заходить в русские гавани. Британия пока что не была побеждена. Сталин имел все основания сомневаться в том, что Гитлер решится на разрыв с ним, и Сталин лично несет ответственность за то, что нападение немцев, о возможности которого Сталина предупреждали свои же генералы, застало страну врасплох. Георгий Жуков, глава генерального штаба, объявил боевую тревогу поздно вечером 21 июня, но до пограничных постов этот сигнал дошел лишь за час до начала вторжения.