после моего возвращения мне позвонили:
– Привет. Не думаю, что ты узнаешь мой голос, но я не мог не позвонить.
Мужчина не ошибся: голос был абсолютно незнакомым.
– Кто это?
– Всего один вопрос, прежде чем я продолжу: ты все еще католичка?
И я сразу поняла, что это Лэнс. С нашего последнего разговора на острове Стюарт прошло семнадцать лет.
– Лэнс!
Я не могла в это поверить. Хотелось смеяться и плакать одновременно.
– Как ты узнал, что я здесь?
Это было так по-новозеландски. Рядом с Джилл в больнице Инверкаргилла лежала Джози, подруга Лэнса. Женщины разговорились, и Джилл упомянула, что ее сестра приедет из Сиднея, чтобы присмотреть за ней. Должно быть, Джози обмолвилась о своем друге Лэнсе, а Джилл наверняка рассказала историю моей обреченной помолвки с парнем по имени Лэнс на острове Стюарт… и до них дошло. Джилл дала свой номер телефона Джози, чтобы та передала его Лэнсу, а когда он позвонил, сестра поделилась с ним номером телефона моего отца.
– Как ты смотришь на то, что я приеду в город и заеду за тобой? Могу быть на месте через восемь часов.
И восемь часов спустя он появился на пороге. Невероятно красивый, с темными волосами, бородой и тем же нежным взглядом. Мужчина, каждую черту которого я помнила. И мы будто возвращались к моменту расставания на острове Стюарт, с которого прошло почти двадцать лет. Сейчас Лэнс был капитаном судна департамента охраны природы Новой Зеландии, «Ринаун», на побережье Фьордленда.
Это было удивительное время для нас обоих. Я не могла поверить, что он нашел меня. Лэнс только что пережил очень эмоциональный разрыв. За год до этого он ушел в море, а вернувшись домой, обнаружил записку от жены, в которой говорилось, что она ушла от него и вернулась к своей семье, в Мельбурн, вместе с их маленьким сыном Дейном. Он испробовал все, чтобы вернуть семью, но у него не получилось, и он впал в серьезную депрессию. И вот в его жизнь вернулась я.
С момента моего 21-летия у меня все еще хранилось сделанное тогда обручальное кольцо. Лэнс рассказал мне, что он носил свое до тех пор, пока его не сорвало швартовочным тросом, когда он ставил на якорь небольшой торговый корабль на острове Бугенвиль.
На следующий день мы поехали в Кромвель, что дало нам еще шесть часов на разговоры в машине. После обеда в Омараме мы прижались друг к другу на улице. Я чувствовала, что нашла свой дом после долгих поисков.
Назавтра Лэнсу предстояло возвращаться в море, а я осталась на неделю с Джилл. Затем Лэнс забрал меня, и мы поехали в Манапоури. Через два замечательных дня я решила продать «Мэджик», уволиться из центра в Кингс-Кроссе и вернуться в Манапоури, чтобы быть с Лэнсом. Звучало просто, но я должна была догадаться, что на деле все будет совсем не так.
____
Я вернулась в Сидней и начала приводить свои дела в порядок. Потом я узнала, что в молодого полицейского по имени Майкл Друри дважды выстрелили через кухонное окно, когда он кормил свою трехлетнюю дочь. Он выжил и заявил, что ответственность за нападение лежит на печально известном Роджере Роджерсоне, ведь Друри отказался принимать взятки, предлагаемые в обмен на фальсификацию улик в ходе судебного разбирательства по делу о наркотиках.
Все завертелось, и по улице поползли сплетни. Я знала, что информации, которую мне доверила Салли-Энн, было достаточно, чтобы упрятать за решетку не только Роджерсона, но и ряд других известных и уважаемых людей. Я поговорила с дядей Биллом, который всю жизнь проработал в полиции, и спросила его, знает ли он какого-нибудь честного полицейского или другого человека, кому я могла бы предоставить информацию, если с Салли-Энн что-то случится. Прочитав заявления, он посоветовал мне никому не доверять и поручил отправить один экземпляр этих данных Лэнсу в Новую Зеландию, а оригинал – спрятать.
Но я поступила иначе. Сдуру я решила довериться репортеру, которого часто встречала на улицах, в суде и порой в полицейских участках. Казалось, что он писал достаточно правдивые статьи о коррупции в полиции, и я чувствовала, что он будет моим хорошим союзником. Вместе с одним коллегой, которого звали Тим, я договорилась о встрече с этим репортером и рассказала ему о некоторых имеющихся у меня доказательствах. Судя по всему, той же ночью он рассказал все отделу по борьбе с наркотиками.
Как-то ранним утром, после трудной ночи в «Оппозиции», мы с Тимом возвращались к нашим машинам. Подойдя к ним, мы увидели, что двери машины Тима открыты, а она сама накренилась. Машину сожгли, шины с одной стороны порезали, стекла выбили.
Мы сразу поняли, что надо уезжать из Сиднея: это было явное предупреждение. Мою машину не тронули, поэтому, даже не останавливаясь, чтобы забрать одежду, мы сели в нее и поехали в Мельбурн. Поездка заняла около девяти часов. Сестра Тима позвонила нам на работу и сказала, что мы поехали на север навестить маму Тима, которая была очень больна. На самом деле мы ехали в противоположном направлении. Мы залегли на дно на неделю, и все это время Лэнс очень беспокоился, ведь он не получал от меня никаких весточек. Но мы боялись кому-либо звонить, чтобы не подвергать нас самих и своих близких риску. В Сидней я вернулась одна, а Тим поехал отдельно, на поезде.
Вернувшись, я позвонила Лэнсу и вкратце рассказала ему, что произошло. Он сразу предложил приехать и помочь.
– Ты ничего не можешь сделать, – ответила я ему.
Я сразу вообразила себе Лэнса верхом на белом коне, мчащегося по Дарлингхёрст-роуд… Во Фьордленде он охотился на оленей, поэтому обращаться с оружием он умел, но это было совсем другое дело. Местных лесов он не знал.
– Я вернусь домой сразу же, как смогу, – заверила его я.
В течение нескольких недель я выставила на продажу «Мэджик», отправила свои чайные ящики и крест Джошуа в Крайстчерч, а также продала машину. Я попрощалась со всеми друзьями на улице. Часть меня хотела остаться, но я понимала, что это невозможно. Я получила шанс вернуться домой и начать с чистого листа. После того как я годами меняла свою жизнь по щелчку пальца, я знала, что за следующим жизненным поворотом меня может ожидать хоть какая-то стабильность.
Однако было трудно покинуть друзей и знакомых, которые у меня появились в Кингс-Кроссе. Слайм даже обнял меня, Венди подарила мне маленькое золотое кольцо, которое я до сих пор ношу