Читать интересную книгу Современная индийская новелла - Амритрай

— Хорошо, посмотрим, что вы сможете сделать. Возьмите с собой Бхарат Рама и поезжайте. Да глядите, чтобы ваши обещания не оказались пустой болтовней.

— И вы совершили чудо?! — снова перебил я рассказчика.

— Честно говоря, брат, никакого чуда не было. Но мы пошли на небольшую хитрость. Иногда ведь приходится новые понятия облекать в старую форму, для новых песен использовать знакомые ритмы. Важно затронуть сердца людей — в этом правда поэзии. Она была известна всем нашим великим поэтам.

Всю ночь не сомкнул я глаз, слагая песню, которую собирался спеть этим людям, не знающим света, не желающим расстаться с грузом прошлого.

Наутро вместе с механиком Бхарат Рамом, у которого на шее, подобно гирлянде, висел барабан, я отправился в деревню.

О, проснитесь, братья мои!Воспряньте, забудьте об идолах,Что так долго угнетали вас,Хижины ваши готовы рухнуть,А дорога, по которой шагают                                           вашиНатруженные ноги, усыпана                                           колючками.И отовсюду доносится шепот                                           проклятий…

Услышав звуки барабана и песню, со всех концов деревни сбегались жители Камли.

— Этот косоглазый всех нас разбудил своими воплями! — закричал Пракаш.

— Да это ничтожный механик Бали! — сморщился Даршан Сингх.

— Сын свиньи! — еще более резко высказался его брат.

— Подождите, дети, — сказал Карнел Сингх сыновьям, — интересно все же послушать, что он поет.

— У него не такой уж плохой голос, — поддержал его Джарнел Сингх. — Я как-то слышал, как он поет «Хира и Ранджху». Ну-ка, Бали, спой нам «Хира».

Но я не стал петь «Хира и Ранджху», а вместо этого повторил начало своей новой песни.

— Это мы уже слышали, — сказал старый Виру. — Спой нам лучше что-нибудь в честь Камли. Пусть она на заре благословит нашу деревню и сделает так, чтобы дьявольская плотина исчезла, а поля наши постоянно зеленели.

— Да, да! — закричал Рам Джавайя. — Пусть она пошлет нам богатство!

— Хорошо, — сказал я. — Я спою вам песню в честь богини. Но вы не забывайте слов мудреца, сказавшего: «Человек сам для себя создает множество цепей и думает, что они надежны и крепки. Но правда, божественная правда ломает эти хрупкие цепи, и тогда человек начинает постигать ее». Я пою для всех людей, никогда не отступая от истины. И я запел снова:

О богиня, чьей милостью живы мы,Дай нам свое благословение!Прежде здесь, в этой деревне,Находила ты свое воплощение,А теперь воплощаешься в силу,Исходящую от великой плотины Мангал!..

— Это кощунство! — захрипел старый Виру.

— Богохульство! — завопил Рам Джавайя.

— Этот малый — болтливый лгун! — заявил бабу Тарачанд.

Но я продолжал петь, не обращая на них внимания.

О богиня, чьей милостью живы мы,Прежде ты воплощалась в этой                    благословенной деревне,А ныне ты мчишься прозрачной                    водой на Мангале.И сила твоя влита в бетон                                      плотины,          устремившейся к небу.Именно оттуда принесешь ты                    людям свет,Что озарит манговые рощи,И новые цветы засияют       у ног твоих,И аромат цветов этих будет                        прекрасен,И машины электростанции,           из которых ты черпаешь свет,Не заглушат гудения пчел,Что будут, как всегда,         устремляться к цветам.И птицы зальются песней,И ветер, мягкий и теплый, погонит           рябь по водам каналов,И вечно будешь ты, о богиня,           гнать воды озера МангалК нашим полям.И воды эти — твои воды —Унесут прочь тяжесть,Что не дает поднять рук и                    печалит сердце…

— О вах! Вах! — не выдернув, воскликнул Карнел Сингх. — Какая красота!

— Молодец, Бали! — сказал Джарнел Сингх.

— И голос неплохой у этого косого! — добавил Рам Джавайя.

— Да он поэт, хоть и сам не знает об этом! — изрек бабу Тарачанд.

Только старый Виру ничего не сказал. Но разве он мог возразить? Ведь я славил богиню, которая воплотилась нынче в озере Мангал.

— О юноши Камли! — продолжал я. — Слушайте барабан Бхарат Рама и пойте вместе с нами песню радости! Пусть искупятся грехи ваши и сердце встретится с сердцем! Разбейте чашу, наполненную сомнением, и голоса ваши сольются с живительной влагой великого озера Мангал.

