Читать интересную книгу Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна

Ухо прикладываю к двери. Ни шагов, ни голосов. Выбираюсь из своего убежища. В зеркало бросаю короткий взгляд. Красная, как помидор, и глаза припухли. Склоняюсь над раковиной и открываю холодную воду. Блаженно замираю.

Жаль, что нельзя смыть вот так запросто с себя эти его поцелуи…

*********

Данила Князев живет в центре Москвы. Довольно близко, надо сказать, от нашей школы. Что, безусловно, является плюсом. Красивый пятиэтажный дом старого образца, с памятной табличкой на входе. Очень симпатичный на вид. Причем и снаружи, и внутри. Здесь даже консьержка есть! Вот уж чему я удивлялась, побывавши здесь впервые.

— Ну наконец-то! — приобнимая меня за плечи, говорит Данька, встречая у входа. — Валентина Петровна, это ко мне.

— Ясно Данечка, ясно, — качает головой приятная седовласая женщина, окидывая нас любопытным взглядом из-под своих очков.

— Здравствуйте, — вежливо здороваюсь я.

— Добрый день.

Данька подталкивает меня к лестнице, и мы поднимаемся на второй этаж.

— Чего так долго, Ален? — интересуется недовольно, открывая дверь. — Паштет уже почти все твои эклеры слопал!

Эклеры… Наивкуснейшие воздушные пирожные с кремом.

— Я все слышу! — выныривает Аверин из коридора. — А чего так долго-то?

Еще один… Прямо допрос с пристрастием!

— Занималась, — отвечаю размыто.

— Давай повешу, — отбирает мою старую куртку Данька. — Проходи. Паштет, чай Аленке организуй! Или какао, ты что хочешь? На вот тапочки.

— Какао, если можно, — благодарю и смущенно улыбаюсь.

Уже спустя минуту, Пашка ставит передо мной чудесный горячий напиток. Как в рекламе про зайца Несквик. Ульянка его обожает.

На сердце кошки скребут. Скорей бы уже увидеться. Да и болеет. Переживаю. Хоть срывайся в Бобрино, да нельзя ведь, сама много пропустила. За голову хватаюсь сколько всего нужно нагнать. И это притом, что в больнице я старалась заниматься самостоятельно.

— Рассказывай, Алешка, как себя чувствуешь? — толкая меня локтем, спрашивает Паша.

— Да неплохо вроде, спасибо.

— А чего такая… бледная? Как поганка!

— Будто моя кожа когда-то имела другой оттенок, — отмахиваюсь от него я. — На Карибах не бываю…

— И худая. Гляди, почти прозрачная! — восклицает, хватая меня двумя пальцами за запястье.

— Паш, ну хватит, — прошу, снова чувствуя смущение.

— Ален, а это, — мнется Аверин, почесывая затылок. — Дома-то как?

— Нормально, — пожимаю плечами.

— Ален, а твоя мама… Она давно пьет? Просто ты не рассказывала…

Не рассказывала, конечно. Это не то, чем хочется делиться. Пусть даже и с лучшими друзьями.

— Давно, Дань. Только я не хочу на эту тему говорить, хорошо? — поднимаю на него полный мольбы взгляд.

— Ты кушай, Ален, — кивает он, пододвигая тарелку с дивно пахнущими эклерами, которые отчего-то сейчас вообще не вызывают у меня интереса.

— Очень красивые чашки, — разглядывая белоснежный диковинный сервиз, замечаю я.

— Ага, фарфор. Мать любит. Целый склад коробок в кладовке, ей богу!

— Здорово.

— Как ты вообще живешь тут? — поигрывая крышкой от сахарницы, осведомляется Аверин.

— Положи-ка!

Данька предусмотрительно отбирает у него предмет, который по закону подлости, Паша обязательно разобьет. С вероятностью в девяносто девять процентов. Всегда так происходит. Он у нас по натуре разрушитель.

— Не ну правда, Князь. У меня ощущение, что я, как минимум, на приеме у английской королевы! — хохочет Пашка, уворачиваясь от оплеухи друга.

В чем-то Аверин прав. Очень уж тут все вычурно. Европейский стиль. Деревянная резная мебель с изогнутыми ножками. Стены в гостиной обиты шелком. Торшеры с подвесками из хрусталя, канделябры и старые зеркала с позолотой. Повсюду фарфоровые статуэтки и вазы. Прямиком из Китая, по словам Князева. Есть здесь даже камин, отделанный натуральным камнем. А потолок? Это ж и вовсе произведение искусства, с фресками удивительной красоты. В общем, роскошно и изысканно.

