— Господин Дартер, извините за мою грубость. Вы тут совершенно ни при чем, и я не должна была так срываться.
— Хорошо, — сказал он, выдержав паузу, в течение которой Крис едва сдержалась, чтобы не стукнуть мужчину. — К тому же, я не обидчивый, госпожа Дирхойт. Но ваш порыв оценил. Кажется, вам было непросто на него решиться.
В глубине серых глаз зажглись огоньки, и Кристина готова была поклясться, что он над ней издевается. Хотя тон по-прежнему вежливый, и на породистом лице застыла маска любезности и понимания.
«Бе-сит!»
Она кивнула и, резко развернувшись на каблуках, пошла к своему дому.
— Я как раз собирался пить кофе. Составите компанию? — прозвучал за спиной спокойный голос. Меньше всего девушке хотелось с ним кофейничать, но когда еще доведется побывать в доме соседа?
— С удовольствием, — от милой улыбки сводило челюсть.
* * *
Кофе в доме лорда Дартера был идеальным, как сам дом и сам лорд. Хотя дальше гостиной Крис не продвинулась: хозяин явно не собирался демонстрировать ей свои владения. Так что пришлось ограничиться разрешенным осмотром. Светлый диван, белый ковер, камин, столик. Кажется, антикварный. Но в этом Крис не разбиралась, хоть и прожила какое-то время в замке.
Лорд Дартер собственноручно вынес две крохотные чашечки и сливочник на серебряном подносе.
— Без сахара? — осведомился он.
Крис чинно кивнула. Кофе она уже выпила три чашки, и от горечи на голодный желудок ее мутило. Но она поднесла чашечку ко рту и глотнула.
— Отличный кофе.
Они помолчали, рассматривая друг друга поверх хрупких фарфоровых чашек, словно враги — в бреши амбразуры. Дартер вздохнул и поставил свою чашку на столик, так и не отпив.
— Не расскажете, что привело вас утром в такое… скверное настроение?
— Плохой сон, — Кристина тоже отставила чашку.
— И поэтому вы вызвали законников? Разобраться со своим сном?
Крис окинула собеседника задумчивым взглядом. Идеальный кандидат для проверки ее дома янтарем. Идеальный кандидат для подозрений. В чем? Во всем. Могла ли Мари влюбиться десять лет назад в этого мужчину? Легко… Широкоплечий, темноволосый, сероглазый аристократ… да, ее сестра могла полюбить лорда Дартера. А мог ли лорд Дартер ее убить? Перерезать горло с вежливой улыбкой и, любезно попрощавшись с трупом, отправиться по своим делам.
Проклятье.
— Кристина, с вами все в порядке? Простите, но вы плохо выглядите.
— Вас не учили, что женщинам надо всегда говорить, только насколько они прекрасны? Даже если это откровенная ложь.
— А вы из тех, что предпочитают обманываться? — как-то зло спросил мужчина, и Кристина удивилась. Слишком резкий переход от вежливой улыбки к хамству.
— Почему нет? — девушка посмотрела с вызовом. — «Обмани меня, мне так нравится», слышали такую песню?
— Да, — негромко ответил он. — Давно. От одной девушки…
— Вот видите, девушки любят эту песню. Мы предпочитаем красивые сказки жестокой правде жизни. В сказках хотя бы все заканчивается хорошо.
— Жизнь — это не сказка, — лорд снова взял свою чашку, поднес к губам и поморщился. — Совсем остыл.
Где-то в глубине дома стукнул хронометр, и что-то упало. Лорд поднялся.
— Спасибо, что зашли, было приятно пообщаться.
Пообщаться? Это было общение? Она вообще не поняла, что это было. Крис тоже поднялась, даже не пытаясь скрыть застывшее на лице недоумение. В глубине дома снова что-то упало, и мужчина, уже не стесняясь, указал гостье на дверь.
— Простите, Кристина, мне нужно собираться. Вас подвезти до хранилища?
— Да как-нибудь сама, — пробормотала девушка, прислушиваясь. Но больше ничего не падало, и было тихо.
— Вот и прекрасно, — невпопад ответил лорд Дартер, распахивая дверь. — Тогда увидимся…
— Непременно, — насмешливо отозвалась Крис, покидая «гостеприимного» хозяина. И готова была поклясться, что он вздохнул с облегчением, когда она ушла.
* * *
Лето
Кай
Неладное заметил сразу. Глаза у девочки покрасневшие, и она отводит их в сторону, хоть и пытается улыбаться.
— Ты давно проснулась? — хрипло после сна спросил я. Приподнялся, скидывая покрывало.
Она присела на краешек кровати, чуть отвернувшись.
— Около часа назад. Рано еще, спи…
— Иди ко мне… — потянулся к ней, прижался губами к шее. Она не отталкивала и не отстранялась, но я чувствовал изменения. Меня так трудно обмануть…
Первая мысль — что синевласка узнала о двух трупах ее бывших приятелей. Все же, я немного увлекся с ними, и изрезал сильнее, чем было нужно. Первый оказался слабаком, и сдох слишком быстро. А вот второй меня развлек и продержался достаточно долго, чтобы я сполна удовлетворил свое желание убивать. Я нашел в его сознании воспоминания, те, что относились к Лили и другие, еще более мерзкие. Он пытался звать на помощь, а потом лишь стонал, выкручивая руки и пытаясь освободиться из ремней, которыми я его связал. Дурак. У меня в этом большой опыт, и еще никому не удалось выскользнуть из кожаных пут. Но он этого не знал и рвался, пыхтел, обливался потом и ругался. До тех пор пока я не достал лезвия. Потом уже только хрипел, потому что кричать я ему не позволял. Обычно я не пользуюсь эмпатией, это слегка отвлекает, но сегодня был особенный случай. К тому же, я не хотел, чтобы этот урод поднял своими воплями весь протекторат. Поэтому он извивался от боли, терял сознание, снова приходил в себя от моих ментальных ударов, но делал все это тихо, почти беззвучно. Впрочем, говорить я ему не запрещал.
— Ты такой же, — хрипел он, — такой же, как я! Ты ничем не лучше!
— Я — хуже, — вытер окровавленное лезвие о его одежду. — Гораздо хуже. Но я сильнее, и поэтому сегодня умрешь ты.
— Почему… за что? — мрак, неужели ему есть разница, за что умирать? С таким-то количеством грехов?
— Не люблю, когда трогают то, что принадлежит мне, — пожал плечами. — Или делают то, на что имею право только я…
— Не понимаю. Я не понимаю!
— И не надо, — правда, мне лень объяснять. А раскаяние меня и вовсе не интересует. Не верю в его искренность. Когда вас режут на куски, вы с радостью раскаетесь даже в том, что грудничком предпочитали молоко матери, а не отборный виски. Так что я просто добил его.
Но откуда Лили могла об этом узнать?
— Что-то случилось, маленькая? — целую ей шею, с замиранием сердца ожидая лжи. Я знаю, как это выглядит: легкая пауза, чтобы сочинить что-то достаточно жалостливое и правдоподобное. Притворное смущение. Опущенные дрожащие ресницы. И взгляд из-под них, чтобы рассмотреть: понял ли?