И чудо свершилось: юноши подхватили песню, и она величественно поплыла над полями и манговыми рощами. А вслед за юношами, сначала смущенно, а потом все увереннее, запели все остальные, даже старейшины.

И когда грузовики, гудя моторами, тронулись к Чандигарху, песня разнеслась еще дальше, и лица людей были радостны.

Перевод Г. Бровскина и В. Махотина

Разипурам Кришнасвами Нарайан

Сладости детям*

Кали жил среди заброшенных, пустующих домов Ройяпурама в лачуге, которую сложил своими руками из старых кирпичей. Рядом с ним «построились» еще двое: рикша Куппан, силач и ленивец, который, заработав малую толику денег, сразу же отправлялся домой, и Пачаи — этот, притворяясь слепым, выпрашивал милостыню на автобусных остановках. Одиночество сблизило их: Куппан расстался с женой много лет назад, а семья «слепца» жила в деревне, он посылал им деньги. Кали еще мальчишкой был предоставлен самому себе, и ни одна душа о нем не заботилась. Он не знал даже толком сколько ему лет. Выглядел он грозно, хотя был по-детски простодушен. Люди пугались его огромного роста, сильных мускулистых рук. И лицо его казалось свирепым из-за лохматой, запущенной бороды.

Можно сказать, он жил сносно, ни на что не сетовал, ничем не огорчался. На жизнь ему нужна была одна рупия в день, а столько-то он спокойно зарабатывал, перетаскивая мешки риса с грузовиков на базарный склад. Любимым его занятием было, стоя у ворот школы, наблюдать за детьми. Это доставляло ему наслаждение. Он с восторгом говорил Пачаи: «Как много они знают, эти малыши! А мы-то с тобой, здоровенные болваны, не можем даже как следует сосчитать то, что сами заработали». Он зачарованно смотрел на детей, на их карандаши, книги, грифельные доски и думал: «Как бы мне хотелось, чтобы и меня научили всем этим пользоваться! Даже самый крошечный из них умеет держать карандаш и старательно выводит каракули!»

Сегодня Кали чувствовал себя совершенно счастливым. Вчера вечером он разгрузил машину с зерном, и его маленький кошелек был туго набит. Он решил устроить себе праздник. Но сотоварищам его этого знать не следовало, не то рикша, почуяв лишние деньги, потянет его пить грог, а «слепец» станет докучать просьбами дать в долг. Поэтому, когда Куппан поинтересовался, почему Кали не уходит из дому, он заохал:

— Что-то все плечо разломило, — и, скорчив гримасу, добавил: — Я должен отдохнуть хотя бы полдня.

— Если у тебя болит плечо, клади груз на спину, — сочувственно посоветовал Куппан, и оба соседа отправились по своим делам.

Около одиннадцати Кали проголодался и захотел пить. Он пошел к колонке, где несколько женщин ждали, пока наполнятся их кувшины. Наконец настала его очередь. Он напился не торопясь — спешить некуда. На душе было отрадно. Он сел и стал смотреть на звонкую струйку воды. Так он просидел в забытьи до тех пор, пока вода вдруг не перестала течь. Кали встал, вытер краем дхоти обрызганное лицо и расчесал пятерней взъерошенные волосы. Пора и поесть. Легкий ветерок донес до него запах гвоздики, корицы и еще каких-то специй — аромат мяса, жарящегося в топленом масле. И он сразу понял, куда пойдет — в ресторанчик «Великая Махараштра», который обычно посещали любители бирияни[70] и плова.

Когда некоторое время спустя Кали вышел из дверей «Великой Махараштры», он с трудом мог держаться прямо — до того наелся. Он вернулся домой, растянулся на своей постели и немедленно заснул.

Проснувшись около четырех часов пополудни, Кали потянулся и зевнул. Ему все еще хотелось спать. Ходить полусонным Кали не любил. «Говорят, в таких случаях хорошо выпить кофе», — вспомнил он и, решительно поднявшись, направился в кафе на главной улице. Кали был горд, что сидит в кресле и заказывает кофе. Он нежно погладил кошелек. После двух чашек он почувствовал себя бодрым. Получая у стойки сдачу, Кали услышал, как в школе прозвенел звонок, и вспомнил о детях. «Пойду-ка я на свое место, скоро они будут выходить…» Его взгляд упал на витрину со сладостями самых разнообразных цветов и форм. Он указал на несколько сортов: