– По-моему, это тень на плетень… – вздохнула Лора. – Просто ты не знаешь Ирину Анатольевну Гордееву. Да и к чему ей хотеть сближения? Она ненавидит меня. Она сказала Алеше, что я умерла! Чистая, стопроцентная ненависть. В общем, ты хочешь видеть второе дно, где его нет и в помине.
– А ты, по-моему, мало что смыслишь в жизни, – отрезал Сева, лишь отчасти смягчив слова улыбкой.
– Хорошо. Отлично!
– Надо подумать. – Сева пропустил саркастическую холодность Лориных слов. – И, возможно, кое-что разузнать. Сведений маловато.
Лора застонала:
– Давай хоть пять минут не будем говорить о моей бывшей свекрови?
Сева сделал большие глаза, и в их радужных оболочках отразилось теплое сентябрьское солнце.
– А ты изменилась сегодня, – сказал он. – Совсем другая. Не то проснулась, не то осмелела. Мне нравится. Так чем ты хочешь заняться?
Вид у него стал до невозможности многозначительный и плутовской. Невероятно, как этот человек может так быстро переключаться, перестраиваться? В прошлой жизни он явно был авантюристом или мошенником.
А может, фокусником.
Подслушав ее мысли, Сева поднял с тротуара несколько каштанов, выбрал те, что побольше и покрасивее – точь-в-точь красное дерево с лаком, – и принялся жонглировать. Причем получалось у него здорово.
– Ума не приложу, где ты научился еще и этому! Если сможешь ехать на мотоцикле, продолжая вытворять такие вот штуки…
– То буду похож на циркового медведя, – подхватил Сева. Словил четыре каштана одной рукой и как ни в чем не бывало сунул их в карман Лориной куртки.
Астанина воспротивилась: «Эй, ну что ты творишь?» – стараясь не подать виду, что заметила, какие горячие у Севы руки. Даже сквозь ткань.
17.39
Промчаться по Городу на мотоцикле… Лора давно подозревала, что не стоять в пробках и на любом светофоре быть первой – это несравнимо ни с чем, но теперешняя поездка даже превзошла ее ожидания. Конечно, нет никакого шлема, мощь железного зверя под пятой точкой, ветер в лицо: были бы у нее длинные волосы вместо пепельного ежика, и она была бы похожа на героиню фильма. А впрочем, какие они с Севой герои? Смешно. Но все равно держать его, прижиматься грудью к его крепкой спине оказалось приятно и даже отчего-то волнительно, и когда двигатель мотоцикла замолчал возле Пушкинской, Лора вздохнула почти разочарованно.
– Я так понимаю, – уточнил Корнеев, – ты устроила себе выходной?
– Скорее, перерыв, – спокойно, без иронии пояснила Лора. – К вечеру нужно будет возвращаться к работе.
Они медленным шагом направились вдоль бульваров. Возле памятника Пушкину ждали друг друга люди, назначившие встречу по общемосковскому обыкновению, маленькая девочка в желтом комбинезоне руками ловила листья в воде фонтана.
– Скажи, почему ты стала заниматься извозом? – полюбопытствовал Сева.
– С судимостью не так-то легко устроиться. А есть что-то надо.
– Ты могла бы чинить тачки. У тебя это неплохо получается.
– А тут платят больше.
Сева остановился и, требовательно заглянув Лоре прямо в глаза, спросил:
– Скажи правду.
И она, как зачарованная, выпившая сыворотку правды, тут же произнесла:
– Я люблю людей. Мне интересно наблюдать за ними. Они все разные. И всем больно. Так я не кажусь себе… ущербной.
– Ты часто им помогаешь, – пробормотал Сева убежденно.
Лора заколебалась:
– Не уверена, что кто-то кому-то может помочь. Не думаю.
– А я не думаю, – серьезно проговорил Сева. – Я знаю. Только человек может помочь другому человеку. Не время. Не место. Только человек. Мы все связаны, более того, я постоянно ощущаю, почти вижу, как мы будто держим все вместе что-то одно большое и неподъемное. Похоже на ту песню про атлантов… Только речь не о небе, о другом.
Несколько минут они брели плечом к плечу. Сева поддевал носком туфли ржавую и багряную листву, которую еще не успели вымести с тротуаров дворники. Кирпичная крошка, которой в сквере посыпали дорожки, прилипала к подошвам и поскрипывала. Из небольшой, безвредной по виду тучки начал сеять дождь.
– Зонта у нас, конечно, нет… Не промокнешь? – Сева с беспокойством оглядел Лору.
Та до самого подбородка застегнула «молнию» на куртке и отрицательно покачала головой:
– Нет. А вот та барышня попортит мех… Смотри. Актриса, что ли?
Лора указала на женскую фигурку, вжавшуюся в стену давно не ремонтированного особнячка на Страстном бульваре, по нечетной стороне. Даже не особнячка, а одного уцелевшего флигеля, прилепившегося к уродливому новострою. Закутавшись в серый меховой палантин, выглядела она в высшей мере странно, но, впрочем, Лора за годы, проведенные в Городе, видела предостаточно занятных личностей. Эта женщина определенно заслуживала внимания. Под палантином на ней было длинное темное платье, стилизованное под XIX век, из-под подола выглядывали симпатичные ботиночки на пуговках, тоже под старину. И только головной убор выбивался из давней моды: его не было вовсе. Тугие локоны, подобранные к затылку, струились на жемчужный мех. Примечательнее же всего были глаза, воспаленные, с безумным выражением, создать которое под силу лишь страданию. Сердце Лоры мгновенно отозвалось на сигнал бедствия, который всем видом подавала незнакомка.
– Девушка, вам помочь? – Она шагнула ближе. О, эта неповоротливость русского языка, высмеянная еще Грибоедовым: как обратиться к незнакомой особе женского пола? Сам поэт выбирал между мадам, мадемуазель и сударыней, но такие роскошества в прошлом. Подойдя ближе, Лора убедилась, что незнакомка не так уж молода, в ее чертах, искаженных душевной болью, не было присущей юности свежести или наивности, так что девушкой ее можно назвать лишь из нежелания обидеть. Незнакомка среагировала на звук голоса неожиданно: она испуганно отпрянула, и ее руки, затянутые в узкие перчатки выше локтя, взметнулись к горлу.
– Все в порядке? – продолжала допытываться Лора, ожидая втайне, что незнакомка вот-вот улыбнется, и окажется, что она актриса из «Театрального центра на Страстном», к примеру, и выскочила на улицу в сценическом костюме, чтобы купить кефира или сигарет. А боль в глазах – ну, роль не выветрилась из мозгов. Актрисы, они такие, говорят…
Но незнакомка молчала. Потом закашлялась тяжелым кашлем простуженного горла и запущенного бронхита. Лора и Сева озадаченно переглянулись. Одета она была для осеннего дня даже жарко – не говоря уж о том, что несовременно.
– Нет. Нет, мерси, – проговорила она, когда приступ стих. Несмотря на довольно обычное для Москвы сленговое «мерси», природное грассирование выдало в ней иностранку. – Нет, мерси, ничего не в порядке.