– Подонок! Вошь – кричал Билл Нел, пытаясь утешить ее. – Все знают, что он настоящий убийца!
Мона вспомнила, как одна актриса, оскорбленная отзывом на свою игру, завлекла Джона Саймона в ресторан и вывернула ему на голову миску спагетти. Мона предпочла бы ударить его в сердце острой, как стилет, шляпной булавкой бабушки Давицки. Вместо этого она позвонила хирургу по пластическим операциям и договорилась об изменении формы носа.
Приняв это решение, Мона ругала себя, что ждала так долго. Ей тридцать пять лет, явно многовато для ролей инженю[21]*. Она ненавидит Калифорнию, там холодно и сыро, и вообще, Голливуд – дурацкое место. Мона – нью-йоркская актриса, одна из тесно сплоченной группы, та, что играет третьестепенные роли в мыльных операх, делает рекламу и пытается выступать достойно на сценах бродвейских и других театров. Волна симпатий к Моне, вызванная грубостью Саймона, вознаграждала за обиду. Сыпались письма и звонки. Брент позвонил из своего нового офиса в Филадельфии. Ему сообщили дети.
– Мона, ты хочешь, чтобы я нанял человека побить его?
– Нет. Брент. Я хочу, чтобы ты выслал деньги для детей, которые ты задолжал за два года.
– О, это. Я вот звоню посочувствовать, а ты снова о деньгах!
Не добившись от него ничего толкового, она передала трубку детям.
– Скажите ему, что вы голодные и ходите босиком.
Оказалось, хирург занят на восемь месяцев вперед. По слухам, он делал по несколько операций в день. Все эти двойные подбородки, шишки и бугры, мешки и морщины.
Так началась изнурительная работа по выбору персонально рекомендованных хирургов, беседы с ними на предмет их профессиональной деятельности и отношения к клиентам. Ей пришло в голову, что вся ее жизнь – бесконечная череда прослушиваний. Друзья, муж, любовники, прислуга, адвокаты, парикмахеры, постоянно поиск правильного выбора. Во всех областях жизни она искала выгоду и последовательность. За исключением матери, Джорджины, Эми и, конечно, детей, единственным надежным человеком в ее жизни был Билл Нел, и Мона знала – ей чертовски повезло, что встретилась с ним.
По мере приближения даты страшной процедуры у Моны появился юмор висельника. «Билл, почему бы тебе не попросить Джона Саймона подбросить меня на своем лимузине? Тогда мы сможем заявить, что он довел меня до пластической операции!»
Все уверяли, что в операции нет ничего страшного. Словно почистить зубы. Ничего. Мона представляла, как королева Мария Шотландская готовилась к казни. Лишиться головы – это покруче, чем сделать пластическую операцию, верно? Отсутствие головы больше, чем любой нос влияет на внешность. Полная смена.
Вечером, накануне отъезда в частную клинику, Мона отослала детей к друзьям. «Я хочу побыть одна», – сказала она с интонацией Греты Гарбо. Вымоет волосы, сделает маску для лица и спокойно подготовит себя к предстоящему суровому испытанию.
Был допущен только Билл Нел.
– Не волнуйся, дорогая! Я буду рядом, когда ты проснешься. Что мне принести тебе? Куриный бульон? Шоколадное мороженое?
– «То немногое, что я лю-юблю!» – протянула Мона, подражая Джулии Эндрюс в «Звуках музыки».
– Будь серьезной. Что ты хочешь? Я все сделаю. Слезы наполнили ее глаза.
– Настоящую роль в настоящей пьесе. Вот единственное, чего я хочу, Билл.
После его ухода она растянулась на огромной кровати. Ее последний любовник сравнил постель с летным полем. Мона солгала Биллу и себе. Было еще одно желание – Ник Элбет. Ах, если бы только он был здесь, крепко обнимая ее, заставляя смеяться, а потом кричать от удовольствия и наслаждения.
Ее слова, да Богу в уши: зазвонил телефон. На другом конце провода Ник сказал, что они с Роксаной только что прилетели и поселились в ее семейных апартаментах в отеле «Плаза». Роксана ушла в оздоровительный клуб на массаж и тренировку.
– Благодарю Господа, что застал тебя, Мона! Надо увидеться, сладкая! Натягивай панталончики и приходи на часок в «Шерри».
Мужчине явно нравится жить, подвергаясь опасности. Бар «Шерри» как раз через дорогу от отеля «Плаза». Что, если Лягушка с приятельницами из клуба решат там выпить?
Она собиралась провести вечер дома, не хочется одеваться, не хочется говорить ему, почему.
– Знаешь что? Как насчет поездки ко мне на такси?
– Через пять минут не слишком быстро?
В течение полных боли последующих недель она вспоминала его визит со смешанными чувствами счастья и боли. Это возвращало ее в тот счастливый час в его объятиях. Потом приходил глубокий, освежающий сон, который давал ей силы и желание выжить.
Когда отошел наркоз, улыбающаяся медсестра спросила:
– Как вы себя чувствуете?
– Как будто меня сбил грузовик.
Тугая повязка ухудшала зрение. Все, от грудной клетки до макушки, болело и ныло. Это не маленькая встряска типа похода к дантисту. Это как роды. Никто не сказал ей правду, не предупредил. Пришлось познать все на собственном опыте.
Медсестра продолжала понимающе улыбаться. Конечно, Мона чувствует себя не очень удобно. Это пройдет. Сегодня ей можно пить соки и смотреть телевизор. Завтра повязку снимут. «Но помните, некоторое время вы будете опухшей и, возможно, день-два продержатся черные круги вокруг глаз».
Ночью она просыпалась, крича от боли, и металась в бреду. В явной панике медсестра позвонила врачу. Когда тот прибыл в пижаме и пальто, улыбка не появилась на его лице. Через пару минут машина скорой помощи мчала Мону в Синайский госпиталь, в блок интенсивной реанимации.
Неделю она находилась между жизнью и смертью, вопрос состоял в том, кто окажется сильнее – Мона Девидсон или тяжелая инфекция, проникшая в кровь и атакующая жизненно важные органы. Первое, что она услышала, возвращаясь, наконец, из темноты, был голос Билла Нела, лишенного телесной оболочки.
– Никогда не бойся, любимая. Мы предъявим иск этому чертову шарлатану на десять миллионов долларов.
Мона начала медленно сознавать присутствие на лице чего-то непривычного. Повязка? Маска, скрывающая ее уродство? Она не хотела десять миллионов долларов. Она хотела быть красивой. Это нечестно, все женщины, рожденные с идеальными носами никогда не задумывались о своем счастье. Джорджина и Эми, вот два примера. И девушки, которых Мона видела каждый день и хотела поколотить, потому что они не знали своих преимуществ. Официантки, кассирши и уборщицы в забегаловках «Макдональдс». Занимающиеся идиотской, лакейской работой. Разве они не смотрелись в зеркало, хоть однажды? Разве они не понимают, что имеют?
Туман начал рассеиваться, словно утром в Сан-Франциско. Взгляд постепенно сфокусировался на цветах, корзинах с фруктами, открытках с добрыми пожеланиями и огромном медведе с разведенными в стороны лапами. Наконец-то она видит и слышит. Настолько, чтобы сыграть Хелен Келлер. Темные пятна у другого конца кровати материализовались в Билла Нела и мать. Он говорил, мать – нет.