был сельским лесничим! Действительно, здесь висит мое зимнее пальто, которое мне замечать не хочется, поскольку я его уже подарил ему. Я даже смотреть не люблю на чужие вещи, пусть они и в моей комнате находятся!
Однако я все-таки перебираю его вещи, но кажется, из них тоже ничего не пропало.
Я снова иду к хозяйке. — Не вернулся Йожо?
— Еще не вернулся. Может, он остался у родителей, ведь была Пасха.
— Я просто спросил. Не переживайте, все в порядке! Я только потому спрашиваю, что он обещал помочь мне с дипломной работой.
— Понимаю, понимаю.
— Ну, ничего. Я ведь и сам справлюсь. А он мне, наверное, завтра поможет.
Я не могу усидеть дома. Хожу по улицам. Господи, мне это все зачем? Куда этот человек подевался? Балда, придурок, балбес. Думает, у меня мало своих забот? Если ему захотелось увидеть на праздники родных, наверное, маму и брата, мог бы все-таки мне об этом сказать. Он в претензии на меня за то, что я подружился с его двоюродной сестрой, хотя я могу дружить, с кем захочу. Все-таки мне самому решать, с кем хочу подружиться. Но открыто он никогда мне этого не высказывает, хотя я все время чувствую, что он в чем-то меня подозревает. Но в чем ему меня подозревать? Ведь он сам познакомил меня с Эвой. Нет, не совсем так. Я сам с ней подружился и сблизился. Господи, ну неужели он не мог написать и оставить мне хоть какую-нибудь записочку, хоть одну строчку?
Он разозлился на меня, даже наверняка разозлился. Ведь еще до праздников он стал на меня сердиться, но делал вид, будто не сердится. А вот если бы я захотел рассердиться, разве не было бы из-за чего? Ведь я мог рассердиться уже с самого начала, когда он ночью явился и побеспокоил меня, и с тех пор так и продолжает беспокоить, беспокоит меня и до сих пор, и сейчас, когда его здесь нет. Хотя правда и то, что если бы я его не знал, то вряд ли бы познакомился и сблизился с Эвой…
Стоит съездить в Бруски? Почему я не остановился там по пути от родителей?
Нет, нет! Я сразу же отмахнулся от этой мысли. Но все равно, этот человек определенно сошел с ума. Или он настолько невоспитанный, что не знает, как себя вести. Разве я его хоть когда-то обидел?
Можно было бы с самого начала подумать, что он просто сбежал из сумасшедшего дома, там таких психов полно, каждый знает что-то свое и упрямо за это цепляется, у кого-то возникают и интересные идеи, но в них все равно есть какой-то сдвиг, хотя в отдельных случаях ловкие люди могут их и присвоить.
Но Йожо-то не псих и не дурак. А если бы он таким и был, то я, выходит, еще больший псих и дурак. Это вечный болтун, который полюбил чужую болтовню настолько, что и его многие полюбили, правда, в основном за то, что он внимательно слушает их чириканье…
Ой, ведь уже, наверное, поздно, что же я так долго хожу по улицам? Пора бы ложиться спать! И куда этот парень, мать его так, мог подеваться?!.
Я пошел сказать хозяйке, что так ничего и не выяснил. По ней было видно, что за время моего отсутствия она успела все как следует обдумать, и от этого ее страх только усилился. Она запричитала, а потом стала ругать и меня, и Йожо. — Хоть бы он и не возвращался. Еще впутает меня в какие-нибудь неприятности. Как только вернется — тут же его выгоню!
Я успокаивал ее теми же словами, которыми пани Ярка успокаивала меня.
— Он наверняка поехал домой. Перед праздниками мы с ним поругались.
— Посмотрите! — я показывал ей вещи Йожо. — Он все тут оставил. Ушел в одном коротком пальто. Не мог же он просто так, ни с того, ни с сего пропасть. Вы-то, наверное, должны знать…
— Пан Гоз, да какое мне до него дело? Может, уехал куда-нибудь… Ведь у него, наверное, родители есть. Вы про него должны знать больше, чем я… — С минуту она смотрела на меня, а потом немного обиженно, но все так же удивленно произнесла: — И с чего вы переполошились! — И добавила безразлично: — А если бы и уехал… куда угодно… что из этого?..
— Господи! Не говорите ерунды!
— Потом вернется. Ведь это все равно. А если бы и не вернулся… Может, он вам что-то должен?
— Не говорите ерунды!
— Послушайте, пан Гоз! Мне этот человек с самого начала показался каким-то чудным. Корчил из себя набожного… — Она колебалась. — Думаете, я не знаю?
— А что вы знаете?
— Все. И то, что он был священником.
— Кто вам это сказал?
— Я видела, как он служит мессу. Священник, а такой вертопрах! Почему он не у себя в приходе?
— Он там быть не обязан.
— Он и не может. Не очень-то набожный. Какой-то ненормальный. Я смотрела за ним в замочную скважину. Вас не было дома, а он служил мессу. Я сразу поняла: или он священник, или у него ум за разум заходит. В руке держал хлеб, вот так его крестил, а потом ни с того, ни с сего сел и мессу не закончил. Что это за священник! Был бы он настоящий, так служил бы мессу в церкви, а не тут вот с хлебом, который до этого я своими руками хватала, поскольку вы купить забыли, а он пришел и у меня его выпросил. Вот! Теперь хоть будете знать. Ну, скажите, почему он не ходил в церковь? Даже по воскресеньям. Наверняка его выгнали.
— Вы глупости говорите.
— И пусть.
— Он действующий священник.
— Ага! Действующий! Раз он действующий, значит, свихнулся.
— Не свихнулся! По-вашему, так каждый может свихнуться. А он уже два года скрывается.
— Он?
— Скрывается от ареста.
— Да вы что?! — Она перепугалась: — Господи! Еще и нас во что-нибудь втянет.
— Не причитайте! Мы должны узнать, что с ним!
— Пан Гоз, вы серьезно? Господи! Вот ведь какой проходимец! Наплачемся еще из-за него.
— Лучше не пугайте!
— Этот человек свихнулся. Пан Гоз, я так и знала, что он что-нибудь натворил.
— Да ничего он не натворил. Его хотели посадить, как сажали других священников. А ему удалось сбежать.
— Бедненький! И такой молодой! Но я все равно сразу подумала, что он легкомысленный. Вот увидите, он еще и нас во что-нибудь впутает.
— Не бойтесь! Пока ничего не случилось. Может, он на самом