Хорошо. Но медленно, до чего медленно! Надо скорее. Странно, как мог Кедрин столько времени не видеть Ирэн? Для чего вообще он тогда жил? Ведь у всего остального нет никакого смысла, если ежечасно, каждую минуту не помнить о ней. Медленный, неуклюжий корабль. Как только терпит тебя Велигай?..
Мысли внезапно остановились, будто налетев на препятствие.
Да. Как только терпит тебя Велигай… Но какое отношение эти слова имеют к кораблю?
Ты летишь на корабле Велигая. Пользуешься уроками Велигая. Думаешь о нем. И летишь, чтобы…
У Кедрина даже дыхание перехватило: настолько неприглядными вдруг показались ему собственные действия.
Ведь он, наверное, тоже тоскует. Хозяин корабля.
Тоскует; и все-таки разговаривает с нею по связи — вместо того чтобы сесть в этот самый кораблики… Ему ведь даже не надо спрашивать разрешения. Он здесь дома — на орбитах Пояса.
Кроме того, он мог бы увидеть ее с чистой совестью: вряд ли Велигай думает о тебе в таком качестве. Ты ведь так и не сказал ему ни слова.
Предпочитаешь действовать за спиной?
Так и есть. А потом хочешь вернуться на спутник, и смотреть в глаза товарищам, и выполнять задания того же Велигая…
Ты, который иногда в мыслях склонен даже гордиться собой. Собой — честным, прямодушным, смелым…
Какая же ты дрянь, друг мой!
И еще: ты летишь к ней. Но разве она не поймет всего того, о чем ты только что думал? Поймет; и будет еще менее снисходительной к тебе.
Ты летишь, чтобы потерять все, Кедрин.
Остановись! Скорее остановись!
Вот три тумблера-близнеца. И вокруг надпись: «Тормозные». Выключим двигатель. Теперь нажмем их. Раз. Два. Три. И газ…
Кедрин стал постепенно выбирать рычаг газа. И действительно, перегрузка сказала ему, что торможение началось.
Теперь Земля неподвижно висела на экране. Кедрин поставил локти на пульт, уткнулся лицом в ладони. Он дышал тяжело, как будто только что перенес опасность, большую опасность. Да и разве это не было так?
Но как только корабль затормозился, возникла другая мысль, и разрослась, снова закрыв собою все прочее.
Ведь ты не можешь без нее. Сейчас нельзя ее видеть. А не видеть — ты в силах? Что же делать?
Внезапно он резко поднял голову.
Но ведь у корабля есть связь со спутниками! Пусть нельзя поговорить с нею из своей каюты; но отсюда, из рубки, это вполне возможно! Как ему сразу не пришла в голову такая простая мысль?
Кедрин огляделся. Рация — вот она, справа. Где мы сейчас? Справа — тот самый Угольный Мешок, черный провал в мироздании. Интересно: кораблик сейчас как раз на прямой линии, соединяющей примерно то место, где загорелась однажды зеленая звезда, и спутник-семь. Нет, не вполне точно: спутник сейчас несколько в стороне, он ведь постоянно меняет место, обращаясь вокруг Земли. Ну, все равно. Сейчас важен не седьмой спутник, а десятый. Вот он, кажется. И он сейчас находится на этой самой линии…
Сориентируем антенну поточнее. Теперь включим…
Он включил рацию. И отшатнулся.
Ему захотелось заткнуть уши: такой набор комплиментов посыпался из динамика. Прямо не верилось, что в Приземелье кто-то мог употреблять такие обороты речи. Безобразие!
Но все же интересно. Послушаем.
Нет, но какие слова!
— Вы! Сто семидесятый! Кретин вы! Сонный тюлень, каракатица, драный пес! — орал динамик. — Молокосос, вы! Сто семидесятый! Уберете вы свои потроха с дороги или нет? Больная корова! Вы слышите? Или умерли?..
Кедрин весело смеялся. Неожиданное словоизвержение ему даже понравилось. «Вот уж, действительно, нравы» — сказал бы Меркулин. А что он, собственно, ругается, хрипун этакий? Чего хочет?
Кедрин устроился поудобнее. Динамик в это время выдавал что-то в еще более высоком темпе, но по-немецки. Затем вступил другой голос, и перебранка пошла уже по-английски. Новый интересовался, не собирается ли уважаемый сэр освободить пространство для рейсового лунника. Уважаемый сэр ответил, что его самого не пускает какой-то живой покойник, удобно расположившийся в самом узле трасс, а поворачивать или резко гасить скорость сейчас нельзя, потому что он везет груз живых цыплят, и они не выдержат такого ускорения. Уважаемый сэр рычал и клокотал, в его речи гремело немецкое «р», но его собеседник, находясь на пределе возбуждения, забыл, очевидно, все другие языки, кроме родного, и даже кедринский динамик задребезжал от грозного «поррр диос!», после чего перебранка началась сначала — вернее, оба начали проклинать растяпу, застрявшего в этом самом узле трасс.
Кедрин развлекался, слушая их, еще с полминуты, а потом сообразил, что номер сто семьдесят он видел на борту этого самого корабля, и что презренный растяпа — он сам; не кто иной, как он на своем катере болтается на месте… Кедрина прошиб холодный пот. Он нажал кнопку «старт» и рванул рычаг газа с такой силой, что на миг потемнело в глазах. Он сделал это очень своевременно: через несколько минут недалеко от него пронесся, мигая выхлопами, круглый планетолет, а еще через три минуты его место занял лунник. Торжествующие проклятия гремели в динамике, и Кедрин почувствовал, что у него нет больше сил.
Снова затормозившись, он включил автоподстройку рации. Надо было все-таки разыскать Ирэн: другой такой возможности, наверное, ему не представится… В эфире слышался голос Велигая, который не спутаешь ни с чьим; конструктор разыскивал свой катер. Кедрин смог бы объяснить, где этот катер находится; но он еще не нашел Ирэн. Затем настройка сдвинулась. И внезапно Кедрин насторожился.
Такого он еще никогда не слышал; это не была открытая передача Приземелья, но и на коды лунных станций тоже не было похоже. Унылый вой — словно волк пел свою лунную песню — плавно нарастал, затем падал и нарастал снова, но если вслушаться, этот вой нес в себе что-то. Обрывки слов?
Кедрин вслушался. «Свет» — услышал он. И снова вой. «Надеемся…» Опять вой. «В порядке…» Или это лишь кажется, что тут и там проскальзывают эти слова? Но если даже это только чудится…
Кедрин уже знал основное правило Приземелья: ни один странный факт не следует оставлять без внимания. Эта передача, без сомнений, относилась к странным фактам. Поэтому Кедрин тщательно измерил и записал частоту. Он записал бы и всю передачу, но не знал, есть ли на катере устройство для этого. Поэтому, определив частоту и направление — передача, оказалось, была остронаправленной — он вздохнул и включил передатчик.
Он не стал вдаваться в подробности; это придется сделать позже. Он просто ответил на вызов Велигая и сообщил, что возвращается.
— Я не завидую тебе, мой отчаянный друг, — сказал Гур.
Кедрин пожал плечами. Откровенно говоря, он и сам себе не завидовал. Но ничего не поделаешь; Велигай ждал, и надо идти к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});