Читать интересную книгу Круглый год с литературой. Квартал третий - Геннадий Красухин

Для потомков Кольридж прежде всего автор «Старого морехода» и «Кристабель» – романтических поэм, в которых осуществляется переход от действительности к фантазии. На русский язык поэмы переводились неоднократно. В том числе И. Козловым, Н. Гумилёвым, А. Коринфским, Г. Ивановым. Стихи Кольдриджа переводили К. Бальмонт, С. Маршак, М. Лозинский, И. Меламед. Но цитировать их трудно: слишком велики по размеру.

26 ИЮЛЯ

Об Аделине Ефимовне Адалис, родившейся 26 июля 1900 года, известна не только история её пламенной любви к Брюсову, доходившей до того, что девушка ночевала под окнами поэта на 1 Мещанской (ныне – проспект Мира). Ночевала на принесённой с собой раскладушке, из-за чего часто оказывалась в отделении милиции.

Нет, мэтр в такие вещи не вмешивался. Он позволял любить себя. Но взаимностью не отвечал. Отчего после его смерти Аделина Ефимовна предпринимает попытку самоубийства. Неудачную, к счастью.

Ещё одна история, связанная с Адалис, приключилась с…таджикским поэтом Мирзо Турсун-Заде, который перевёл книгу Адалис «Индийские баллады». Казалось бы, ну и что? Перевёл так перевёл. Но шёл 1948 год. Мирзо было 37 лет. Решено было дать ему сталинскую премию. Но не за переводы же! Так русская книга оригинальных стихов Адалис «Индийские баллады» оказалась книгой переводов из Турсун-Заде, который за ЭТИ РУССКИЕ СТИХИ удостоен сталинской.

Третьей достопримечательностью следует счесть больше чем интерес Осипа Мандельштама к стихам Адалис из первой её книжки «Власть» (1934). Литературоведы находят даже, что в поздних мандельштамовских стихах используются некоторые мотивы творчества ранней Адалис.

А четвёртая история связана уже не с самой Адлис, а с её сыном, поэтом-переводчиком Владимиром Сергеевым.

Окна моей квартиры выходили во двор. Он был не слишком широким: несколько небольших старых домиков прикрывали собой красное кирпичное здание Астраханских бань, которые стояли ниже уровня двора – к ним нужно было спускаться по ступенькам. Прошёл слух, что пару домиков собираются сносить, но не для того, чтобы расширить двор, а ради какого-то нового строительства.

По квартирам нашего девятиэтажного пятиподъездного дома и примыкающего к нему справа от моего подъезда четырнадцатиэтажного, тоже писательского, ходили несколько жён писателей, во главе с Люсей – женой Феликса Кузнецова. Собирали подписи под письмом на имя председателя Моссовета Промыслова с просьбой построить на освободившемся пространстве многоэтажный гараж. У меня тогда машины не было, но письмо я подписал, – действительно это намного удобнее, чем плотно уставленный автомобилями двор.

В доме только и говорили, что о гараже. Говорили, что Феликс, который по своей должности первого секретаря Московской писательской организации был депутатом Верховного Совета РСФСР, побывал на приёме у Промыслова, что хозяин Москвы наложил нужную резолюцию и теперь нужно ждать строительную технику.

Она прибыла, но оказалась не очень солидной. Экскаватор был небольшим, ковш зачёрпывал неглубоко для возведения многоэтажного дома, и когда забор наконец сняли, все увидели пять каменных боксов под одной крышей. Гараж, оказывается, строили на пятерых. Один бокс занял Феликс Кузнецов, другой – спортивный комментатор Николай Озеров, который жил у нас в первом подъезде, третий – космонавт Георгий Гречко из пятого подъезда, четвёртый – ещё один космонавт (фамилию не помню) а в пятый машину поставил переводчик Владимир Сергеев.

Почему Сергеев? Есть такой анекдотический тест на антисемитизм. Представляешь, говорят кому-то, шли несколько человек там-то и там-то и несли плакат «Бей евреев и велосипедистов». «А велосипедисты-то тут причём?», – попадается на удочку слушатель.

Причём тут Сергеев? Как он затесался в звёздную компанию, я не знаю. Может быть, и тут вышло, как у Адалис с Турсо-Заде? Хотели вселить крупного национального деятеля литературы, а тот отказался в пользу сына Адалис?

Гаражи построили значительно после её смерти, случившейся 13 августа 1969 года.

27 ИЮЛЯ

Книга Анатолия Алексеевича Азольского, родившегося 27 июля 1930 года, «Клетка» находится в первой десятке романов, отмеченных премией «Русский Букер».

Премия считалась и считается очень престижной. Но, как и всё, данное людьми, несовершенна. Разные книги отмечены ею за 22 года.

Азольский получил премию за дело. В его случае все условия, на которых присуждается эта премия, соблюдены. «Клетка» – действительно роман. И роман новый, которых до Азольского не писали. Куда, к какому течению его отнести – к реализму? Но в книгу вплетаются элементы фантастического, подрывая всамделишную реальность происходящего? К постмодернизму? Но «Клетку» вполне можно рассматривать как авантюрный, приключенческий роман. Без какой-либо пародии на авантюрность.