Стоит, наверное, сказать, что родители у Данилы — интеллигенты. Отец — заслуженный врач, мать — доктор исторических наук. Семья у друга довольно обеспеченная, ведь предки Князевых в свое время сколотили целое состояние.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Пойдемте в комнату, что ли, — зовет нас Паша. — Скучно.

Беру с собой какао. Он такой обжигающе горячий, что я все никак не могу его пригубить. Присаживаюсь на край бержера[17] и ставлю напиток на специальную подставку, которую заботливо принес мне Даня.

— Ребят, какие планы после окончания школы? — разглядывая крупную статуэтку из китайского фарфора, спрашивает вдруг Пашка.

— МГУ, — пожимает плечами Князев. — Мои предки другого варианта и не рассматривают даже.

— Ой, ну понятно! — кривляется Аверин. — А я пойду на сварщика!

Эта его фраза нас знатно удивляет.

— На сварщика? — Даня вскидывает бровь и недовольно следит за перемещением фигуры слона, ведь друг перекидывает ее туда-сюда. Из ладони в ладонь.

— Ну да, а что? Очень важная профессия, между прочим. Сегодня толкового сварщика не найти. На вес золота, можно сказать!

— А музыка? — недоумеваю я. — Ты же собирался в Гнесинку.

У Паши отличный слух, он играет на саксофоне и фортепиано, поет. Все ему пророчили музыкальное будущее.

— Да какая Гнесинка, Ален? — машет он рукой. — А потом что? Метро, привет?

— Ну почему метро? — дергаю плечом я.

— Да правильно он говорит! — соглашается Князев. — Музыкант — вообще не профессия!

— Ну… Не соглашусь. У Пашки ведь талант.

— Скажешь тоже, — машет рукой Аверин. — Так, среднячком.

— Неправда, — спорю я. — Мне кажется, что тебе нельзя от мечты отказываться.

— От мечты… Мечты меняются, Аленкин. Вот думаешь, к такой, как Грановская, подкатишь на хромой козе, да с баяном?

— Замахнулся так замахнулся, — Князев присвистывает.

— Тебе нравится Вероника? — хмурю брови и недоверчиво смотрю на Пашку. Вот это новости.

Он заливается краской. Понял, что лишнего сморозил.

— Не то чтобы…

Князев заливисто смеется.

— А Грановской нравится Беркутов, — напоминает он с кривой ухмылкой. Эту фамилию он всегда произносит по-особенному.

Меня же в этот момент как током бьет. Потому что только я почти забыла о произошедшем и вот, пожалуйста…

— Ну уж, куда мне, — ехидничает Аверин, с еще большим энтузиазмом подкидывая статуэтку. — Рома — богатый, привлекательный, спортсмен. А тебе, Ален? Ну так, чисто женский взгляд, если отбросить вашу вражду, он бы тебе понравился?

Я, которая наконец-то поднесла в этот момент какао ко рту, от неожиданности его роняю. Да, в лучших традициях немого кино, рука дрожит, и фарфоровая кружка стремительно падает на пол. Я с ужасом наблюдаю, как по персидскому ковру расползается огромное коричневое пятно.

— Ой, — прижимаю ладонь ко рту, поднимаю чашку. Еще и треснула…

— Ален, ну как же так! — хватается за голову Князев.

— Твою ж… — Паша, то ли от шока, то ли от невнимательности, тоже, не успевает поймать несчастную статуэтку, и она летит на пол. С треском разбивается.

— Ой, — вторит он мне.

На Данилу страшно смотреть. В глазах такой ужас, что становится не по себе. Натворили мы делов…

— Дааань…

Тот молча подрывается с места и куда-то убегает. В этот же момент я опускаюсь на колени и беспомощно смотрю на испорченный ковер.

Кошмар. Криворукие…

Апогеем нашего вечернего заседательства является появление в гостиной хрупкой женщины. Она замирает в арке и смотрит на нас внимательным взглядом.

— Здрасьте! — здоровается с ней Паша и неуклюже топчется на месте.

— Добрый вечер, Ярослава Иосифовна, — не своим голосом приветствую ее я.

— ДАНЕЧКА! — кричит она спустя минуту гнетущей тишины.

Князев появляется с тряпкой и очищающим средством в руках.

— Мам? — нервно сглатывает.

— ДАНЕЧКА, что с нашим персидским ковром? — тоненьким голосом интересуется она.