многогранностью и суть Рая, с его прямолинейностью и однозначностью. Это был их договор. Вечный и нерасторжимый. Не будь его, тьма наполнила бы миры.
Только сейчас к Маше пришла истина о добре и зле, о Рае и Аде. Все детские наивные представлении об их разнице улетучились. И открылась правда.
Добру очень повезло.
Оно может существовать в ультимативной форме. Добро замкнуто в себе. Добрую часть всегда можно отсечь ножом и сказать: вот она, смотрите, эта часть хорошая, а остаток я отдам, но не переживайте, если присмотреться, в нем можно найти и годное.
А вот злу не повезло.
Для того, чтобы оно было, должно существовать добро. И добро необходимо не по старому избитому мнению: чтобы на фоне добра было отчетливей видно, что это зло. Нет! А для того, чтобы часть добра всегда проникала своими лучиками внутрь зла, заражала его собою. Иначе однородное зло поглотит само себя, выест подчистую, упадет на себя и изничтожит все. Абсолютное зло — это полная тьма, полная пустота. И если возникнет такая черная дыра зла, то она поглотит и себя, и добро.
Поэтому ведьма, пантера, забойщик и стихия — все они есть суть зла. Того зла, о котором печется добро. А привратник — их центр существования. Он не подвержен ни злу, ни добру, он не на стороне Рая, и не на стороне Ада. Которые по сути являются концентрациями магии, что стремиться взаимодействовать.
Добру важно сдерживать экспансию зла, и делает оно это чужими руками. Никак не добрыми. Если добрыми руками сотворить зло, то какие же они добрые?
Другой рукой Маша ощутила большой остров. И как вся магия в океане оберегает его. Там защита, оттуда приплыла Елена. Там слышится мощный центр силы, по большей части доброй, но давно делающей и злые вещи.
Но вот кто-то или что-то прерывает созерцание смыслов. Гаснут берега, гаснет замок и миры. Сгущается “здесь” и “сейчас”. Маша собралась в сгусток и обращается к чему-то единому с просьбой о пяти мощных камнях. Она показывает четырех апостолов проводника и будущий поход на континент в поисках правды и добра.
Ее влекут за собой. Туда, где никогда не было света, туда, где покоится та часть магии, что пришла в равновесие и начинает отвердевать, получая физические свойства. Здесь, на глубине, все насыщенно этим магическим концентратом. Он приветствует ведьму с Земли и приходит в движение. Маше позволено выбрать пять камней. Она указывает на те пять алых и сияющих, что бросают ей симпатический вызов. Связь камней с ведьмой становится заметной.
Все приходит в движение, из тяжелого осевшего океанского смысла возникает круговорот. Он подымает камни по спирали, закручивает и раскаляет их магией, в это время в физическом мире начинается подводный смерч, возникает гигантская воронка, со дна подымается песок и полирует камни, постепенно вынося их к берегу. За всем этим давящим внимательным взглядом смотрит Эос. Да, Маша чувствует, что спутник связан, и она понимает всю тонкость связи. Она ощущает потоки магии в обе стороны.
С Машей прощаются, она снова распыляется и собирается из сообразностей уже у прибрежных скал.
Сейчас она видит, что на берегу уже лежат пять камней, а выбрасываемые на берег слабые значения набегающей волной омывают их. Маша отключила ведьмин взгляд.
Пять крошечных лепестков пламени, покрытые полупрозрачной пеленой материализованного магического смысла, ждали ее прикосновений.
Она положила их на ладонь. Они грели и вибрировали сразу в двух реальностях. Сейчас Маша из пирамиды видела, что в зале, где она расположена, пусто, только пять стульев стоят не на своем месте — никто их так и не убрал. Ей захотелось кофе. С капелькой зубровки, как любит мелкая и могущественная Дашуля.
Маша очень медленно, иногда оглядываясь на уходящую луну, шла босиком по тысячелетней дороге к их убежищу. Она ощущала каждым волоском, что вокруг нее птицы, насекомые, травы и мхи. А правее, метрах в трехстах, из своего тайного убежища за ней наблюдает какой-то человек. Но он напуган и достаточно магически положителен. Вряд ли это враг. А спугнуть союзника не хотелось.
Дрога отдает накопленное тепло, но суглинок заканчивается и начинаются угловатые камни. Маша ракетой взмыла вверх. Выше замка. Она с высоты посмотрела на Тею и на ее луну, ведьминым взглядом насладилась канатиками магии между планетами. И, кажется, местную луну правильно называть Эос.
Маша приземлилась на замок сверху. Она вскрыла свою защиту выхода на крышу. Зашла и просто прикрыла дверь — никто, кроме их пятерых не сможет сюда войти. Ничто внутри им не угрожает.
Она оставила пять камней в зале у пирамиды и пошла спать. Место было только подле Наташки. Машка скинула с себя одежды и прижалась к пахучей и мягкой шерсти. В ответ ей замурчали, от этого в животе снова что-то запорхало, кожа покрылась пупырышками, а волосы на теле стали дыбом.
— Отделение, подъем!
С самого утра Машка расталкивала друзей.
Котя и Наташка попытались затащить ее под одеяло и грозили обойтись без нее, но она сварганила ушат ледяной воды и беспощадно измочила постель. Пришлось топать чистить зубы и мыть шею.
К Мишке с Дашкой все заходили со стуком. В любое время. Несколько раз, вошедшими без стука ребятами, был замечен Мишка то с Наташкой, только в фате и с крылышками, то с Машкой, но с ушами, как у зайчихи и с четырьмя молочными железами. Кто знает, это для того, чтобы стучали, или так и задумано было. Но с тех пор никто к ним не врывался.
Машка долго тарабанила, пока не выползла заспанная Дашка.
— Ну чего еще там?
— Жду всех в верхнем зале. Дашка, с тебя! — она изобразила ей пальчиками “по чуть-чуть” и подмигнула.
Никаких проблем сотворить по ложечке алкоголя у Машки не было. Но когда ты почти всемогущий, то тебя тянет на натуральное, тянущее назад, в прошлое, в обычное. А в баре, что в комоде, все было именно таким. Либо это была магия еще более тонкая и древняя, поэтому неотличимая от привычных предметов.
Только таскать кипяток с квартиры в замок было лень. Когда они собирались на Котиной кухне, то в ход шел газ, чайник, заварник — уютно, домашне и привычно. Но когда они заседали в замке, то проще было все сделать самой. Вплоть до бутербродов.
Машка изобразила себе белое платье, собрала пыль со стульев в шарик и заставила тот сгореть. По залу распространился едкий дым, но ей уже было лень — пусть воняет,