а с другой, ну если ты такая квашня, куда ты лезешь в политику? Ну, какой из тебя борец за свободу народа, если ты за собственную честь и достоинство побороться не можешь? Не понимаю я таких людей.
Троица мелких жуликов, жалась от меня в углу топчана. Уважают. Ну, а я вольготно расположился с противоположной от них стороны, положив под голову любезно предоставленные милейшими бандитами пиджачки. Мне даже удалось поспать. Кузьма с Михаилами пообещали приглядеть и если что не так разбудить. Так и продрыхли по двое. Полночи мы с Кузьмой, полночи Миши. Кузьма вдобавок оказался односельчанином моего знакомого местного таксиста Макара из Криводановки. В общем, наладил контакты с местными аграриями.
Наконец звякнули ключи, и в камеру заглянула помятая морда нового надзирателя. Лукич, видать, сменился.
— Уколов, давай на выход, — недовольно прогнусил он, — Их благородия ждуть. Быстрей давай! — тут же рявкнул он на меня.
— Рот закрой. На жену орать будешь! — не, ну ничего себе прыщ! Будет всякая шваль на меня варежку разевать.
— Ужо, я щас тебя! — покраснел надзиратель, бешено вращая рыбьими на выкате глазами и топорща усы. Ну, чисто таракан. До того похоже, что я, не выдержав рассмеялся. Через мгновение ржали все, даже Павлик тоненько подхихикивал в рукав своей форменной тужурки. Едва я вышел из камеры повторилась история с вчерашним солдатиком. Мстительный гад решил втихую сунуть мне кулаком под ребра. Только исполняет он свою задумку медленно и неуклюже. Для меня медленно. Будто случайно делаю шаг чуть в сторону, и этот идиот едва не падает на пол, провалившись вперед. — Осторожней, господин надзиратель. Убьетесь ведь. Кто наш покой и сон охранять будет?
— Шагай, давай! — злобно прикрикивает он, и разражается длинной матерной тирадой.
— Ай-яй-яй, как нехорошо. Вы же при исполнении. Нельзя же так. Что о вас Его благородие подумает.
Таракан тяжело дышит от злости, но видимо решает больше не связываться со мной.
Сегодня занято три стола. А вот стол вчерашнего раздражительного господина, наоборот свободен. В комнате стоит густой пеленой табачный дым. Эх, нет на вас, ребята, Государственной думы! Проходим мимо, на нас никто не обращает внимания, все заняты своими делами. Двое что-то пишут, третий разговаривает с дебелой теткой.
— Ой, как есть, обнесли, Ваше благородие. Сосед это, Акимка. Как есть, он, — причитает бабища, на что полицейский меланхолично кивает, смоля папиросой.
— Значит, ты утверждаешь, что обокрал тебя сосед Аким? Как фамилия соседа, кстати?
Фамилию соседа я так и не узнал. Меня завели в дверь ранее незамеченную мной. Небольшой предбанник со столом заваленным бумагами и монструзным шкафом с папками, занимающим большую часть комнатушки. Видимо тут должен сидеть делопроизводитель, но сейчас его нет. И еще одна дверь, обитая черной материей. Мой сопровождающий робко стучится и, приоткрыв щелочку, негромко докладывает:
— Ваше благородие, задержанный Уколов доставлен.
— Пусть заходит, а ты свободен, — раздался из-за двери негромкий приятный голос, — И мундир поправь, погон чуть не на пузо уполз, не городовой, а михрютка какой-то, посмешище!
— Так точно, Ваше бррродие, слушаюсь, Ваше бррродие! — о, как рвение-то свое показывает, только зачем так рычать на начальника? — Заходи, давай, — мой сопровождающий, красный как рак, отошел в сторону, пропуская меня в кабинет, а сам зашарил руками по мундиру, приводя себя в порядок. Ну а что, злоба ни к чему хорошему не приводит. Хотел меня поучить, не получилось, в ярости своей желчной не обратил внимания на вешний вид, вот и подставился перед начальством. Как там в моем мире говорили? Сам себе злобный Буратино! Добив «таракана» ироничной усмешкой захожу в довольно просторный кабинет. Делаю несколько шагов вперед, чтобы не стоять у самой двери, как бедный родственник.
За обитым сукном столом под портретом Александра Третьего сидит долговязый худой мужчина в полицейском мундире, с тремя звездочками на погонах. Что за звание или чин, ни сном, ни духом. Не научился пока различать, кто есть кто в местных реалиях. В армейских званиях разобрался худо-бедно, а в остальных ни в зуб ногой. Надо исправлять сей недочет. Тут, почитай, почти все, кто при службе военной или гражданской, не важно, в мундирах ходят.
— Участковый пристав Зубрицкий Иннокентий Петрович, — представляется мужчина, бросая быстрый, настороженный взгляд мне за спину.
— Уколов Дмитрий Никитич, — представляюсь в ответ и оборачиваюсь посмотреть, на кого там поглядывает господин Зубрицкий.
В углу, закинув ногу на ногу, выставив напоказ носки начищенных до блеска остроносых туфель, сидит еще один мужчина. Он хоть и в гражданке или, как здесь говорят, в цивильном платье, но пронзительный, уверенный, с чувством легкого превосходства взгляд выдает в нем полицейского. И, судя по всему, он на этом болте самый главный кулик. Похоже, то самое начальство из Томска, о котором вчера говорили городовые. Это что, по мою душу что ли? Гляжу, вопросительно приподняв бровь, на вальяжно развалившегося на стуле мужчину.
— Костромин Аполлинарий Антонович, — представляется тот, слегка опустив подбородок. Возвращаю ему такой же небрежный поклон:
— Уколов Дмитрий Никитич, — щека Костромина дергается. Ну а что ты думал? Я испугаюсь такого важного тебя, упаду на пол и начну биться лбом об доски?
— Мне необходимо допросить, — переключает мое внимание на себя Зубрицкий, бросая мимолетный взгляд на мою кисть, перемотанную рукавом, оторванным от рубахи Сивого, — Простите, опросить, – поправляется он, услышав хмыканье Костромина, — О случае, произошедшем в тайге 1 июля сего года. Вы понимаете, о каком случае я говорю?
— Понимаю, — не дожидаясь приглашения, подхожу к столу и сажусь на стул для посетителей. Зубрицкий делает вид, что так и надо, но зыркает недовольно. Впрочем, взгляд тут же становится добродушно деловым. Похоже, менты не меняются, что в XXI веке, что в XIX замашки у них совершенно одинаковые. Помню году так в две тысячи первом или втором мы только с Михалычем работать начинали, нас так же мурыжили за кражу долларов из сейфа заказчика. Главное, мы даже сейф не видели не то, что деньги. Трое суток продержали нас с Михалычем в КПЗ, потом еще две недели таскали в РОВД днем и ночью. Все пытались повесить кражу. А потом выяснилось, что «бакинские» подрезал у папашки отпрыск. Главное никто не извинился даже, ни заказчик, ни менты. Но одно я уяснил четко, что бы ни случилось, всегда надо идти в отказ. Честность