с другой стороны, но сейчас и там никак: были дожди, дорогу размыло, потом проехали трактора — и все, только пешком.
Она говорит об этом легко и со знанием дела, и я только улыбаюсь:
— Как скажешь. Веди меня.
Арина и вправду берет меня за руку и ведет через полосу рябин и черемух, за которыми открывается живописный вид на заброшенный участок, поросший высокой травой и ярким разноцветным люпином. Прямо перед нами — дом, за ним — пшеничное поле. Справа — дикий малинник и второй дом, старый, покосившийся, со сломанной печной трубой. За малинником — баня, огород, который можно узнать только по двум теплицам с разбитыми стеклами, и веревочные качели между двух столбов. К ним Арина и подходит, только веревки давно сгнили и прорвались, а сидушка валяется на земле, поросшая мхом.
— Грустно, — говорит Арина. — Я каждое лето качалась на них.
— Можно отремонтировать, — отзываюсь я, но она тянет меня обратно:
— Потом. Старый дом открывать не будем, идем сразу в новый.
— Конечно.
Дом оказывается закрыт на амбарный замок. Поддается он не сразу — немного заржавел от дождей и непогоды. Сама дверь тоже распухла от времени и открывается очень неохотно. Но когда мы наконец входим в темные сени, Арина вдруг всхипывает и закрывает ладонями лицо.
— Что такое? — спрашиваю я, обнимая ее сзади за плечи.
— Просто… я так люблю этот дом, — отвечает она сквозь слезы. — Здесь проходило каждое лето моего детства, здесь — все самые теплые и светлые воспоминания, столько счастливых моментов с родителями, бабушками и дедушками… Здесь оставлен самый большой кусок моего сердца.
Я не нахожу правильных слов, но Арине они и не нужны. Она идет по сеням, а потом толкает дверь в избу. Скользит пальцами по стенам, собирая пыль и воспоминания. Я шагаю за ней, но и сам уже как будто не здесь, потому что в голове все вдруг переворачивается.
Я собирался сделать это вечером в ресторане, но кажется, этот дом — единственное правильное место.
— Арина… — начинаю я, и она оборачивается:
— Что, Петь? — и в глазах у нее блестят слезы воспоминаний и счастья.
Я встаю на одно колено:
— Ты выйдешь за меня замуж?
52 глава. Пыль и любовь на полу
Арина
Я смотрю на него, широко распахнув глаза.
Ладно, давайте признаем: я ждала этого — в какой-то момент, и даже совсем скоро. Но прямо сейчас? В доме моего детства? Он решил так заранее или… Я щурюсь. У него нет кольца. Это было спонтанно, понимаю я сразу. Просто потому что я расчувствовалась и показала ему, как важно для меня это место. Здесь — мое сердце. И он свое тоже решил оставить тут, разделить напополам с моим, придать этому дому еще большее значение, чем было. Это осознание захлестывает меня с головой, накрывает эмоциями, заставляя вытирать слезы дрожащими пальцами и опускаться на колени рядом с ним, чтобы взять его ладони в свои и прошептать громко и взволнованно:
— Да, конечно, да!
— У меня нет кольца, потому что… Оно есть, точнее, только дома. Я собирался сделать предложение вечером, во время ужина в ресторане, но…
— Я все понимаю, — шепчу я ему в губы, и это правда: объяснения тут просто излишни. — Просто поцелуй меня, — и он послушно целует, обхватив мое лицо ладонями и опаляя кожу горячим дыханием. Все мысли моментально вылетают из головы, оставляя только сладость любимых губ и ощущение правильности происходящего. Я стою голыми коленками на пыльном полу посреди дома моего детства и целуюсь с мужчиной, за которого только что согласилась выйти замуж. Идеально.
Время замирает, оставляя нас наедине, и по телу идет дрожь желания. У меня нет никаких сомнений, я не собираюсь его останавливать. Сильные мужские ладони скользят по моей шее, плечам, рукам, перемещаются на спину и останавливаются на бедрах, сжимают сильными пальцами ягодицы и притягивают к себе вплотную, телом к телу, не оставляя ни сантиметра между его и моей горячей кожей. Явная выпуклость в области ширинки упирается в самый низ моего живота, я быстро добираюсь до нее ловкими пальцами, чтобы взяться за пряжку ремня и дернуть на себя.
— Так быстро? — Петя улыбается мне в губы, а в потревоженном воздухе пляшет пыль, подсвеченная солнцем из немытых окон.
— Ты же хотел меня… и вроде бы, до сих пор хочешь, — быстро расстегнув ремень и ширинку, я ныряю ладонью под резинку его белья и обхватываю пальцами твердый, налитый кровью член. Петя в ответ только вздрагивает и стонет, крепче впиваясь пальцами в мою задницу, а потом опрокидывает меня на прохладный пол, поднимая клочья пыли. Я смеюсь и чихаю, он тоже, а потом мы снова целуемся.
— Хочу… и люблю, — шепчет мужчина, и я растворяюсь в его словах и его руках. Он расстегивает три маленьких пуговицы на моем сарафане и запускает внутрь горячую руку, накрывая шершавой ладонью возбужденные груди, гладит их, пощипывает пальцами затвердевшие соски, заставляя толпы мурашек стекать по телу вниз, между бедер, где поднимается настоящая буря.
Он снимает с меня сарафан, и я падаю обнаженной спиной на пол, прижимаюсь лопатками к выкрашенным бордовой краской деревянным плиткам, по которым бегала все детство. Петя наклоняется надо мной, целуя шею и грудь, лаская языком и вгрызаясь в расплавленную, как сливочное масло, кожу, и одновременно стягивает с себя джинсы и трусы. Я лихорадочно стаскиваю с него футболку. Вся одежда летит на пыльный пол, но нам плевать. Наконец, мужчина подцепляет пальцами резинку моих трусиков и тянет вниз, спуская по ногам ненужный кусок ткани. Я сразу распахиваю перед ним бедра, без тени смущения показывая свое возбуждение. Я горячая, влажная и раскрытая, и у нас никаких причин медлить. Мои пальцы скользят по его прессу и решительно хватают член, чтобы направить внутрь разгоряченного тела…
— Погоди, — шепчет Петя взволнованно. — Презерватив…
— Забудь, — выдыхаю я ему в губы, чувствуя, как вспыхивают щеки.
— То есть… — он хмурится, на мгновение заглядывая мне в глаза, но понимает меня быстро и правильно, тут же подаваясь вперед и входя в меня одним глубоким толчком. Я вскрикиваю от удовольствия, обнимая мужчину руками и ногами, и утыкаюсь лбом в сильное плечо, тут же начиная двигаться бедрами навстречу его бедрам.
— Я люблю тебя, — шепчу я хрипло и исступленно, чувствуя, как внутри нарастают жар и напряжение, и все нервные окончания вытягиваются тонкими струнками, дрожащими от нестерпимого кайфа.
— Я люблю тебя, — вторит Петя эхом, запуская пальцы