Мне думается, что не стоит укладывать произведения писателя в прокрустовы жанровые рамки. Азольский поздно дебютировал – в 35 лет. Его проза весьма узнаваема – по огромным абзацам, содержащим в каждом столько информации, что её хватило бы у другого автора на отдельную новеллу. Но у другого. У Азольского это всего лишь малая часть его подчас сложно закрученного сюжета. И чтобы не потерять сюжетную нить повествования, этого писателя нужно читать очень внимательно – ничего не пропуская, всё отмечая и запоминая.

Умер писатель 26 марта 2008 года. Написал немало. Читают ли его сейчас? Не видел. Будут ли читать позже? Почти убеждён в этом. Его поклонники знают, как притягательна его проза. Начнёшь читать – не оторвёшься.

* * *

Владимир Васильевич Гиппиус (родился 27 июля 1876-го), брат поэта и пушкиниста Василия Васильевича, родственник поэтессы Зинаиды Гиппиус, сам был поэтом.

Первые свои книги выпускает под псевдонимами. «Возвращение» (1912) под псевдонимом Вл. Бестужев, «Ночь в звёздах» (1915) под псевдонимом Вл. Нелединский.

Преподавал словесность, в частности, в Тенишевском училище, где среди его учеников были О. Мандельштам и В. Набоков. Принимал участие в «Цехе поэтов.

В 1912 году в журнале «Гиперборей» (№ 2, ноябрь) была опубликована весьма своеобразная переписка Гиппиуса и Блока. Гиппиус поэтически отвечал-оспаривал стихотворение Блока «Всё на земле умрёт – и мать, и младость…». Блок так же поэтически ответил Гиппиусу стихотворением «Владимиру Бестужеву» (по тому псевдониму, каким Гиппиус подписался). Гиппиус в ответ написал цикл из четырёх стихотворений под названием «Александру Блоку».

Следует отметить и брошюру Владимира Гиппиуса «Пушкин и христианство» (1915), положившую, можно сказать начало прочтению, которую мы обнаружим во множестве нынешних работ о Пушкине.

Надо сказать, что оба его ученика – Мандельштам и Набоков упомянули его в своих произведениях. Набоков в «Других берегах» сказал о нём: «Тайный автор замечательных стихов». А Мандельштам посвятил ему небольшую главку в «Шуме времени». Главка называется «В не по чину барственной шубе». Отрывок из неё:

«Я приходил к нему разбудить зверя литературы. Послушать, как он рычит, посмотреть, как он ворочается: приходил на дом к учителю «русского языка». Вся соль заключалась именно в хождении «на дом», и сейчас мне трудно отделаться от ощущения, что тогда я бывал на дому у самой литературы. Никогда после литература не была уже домом, квартирой, семьей, где рядом спят рыжие мальчики в сетчатых кроватках.

Начиная от Радищева и Новикова, у В. В. устанавливалась уже личная связь с русскими писателями, жёлчное и любовное знакомство с благородной завистью, ревностью, с шутливым неуважением, кровной несправедливостью, как водится в семье.

Интеллигент строит храм литературы с неподвижными истуканами. Короленко, например, так много писавший о зырянах, сдаётся мне, сам превратился в зырянского божка. В. В. учил строить литературу не как храм, а как род. В литературе он ценил патриархальное отцовское начало культуры.

Как хорошо, что вместо лампадного жреческого огня я успел полюбить рыжий огонёк литературной (В. В. Г.) злости!

Власть оценок В. В. длится надо мной и посейчас. Большое, с ним совершённое, путешествие по патриархату русской литературы от «Новикова с Радищевым» до Коневца раннего символизма так и осталось единственным. Потом только почитывал».

Умер Владимир Васильевич в военное время от голода в Ленинграде 5 ноября 1941 года.

А что до его стихов, то они ещё будут востребованы. Убеждают меня в этом такие его строчки:

Мне кажется – есть внутренняя связьМежду железом крыш и светом лунным, -Как тайна света в волны ворвалась,Как есть печаль – одна – в напеве струнном,Когда ты пальцы водишь по струнам,Когда гнетёшь руками их молчанье…Пройдём, как сон по розовым волнам,Пройдём вдвоём в вечернем ожиданье!Сегодня ночь таит опять желанья. -Все, все желанья – в золотой луне,Когда она, как золото страданья,Стоит в неозарённой глубине…Но вот сейчас сойдёт восторг ко мне,Сейчас все крыши вспыхнут от желанья!

* * *

Володю Глоцера я очень хорошо знал. Дружил с ним ещё с начала шестидесятых. Был он невероятно интересным человеком. Владимир Иосифович Глоцер, родившийся 27 июля 1931 года, служил литературным секретарём у Чуковского и Маршака. Хорошо, психологично судил о детском творчестве. Подарил мне прекрасную книгу «Дети пишут стихи».