санузел.
Клим Пантелеевич впервые в жизни летел на аэроплане. Он почти не отлипал от большого прямоугольного окна с занавеской, наслаждаясь панорамой местности, проплывающей под крыльями биплана. Каналы, мосты, и железные дороги Голландии были отчётливо видны. Потом началось Северное море. Удалось даже разглядеть океанский лайнер, дымивший своими трубами. Море незаметно перешло в пролив Ла-Манш. И вновь показалась суша. Это была уже Англия.
В салоне явился взору авиатор и объявил по-французски, что самолёт начинает снижение. Он порекомендовал пассажирам крепко держаться за подлокотники кресел и удалился в кабину[79].
Через полчаса шасси «Голиафа» коснулись взлётной полосы военного аэродрома. Ардашев щёлкнул крышкой золотого «Мозера». Стрелки показывали пять пополудни. Полёт длился немногим более четырёх часов. Теперь предстояло купить билет на поезд до Саутгемптона и уже там сесть на ближайший пароход до Нью-Йорка.
Сойдя на грешную землю, Клим Пантелеевич застыл на месте. В нескольких сотнях метрах от него слегка покачивался на ветру сигарообразный дирижабль. Он был привязан к большой мачте, точно кит на привязи. К ней же крепился транспарант: «London – New-York. Welcome!»[80].
У «Голиафа» появился английский офицер. В руках у него был коричневый портфель.
– Господа, – сказал он, – я провожу вас в контору, для проверки виз и багажа. Прошу следовать за мной.
– Сэр, не скажете ли, когда этот цеппелин поднимется в воздух? – осведомился Ардашев.
– Это английский дирижабль, сэр, а не цеппелин, – недовольно поправил британец. – Посадка уже заканчивается. Минут через тридцать его уже и след простынет.
– Я успею купить билет на этот рейс?
– Думаю, да, сэр. Это второй пробный полёт. И многие ещё боятся на нём вояжировать. – Он внимательно посмотрел на Клима Пантелеевича, поправил ремень и спросил стальным голосом: – Вы точно собираетесь лететь?
– Да, сэр.
– В таком случае, я обязан отметить «транзит» на вашей визе. Давайте заграничный паспорт. Я сделаю это прямо здесь. Иначе вам не успеть.
Клим Пантелеевич протянул документ. Офицер полистал его, нашёл наклеенную марку Великобритании, вынул из портфеля небольшую прямоугольную деревянную печать, дыхнул на неё, и, приставив паспорт к коленке, шлёпнул отметку «транзит».
– Прошу, – он вернул документ Ардашеву и предупредил: – Идите прямо к дирижаблю и никуда не сворачивайте. Это военный аэродром. Здесь нельзя передвигаться без сопровождения. Удачного полёта!
– Всего доброго, сэр.
Частный детектив зашагал мимо целого ряда «Бристолей», «Хевилендов», «Ньюпоров», «Спадов» и «Викерсов».
У дирижабля стоял человек с усами, в кожаной куртке, шлеме и лётных очках, натянутых на лоб. Он был в галифе и военных ботинках.
– Добрый день! Сэр, я могу купить билет до Нью-Йорка? – поставив на землю чемодан, спросил Клим Пантелеевич.
– Добрый день! Он стоит семьдесят фунтов.
– Я хотел бы заплатить в американских долларах.
– Без проблем. Когда вы поднимитесь в гондолу, я найду вас и выдам билет. Я младший помощник капитана, а вы, как я понимаю, наш последний пассажир. Но прежде, чем вы пройдёте на борт, я должен убедиться, что в вашем багаже нет легковоспламеняющихся предметов.
– Пожалуйста, – Клим Пантелеевич щёлкнул замками глобтроттера.
Аэронавт не стал копаться в вещах. В знак того, что осмотр закончен, он кивнул головой и сказал:
– Добро пожаловать на борт.
– Благодарю вас, – бросил Ардашев и стал пониматься в гондолу по лестнице небольшой железной башни.
Глава 26
В воздухе
В кают-компании огромного воздушного дома было всего восемь человек. Из них только две дамы. Одна – явная феминистка из Штатов лет тридцати с короткой стрижкой и хитрым взглядом, который присущ всем женщинам-хищницам. Она что-то возбуждённо доказывала седому джентльмену с грустным лицом, который слушал её молча, боясь перебить. Он кивал, пил мелкими глотками вино, и, посматривая украдкой на её декольте, соглашался с её доводами. Вторая – юная, зеленоглазая, с вздёрнутым, ещё носившим печать детства, носиком, лет восемнадцати; брови у неё были похожи на крылья ласточки. Она сидела с мужем, выглядевшим старше её лет на десять, и грустила, потому что он пялился на стройную феминистку.
И хотя каждый из присутствующих мог находиться в своей каюте, всем хотелось общаться, потому что это был всего лишь второй полёт английского дирижабля через Атлантику. Первый состоялся год назад. И неудивительно, что время от времени пассажирами овладевали и восторг, и скрытый страх одновременно. Избавиться от страха они пытались по-разному: кто-то безостановочно болтал, рассказывая анекдоты, кто-то уплетал холодные закуски, а кто-то налегал на алкоголь.
Кроме страха пассажиров объединяла и показная словесная смелость. Каждый старался убедить соседа по столику, что вояж через Атлантику на новом воздушном транспортном средстве – лёгкая прогулка, которая менее опасна, чем путешествие на пароходе. И тут же в качестве примера приводилась драма «Титаника», унёсшая жизни полторы тысячи человек, хотя за прошедшие восемь лет с той трагической даты в морях и океанах погибли десятки тысяч людей. Затем обязательно вспоминали трагедию «Лузитании», случившуюся 7 мая 1915 года. В тот пасмурный, холодный день капитан немецкой подводной лодки U-2 Вальтер Швигер отправил на тот свет тысячу двести человеческих душ.
Ардашев как-то прочитал, что статистику морских катастроф начали вести только с 1902 года. Оказалось, что ежегодно в водной пучине исчезает 398 судов. А если взять все известные среднегодовые потери кораблей за девятнадцатый век, то цифра будет вообще фантастической – 3000! А сколько было там пассажиров? А матросов? Страшно подумать! И речь в данном случае идёт именно о судах, а не рыбацких шаландах, фелюгах и баркасах, гибель которых никто никогда не подсчитывал.
Когда пассажиры сравнивали безопасность дирижабля и маломестных, далеко несовершенных, часто бьющихся аэропланов, то выигрывали, конечно, цеппелины. Они превосходили в надёжности и поезда, не говоря уже об автомобилях.
Один из присутствующих несмело заикнулся о том, что, как писали в газетах, за последние двадцать два года случилось примерно пятьдесят крушений дирижаблей, стоивших жизни двум сотням человек. Феминистка тут же возразила, что это сущая чепухенция по сравнению с жертвами на других видах транспорта за тот же период. С ней все согласились и подняли бокалы за счастливое путешествие.
Клим Пантелеевич слушал собеседников, цедил шампанское, улыбался и молчал. Он не хотел разочаровывать своих спутников, находивших удовольствие в самообмане. Ведь в 1920 году дирижабли были, преимущественно, военными, и гибли на них не пассажиры, а члены экипажа, либо их конструкторы. Массовым пассажирским транспортом цеппелины ещё не были. Кстати, сам R 34, хоть и построенный на английской верфи Бердмор, был копией германского цеппелина L-33, подожжённого зенитным огнём англичан и севшего на их позиции ещё в 1916 году. Целыми и