Именно поэтому он выжил в стольких битвах. Разве не он провел одиннадцать лет в пехоте, всегда порываясь быть первым в атаке, чтобы встретить более сильного, чем он, противника — того, кто собьет его на землю и наконец прикончит.
Но ничего подобного не случилось.
До этой минуты. И перед ним сейчас не враг, угрожающий уничтожить его саблей или мушкетом, а женщина. Женщина, к которой его безумно влекло.
«Сдавайся, — потребовала она. — Моя воля сильнее».
И тут она, похоже, права. Его решимость быстро таяла, а вот мужская плоть становилась все тверже. Но разве не этого он искал всю жизнь? Разве он не искал сладостного благословенного поражения?
И если так, то лучше найти его на таком роскошном шелковом поле битвы…
Судьба шептала ему в уши: «Она прекрасна и готова отдаться. Этому суждено случиться. И не важно, сегодня или в будущем году».
И он возьмет ее. Сегодня же! Сейчас!
Рис со вздохом шагнул к ней, и выражение ее лица тотчас изменилось — теперь это был не призыв, а удивление. Несмотря на все свои ухищрения, она не ожидала, что он сдастся.
Но тут он остановился, и Мередит с нежностью прошептала:
— О, Рис… — Она снова протянула к нему руку. — Рис, иди ко мне.
Но его остановил громкий стук в дверь.
Черт побери! Сегодня судьба играет с ним жестокие игры!
— Это наш ужин, — пояснил он. — Пропади все пропадом!
— Наш ужин? И наша ванна? — Мередит приподнялась. Наша ванна. Что ж, прекрасная мысль!
Рис снова смял муслин, гадая, что приличнее: встретить слуг, прикрываясь сорочкой, или позволить им увидеть, как вспухли его брюки.
Сообразив, в чем дело, Мередит сама открыла дверь. Рис же, в свою очередь, принялся изучать шторы, пока горничные с исходившими паром кувшинами проходили по номеру. И каждая из них выливала воду в быстро наполнявшуюся ванну. Рис сделал вид, что изучает парк, когда слуга, вкатив небольшой столик, убрал с блюд серебряные крышки. Настоящий пир!
— Спасибо. Это все, — раздался голос Мередит. И дверь тихо закрылась.
Рис перевел дыхание и повернулся к Мерри. Смущенно улыбаясь, он протянул ей безнадежно скомканную ночную сорочку, но тут же отбросил ее в сторону.
— Она все равно тебе не понадобится.
— Не понадобится?
— Совершенно верно.
— Вот и хорошо. Ну, что будем делать? Сначала поедим? Или искупаемся? — Глаза ее сверкнули. — Говори же!
— Сначала — ужин, — решил Рис, придвигая стулья к столику. — Затем — ванна. А уж потом я не выпущу тебя из постели.
— О, вот это мне нравится…
Щеки Мерри покраснели, и она, усевшись, подняла бокал с вином.
— Может, тост?
Рис тоже поднял бокал с кларетом.
— За прелестную миссис Сент-Мор, леди Эшуорт. И за самый сладостный медовый месяц!
— Будь же серьезным, Рис! — хихикнула Мередит.
— Я совершенно серьезен.
Он подождал, когда смолкнет ее веселый смех.
— Общество считает нас мужем и женой, Мерри. И насколько я понимаю, эта ночь — начало вечности.
Изучая свой бокал, Мередит издала какой-то странный звук. Наконец со стуком поставила свой бокал На столик.
— Мерри, в чем дело?
Она взяла нож с вилкой и стала есть.
— Ответь мне, Мерри. В чем дело?
— Не знаю… Просто я не твоя жена.
— Но будешь ей.
Рис воткнул вилку в кусок говядины, и тарелка заскрипела под зубцами.
— Послушай, Мередит, я знаю, что жизнь научила тебя осторожности. Меня не было четырнадцать лет, и я вернулся только несколько недель назад. Твои колебания вполне понятны. Но я не просто похотливый путешественник, остановившийся на ночь в гостинице.
— Я это знаю, — пробормотала Мередит, гоняя горошину по тарелке.
— Вот и хорошо, что знаешь. Оглашения прочитаны уже дважды. Перед всей деревней. Угрозы, вандалы, камни в голову… За последние недели я все это выдержал, и ничто не поколебало моих планов восстановить Нетермур и мою веру в то, то мы должны пожениться. Но ты по-прежнему не веришь мне.
— Не верю. Но и ты мне не веришь. Если бы верил, предложил бы выбрать самой, спросил бы, хочу ли я выйти за тебя замуж. Но ты просто заявил, что это неизбежно. То есть вместо предложения руки и сердца я слышу казарменные команды и пророчества. Где же тут доверие?!
Рис вздохнул:
— Ешь, Мерри. Вода остынет.
— Ты прав. Не будем спорить. Мы еще посмеемся над этим утром.
Рис нахмурился.
«Значит, она так думает? Думает, что для меня все изменится с приходом утра? Может, в этом причина ее колебаний?»
Да, наверное, она считала, что если он удовлетворит свою похоть, то всякое желание жениться у него исчезнет? Что ж, если так, то ему просто придется доказать беспочвенность ее страхов. Лучше всего овладеть ею ночью, причем так, чтобы она потеряла голову. И сказать утром, что его намерения не изменились. Не слишком сложная задача.
Рис, как всегда, ел быстро. Но он вдруг заметил, что Мередит наблюдает за ним, водя пальцем по краю бокала.
— Ты поела? — спросил он, вытирая губы льняной салфеткой.
— О да, — кивнула она, поднимаясь.
— Можем мы принять ванну так же быстро, как поужинали?
— Да, Рис, если помоемся вместе.
Ему понравилось такое предложение. А кое-какие части его тела были в восторге.
Рис подвел Мерри к ванне, где та провела целую минуту, воркуя над керамическими изразцами и разрисованным тазиком для умывания. Одновременно она вынимала шпильки из волос перед туалетным столиком.
Увидев, что она отвлеклась, Рис воспользовался возможностью поспешно и незаметно раздеться. Сколько бы она ни уверяла, что не испытывает отвращения к его шрамам, что находит его тело — вопреки здравому смыслу — привлекательным, все же ему было не слишком приятно раздеваться перед ней. Она видела его без рубашки, но полная нагота — дело другое. Лампы, зеркала и сверкающие белые изразцы освещали все его недостатки и несовершенства.
А их было слишком много.
Раздевшись, Рис молча пересек комнату и стал за спиной у Мередит, сидевшей у туалетного столика. Должно быть, она наблюдала за ним. Положив руки ей на плечи, он отодвинул ее от зеркала, и она тотчас же откинулась спиной ему на грудь. Затаив дыхание, Рис обнял ее и стал расстегивать дорожный жакет.
Вздохнув, Мерри подалась вперед и опустила руки, чтобы ему было удобнее ее раздевать. Рис отбросил жакет и принялся расстегивать блузку с высоким воротом. Теперь ее дыхание участилось. Его пальцы скользнули ниже, затем еще ниже. Груди Мередит тяжело вздымались, словно стремились побыстрее очутиться на свободе.
Когда последние две пуговки выскочили из петель, он распахнул блузку, обнажив белоснежную шею Мередит. И теперь ее груди, поддерживаемые корсетом, прикрывал только тончайший муслин сорочки. А темная ложбинка меж грудей, казалось, хранила какие-то тайны.